Слово и мысль. Вопросы взаимодействия языка и мышления - А. Кривоносов

Прислушаемся ещё раз к голосу Маркса, Энгельса, Ленина: а) «… люди дают названия целым классам этих предметов, которые они уже отличают на опыте от остального внешнего мира» [Маркс, Энгельс т. 19:377 – 378]. б) «Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с её природой» [Маркс, Энгельс т. 23:110]. в) «Вещь имеет свойство, состоящее в том, чтобы производить в другом то или иное (действие – А.К.) и обнаружить себя своеобразным способом в своём отношении к этому другому» [Ленин т. 29:134].

4) Идеальная сторона языка тоже не произвольна, ибо она, как

считает большинство лингвистов, отражает действительность

Панфилов считает, что Соссюр сводит идеальную сторону языковых единиц к значимости, что идеальная сторона языковых единиц произвольна, т.е. она не является результатом отражения действительности, ибо она – продукт системных отношений. [Панфилов, ВЯ, 1975, №3:34]. Если идеальная сторона слова тоже имеет знаковую природу, пишет Панфилов, то это логически вытекает из той концепции сущности языка, согласно которой языковые единицы есть продукт тех отношений, в которых они живут в языковой системе и порождается этими отношениями. Это есть отождествление значения с отношением между знаками. [Панфилов 1982:68 – 69]. Панфилов отрицает понятие «значимости» Соссюра, потому что она сходна с дистрибутивным анализом, согласно которому для определения значения слова и других уровней достаточно учесть дистрибуцию этих языковых единиц, т.е. их окружение. По Панфилову, языковое значение невозможно определить на основе синтагматических связей. Следовательно, идеальная сторона языковой единицы не может рассматриваться как продукт её отношения с другими языковыми единицами. Идеальная сторона языковой единицы имеет ту же природу, что и содержание абстрактного, обобщённого мышления, формируется в связи с отражением объективной действительности, есть её образ и не может рассматриваться как знаковая по своей природе. [Панфилов, ВЯ, 1975, №3:35].

По Панфилову, практика лингвистических исследований и опыт машинного перевода показали, что языковое значение невозможно определить не только на основе учёта синтагматических связей, но и всей совокупности системных связей соответствующих языковых единиц и что, следовательно, идеальная сторона языковых единиц не может рассматриваться только как продукт её отношения с другими языковыми единицами.

Будагов считает, что значения слов имеют абсолютные свойства, не зависящие от системы языка. Значение определяется отражением объективной действительности, а система языка лишь оформляет и видоизменяет содержание значения. «Для всякого русского человека прилагательное, например, красивый имеет определённое значение не только потому, что оно соотносится с прилагательным некрасивый…, но и „само по себе“, как слово русского языка, имеющее определённое значение» [Будагов, ВЯ, 1978, №4:7]. Серебренников справедливо рассматривает значения слов не как отражения реального мира, а «как порождение человеческой фантазии», тем самым неосознанно указал на действительно условный знаковый характер языка, в котором все его единицы познаются только в системе: смерть пожинает свои плоды; солнце скрылось за горизонтом; река играет; промчались годы. [Серебренников 1988].

Ссылка Панфилова на то, что значение слова есть отражение действительности, и стало быть слово в любом его значении не нуждается в какой-то дополнительной структуре, есть типическое заблуждение некоторых лингвистов, будто знаки стол, стул отражают свойства этих предметов. Отброшено основное свойство знака – его условность, немотивированность, отсутствие в знаках свойств отражаемых предметов.

Самым убедительным фактором реальности теории релятивизма, относительности в языковой системе служат классификации слов по частям речи в разных языках. Нет ни одного слова вне этих частеречных систем. Если слово принадлежит к какой-либо части речи, то оно уже a priori наделено какими-то определёнными морфологическими и синтаксическими признаками. Если в языке рождается новое слово, независимо от того, как оно произошло, оно одновременно снабжается также его морфологическими и синтаксическими формами.

5) «Субстанция» и «отношения» – взаимозависимы и

взаимообусловлены?

Правда, представители марксистского языкознания допускают и фактор «системности», «отношений». В формировании идеальной стороны языковых единиц, пишет Панфилов, играет также фактор системности. Поэтому наряду со значением, как результатом отражения объективной действительности, Панфилов выделяет и значимость как результат действия фактора системности. [Панфилов 1977:81 – 82; 1982:89].

Но роль значения (субстанция) и значимости (отношения) в конституировании идеальной стороны языковых единиц, пишет Панфилов, различна на различных языковых уровнях. Часть морфем полностью лишена значения, их идеальная сторона сводится к значимости. В других морфемах фактор отражения играет основную роль (число у существительных, время у глаголов). Но есть морфемы, идеальная сторона которых образована фактором отражения и системностью. На более высоком уровне – лексическом в конституировании идеальной стороны определяющую роль играет фактор отражения действительности, хотя могут быть и реляционные моменты. Таким образом, пишет Панфилов, методологическая несостоятельность структуралистов состоит в абсолютизации относительной самостоятельности языка в его отношениях к мышлению, в абсолютизации фактора системности языка и реляционных свойств, которые присущи языковым элементам. [Там же:90 – 91]. «Отношения реально существуют, но лишь постольку, поскольку есть отношения вещей… Не существует отношений помимо вещей, но не существует и вещей, их свойств вне их отношений» [Там же:73]. «С позиций диалектического материализма отношение – это всегда отношение вещей по какому-либо свойству, присущему каждому из них. Не существует отношения вне отношения вещей [Панфилов 1977:60 – 62]. Связи не существуют в пустоте, их нельзя отрывать от предметов материального мира, от природы явлений…» [Филин 1982:25].

Всякое отношение существует между чем-то и чем-то. Если нет этого «чем-то и чем-то», то нет и отношения. Во всяком знаке есть то, что не есть отношение, он не сводим к отношениям. Система отношений предполагает члены отношения. Но эта «система отношений» есть отражение того или иного предмета, следовательно, нет никакой системы отношений внутри знака или между знаками. Знак вещи не пустая форма, он наполнен содержанием, которое он позаимствовал от той связи, знаком которой он является. [Лосев 1995:66 – 67].

Но «значимость» Соссюра включает и значения: каждое средство есть именно такое не потому, что оно само по себе такое, а потому, что окружается значениями других слов, отличных от первых. Все объекты познания характеризуются связанностью, взаимообусловленностью, все они структурны по своей природе [Чесноков 1966:109]. Природа единицы состоит в его отношении к какому-либо факту мышления. Но сущность единицы не только в её внутренней природе, но и в системе других явлений этого же порядка. Внутренняя природа других единиц также состоит в их отношении к определённым фактам мышления. Следовательно, сущность языкового факта характеризуется его прямым отношением к соответствующему мыслительному факту, так и к другим фактам мышления через другие факты языка [Там же:207].

В языковой структуре закономерные отношения между её компонентами устанавливаются на основе реальных качеств этих компонентов. Эти качества есть основа для её дальнейшего развития, которое осуществляется в соответствии с особенностями данной структуры. Между тем и другим устанавливаются отношения взаимозависимости. [Звегинцев 1962:74].

Если полагать, пишет Ломтев, что знак не имеет значения вне контекста и получает его только в контексте, то мы допускаем, что значение знака есть его функция и всецело определяется контекстом. Если считать, что языковой знак отражает объективную действительность, то мы признаём, что значение знака обладает собственной природой, а контекст лишь уточняет значение слова, но не определяет его. Таким образом, не контекст определяет значение слова, а, напротив, значение слова определяет контекст. [Ломтев, ВФ, 1960, №7:131].

Каждый компонент системы имеет свои внутренние признаки, независимые от системы, но находясь в системе, отдельный компонент приобретает и реляционные свойства как результат его взаимодействия с другими компонентами. Элементы любой системы настолько определяются системой, настолько они сами определяют её. Каждый элемент в шахматной игре является таковым именно потому, что он отличен от других, но и в силу своих внутренних свойств. Если бы он сам по себе был иным, то и отношение других элементов к нему было бы иным. Ладья – 2-я фигура в игре по боевой силе не только потому, что она по боевой силе вторая фигура в игре, но и в силу своих собственных качеств. Если она станет 1-й фигурой, то это приведёт к изменению реляционных признаков других фигур. «Всякая система, таким образом, есть единство абсолютного и относительного. Точно так же и в языке: каждое слово особо потому, что не есть другое. Язык есть сложная система средств общения и их значений, но именно в силу этого он не может быть чистой формой, голой структурой, а выступает как единство вполне предметных чувственно-материальных фактов и их значений, объединённых закономерными отношениями. [Чесноков 1966:111 – 112].