Выбор Пути (СИ) - Щепетнёв Василий

— Это студентки-то?

— Да. Они ещё молодые, но они растут. И Ольга Стельбова, и Надежда Бочарова, и Антон Кудряшов. Растут вместе со мной. Приобретают уникальный опыт. И года через три-четыре страна получит специалистов самого высокого уровня. Ну, я так считаю.

— Я понимаю, понимаю. Думаю, что мы сможем дать положительную характеристику участникам вашей команды. При условии, что вы за них ручаетесь, конечно. Ручаетесь, что и здесь, и в капиталистической стране они будут вести себя соответственно высокому званию советских людей.

— Я в них уверен настолько, насколько вообще можно быть уверенным в людях, которых знаешь много лет.

— Ну, и славно. И они, и особенно вы, Михаил Владленович, на хорошем счету. Желаю вам на таком счету оставаться и впредь.

— Буду стараться, — скромно ответил я. Слово «впредь» меня слегка смутило: нарочитая старомодность специально для меня, или это для капитан-полковника естественный оборот?

Разница есть.

И я, распрощавшись, покинул квартиру. Вопросов у меня осталось множество, но задавать я их не стал. Неуместно это — задавать вопросы, зная, что никакого права на ответы ты не имеешь.

Я немного опасался, что меня будут вербовать в информаторы. Чтобы писал сводки о настроении в институте, давал характеристики отдельным студентам, а то и преподавателям. Но не стали меня вербовать. Видно, приберегли на иное.

В итоге с гуся мы имеем что?

В итоге с гуся мы имеем невнятное обещание выпустить меня с командой в Вену. В обмен на примерное поведение, которое, в первую очередь, заключается в умолчании события прослушивания дачи Стельбова.

Я ведь не какой-нибудь журналист из американского детектива, который берется расследовать то, что его совершенно не касается. У журналиста, по крайней мере, есть возможность лавировать: если закон нарушила республиканская администрация, он обращается в демократическую прессу, а если демократическая администрация — в республиканскую.

У нас не то. У нас проще. Помалкивай, и всего делов. Кто прослушивал, зачем — да какое мне дело? Сказал по-соседски Андрею Николаевичу, и довольно. А уж член ЦК КПСС сам решит, к демократам ему идти за подмогой, или к республиканцам. Они, конечно, у нас так не называются, но диалектический материализм настаивает: нет и не может быть единства в партии, состоящей хотя бы из двух человек. А когда их миллионы… Основная масса, конечно, привлечена как балласт, для устойчивости. А среди активных есть левое крыло, есть правое крыло, есть ещё какое-нибудь крыло. Серафим и то шестикрылый, чем партия хуже?

Нет. Не касаюсь, не лезу, не думаю. Пока. А думаю о предстоящем турнире.

Организацией выезда занимаются Ольга и Надежда. По своим каналам. Я лишь написал обоснование для выезда — оказание квалифицированной поддержки для достижения максимального результата в Венском Шахматном Конгрессе 1974 года.

Справятся. Андрей Николаевич пособит, и его сестра. На крайний случай есть ещё и Галина, но этот козырь я приберегу.

Я уселся в «ЗИМ». Через полчаса закончатся занятия в автошколе.

Может, нам в кино сходить? В «Юности» идет фильм с заманчивым названием «Шах королеве бриллиантов». Намёк? Борьба фракций? Или просто — кино?

Глава 17

22 февраля 1974 года, пятница

ТЕОРИЯ ВЗАИМНОГО ПРИСМОТРА

Отель «Сойка» был бедненький, но чистенький.

— Ничего, мы тут быстро всё изгваздаем, — сказала Лиса, оглядевшись.

Пошутила, конечно. С дороги всякая шутка хороша.

Прилетели в Вену мы в девять сорок пять по местному времени. Разница с Москвой два часа, ощутимо. Летели с комфортом, на «Ил-18», но в Шереметьево мы прибыли к шести по московскому. А встали и вовсе в половину пятого, то есть по местному времени в половине третьего ночи. Заграничный вылет для нас дело ещё непривычное, волнующее, хотя виду я не подавал, держался уверенно. Я-то уже летал в Хельсинки, бывалый путешественник.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ладно. Сели, полетели, посмотрели с высоты на заснеженную родину. Долго смотрели, поели, чем Аэрофлот порадовал, опять посмотрели, а там и Швехат, венский аэропорт. Мы вышли, получили багаж, а самолет полетит дальше, в Африку. Без нас.

Ничего, как-нибудь и мы туда слетаем. А пока — Вена. Двадцать минут электричкой, и мы в великой столице теперь уже маленькой страны. А ведь были времена…

Но нам было не до исторических экскурсов. График!

Сначала — отель «Сойка», где забронированы три номера: первый одноместный, получше, для меня, второй одноместный, попроще — для Антона, и двухместный — девочкам. Отель маленький, на двенадцать номеров, и мы сразу заняли три. Февраль — не сезон и в Вене, потому нам очень рады.

Заселились, умылись, приоделись, и на вызванном такси поехали в редакцию «Фольксштимме», газеты австрийских коммунистов. Да, да и да! Это мы придумали ещё в январе. Точнее, придумала Лиса. Когда она проходила выездную комиссию в обкоме, старая большевичка, спросив сначала, кто лидер австрийской компартии (товарищ Франц Мури, разумеется!), потом какая газета у австрийских коммунистов, и под конец посоветовала, буде мы попадем в Вену, читать именно её, газету австрийских коммунистов, а не клеветнические буржуазные. Тут-то Надежде и пришла идея: а не задружить ли нам с газетой? От этого большая польза может быть — в перспективе.

Списались. Договорились. И теперь едем в редакцию органа австрийской коммунистической партии, газеты «Фольксштимме». Я и Антон, как внештатники «Молодого Коммунара», Ольга состоит в редколлегии журнала «Степь», а Надежда — в редколлегии институтской многотиражки «За здравие!». То есть, некоторым образом, журналистике мы не чужды. Дружеский визит журналистов-комсомольцев СССР к коллегам, журналистам-коммунистам Австрии — что может быть естественнее? Тем более, что в обкоме нашу идею одобрили.

Помещение редакции, прямо скажу, не потрясало. У нашей молодежки и помещений, и сотрудников в десять раз больше. И тираж тоже в десять раз больше. Или в двадцать. Трудно коммунистической газете в капиталистической стране.

Но нам обрадовались. Все четверо сотрудников газеты. Очень. Особенно когда Антон достал из портфеля сверток с бутербродами (куплены в Вене) и бутылку «Столичной» (привезена из Москвы). Пока очищали стол от бумаг, у меня успели взять интервью (о турнире, о моих надеждах, о положении шахматистов в СССР, ведь и о спорте, и о шахматах «Фольксштимме» тоже пишет, а как же!) и сфотографировать с газетой в руках, так, чтобы был виден заголовок. И порадовали: Венский шахматный конгресс будет проходить в Доме Железнодорожника, принадлежащем австрийскому профсоюзу работников железнодорожного транспорта. Сговорились они, что ли? Но примета хорошая.

И с остальными тоже провели коротенькую беседу-интервью под карандаш. О советской прессе, о советской жизни, о советской молодежи. Потом выпили водку (ни я, ни девушки не пили, что было воспринято с пониманием, переходящим в воодушевление, да и Антон тяпнул крохотную рюмочку, граммов десять, остальное — хозяева, по чарке на человека и вышло), съели бутерброды, и расстались с чувством усилившегося взаимопонимания. Ах, вот ещё: мы подписались на газету. На месяц. С доставкой в гостиницу. Я выиграл спор. Ольга считала, что подписку нам просто подарят, я — что возьмут деньги до последнего гроша. Взяли, конечно. Капиталистическое окружение, оно способствует…

Кстати, о грошах. В австрийском шиллинге сто грошей, за немецкую марку дают семь с половиной шиллингов. Такова реальность. И с ней следует считаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Доехав до Немецкого Банка, мы такси отпустили. Пошли за валютой. У меня на счету пять тысяч марок, приз за победу над Кересом. Свободный от налогов — налоги за меня уплатил оргкомитет того матча. Я взял часть наличностью, в шиллингах, на первоначальные расходы, поскольку рублей нам в Союзе поменяли маловато. Ну совсем маловато. А везти рубли через границу я не стал. Австрия не Финляндия, спрос на рубли тут невелик. А риск велик.