Запрети себя любить - Каролина Шторм

что она редко так одевается.

– Традиция, – поясняю матери. Она далека от всего этого. Замужем не была ни разу. В свидетельницы её не приглашали. И подруг у неё практически не было. Всю жизнь во всём – сама. Поэтому с виду кажется суровой. Её боятся многие. Я сам в детстве не знал, как к ней подступиться. С бабушкой было проще.

– Будет выкуп?

– Если честно – не знаю. Может, что-то и придумают. Милада сказала, чтоб я не заморачивался. Главное – это торжество.

– А я думала, что главное – это роспись. Или нет?

– Да, – соглашаюсь. – Получить штамп в паспорте и клеймо в голове.

Как-то вяло у меня вышла эта шутка. Не удалось поднять настроение ни себе, ни ей.

– Паш, – вдруг спрашивает мама, – а ты уверен, что тебе это нужно?

– Уверен, – твёрдо заявляю я.

Самоубеждение – великий дар. А поскольку мама меня плохо чувствует и понимает, то запросто поверит. Не знаю, почему, но между нами никогда не было глубокой эмоциональной связи. Я легко мог её обмануть, выдав ложь за правду. Она редко вникала в суть. Ей это было неинтересно. Сын жив, здоров, дома появляется, в учёбе успевает – что ещё надо? А то, что происходит у меня внутри, это уже не её проблемы. Она отвечала за мою безопасность. Но большего дать не могла.

Кого я обманываю? Она просто не хотела.

– Хорошо, что ты приехала, – говорю не от чистого сердца, а просто из вежливости. Хорошие сыновья с благодарностью относятся к матерям. Я, увы, далек от совершенства. Но свою порцию внимания ей готов подарить. Она всё равно не распознает ложь. Ей глубоко это безразлично.

Напяливаю на себя пиджак. На шею надеваю галстук. Мать помогает мне его завязать. Быстро и ловко. Как будто всю жизнь этим занималась. Рубашка белая. И если я не напьюсь в хлам и не свалюсь под стол (что вряд ли, конечно), то белой она и останется. Костюм мне обошёлся недешево. Но тесть постарался – премию вовремя подогнал. И расчетные с клуба я специально для свадьбы сберёг.

Миладе наряд оплачивали родители. Я хотел выбрать кольца. Долго спорил с ней по этому поводу. Меня устраивало самое простое без огранки и камней. Но Миладе хотелось из белого золота с гравировкой. В общем, плюнул я на это дело. Взял себе то, что приглянулось. А она в итоге осталась при своём. Кольца будут разные. Хотя кто на это смотрит? Гостям лишь бы наесться, напиться, да развлечься как следует. Можно с мордобоем. Прикольно было бы. Но с моей стороны почти никого нет. А те, кто от Шумаковых, все скучные, занудные. С ними подраться даже не получится. Толкнёшь одного мордой в снег – он там и останется. И какой тогда интерес?

Я поймал себя на мысли, что было бы неплохо замутить какой-нибудь скандал на собственной свадьбе. Душа хулигана наружу рвётся. Сейчас прям что-нибудь запоёт! Эх… Был бы Евгеша, мы б с ним вдвоём что-нибудь сыграли и спели. Почему я его не позвал? Почему такой дурак? Мне было бы гораздо приятнее отметить такое важное событие в моей жизни с лучшими друзьями. А придёт один Юрец. И его подруга. Мне она никто, но раз они в паре, я не могу не пригласить и её. А ведь эта самая подруга в одной комнате с Ксюшей в общежитии живёт. И, конечно, ей всё расскажет. А та будет слушать, подперев кулачками своё хорошенькое личико и молча глотать слезинки. Но мне не будет жалко. Я о ней вообще не буду думать. Даже вспоминать. Зачем? Я сделал свой выбор, она – свой. Может, когда-нибудь, спустя время я и вспомню этот милый образ с огромными бездонными глазами. Может, тогда почувствую сожаление о том, что ушло безвозвратно.

Но только не сейчас!

Застёгиваю все пуговицы, оправляю пиджак, смотрю на себя в зеркало – хорош!

– Ну, как, мама?

Она чуть улыбается (может, мне это только кажется?) и тихо говорит:

– Отлично выглядишь.

А в словах её мне мерещится совсем другое: «Ты так похож на своего отца, Паш…»

Её горечь – непроходящая годами.

* * *

А вот и Юрец. Легок на помине. Затянут в костюм по самые уши. Выглядит стройнее, чем всегда. Я не могу не пошутить на эту тему:

– Тебя, что, в корсет затянули? Или Маша на диету посадила?

Юрец всегда без обид. Жмёт мне руку и отвечает:

– Ты давно меня не видел, Паш. Время идёт мне на пользу.

Маша, конечно, с ним рядом. Ростом как он, на каблуках едва ли не выше. Хорошо выглядит. Я бы даже назвал её симпатичной. Раньше никогда не обращал внимание. Скучная она, зажатая. А с Юрцом раскрепостилась, стала чаще улыбаться. Вообще, улыбка девушку красит. Если, конечно, у неё зубы в порядке.

Подумал так и начать ржать. Все посмотрели на меня. За идиота, наверное, посчитали. А у меня смех нервный. Смеюсь так, как будто рыдаю. И глаза увлажнились.

– Паш, возьми себя в руки, – тихо советует Юрец. – Чего так разволновался?

– Первый раз, всё-таки, – отвечаю я. – Это всегда волнительно.

Он смотрит на меня пристально. Юрец один, возможно, понимает, что сейчас со мной происходит. Но он ни слова не скажет при посторонних. Только взглянет сочувствующе, потом улыбнётся и скажет: «Нормально всё, Паша. Прорвёмся – держись!»

– Я сам этого хотел, – шепчу ему, когда отходим в сторону. Женщины занялись своими делами. О чём-то беседуют. Обе неразговорчивые. На этом, видимо, сошлись. Молчать вдвоём тоже можно.

– Что не так теперь?

Юрец беспокоится. Он всегда близко к сердцу принимает всё, что у меня в жизни происходит. Глупо, конечно, но я только сейчас это понял. Раньше мне казалось: я всем безразличен. С Евгеном были у меня более или менее тёплые отношения, но это до поры до времени. Пока между нами девушка не встала. При чём она даже не собиралась. Он ей просто понравился. И она ему… А потом вмешался я. Всё испортил.

– О чём ты думаешь? – Юрец пытается заглянуть мне в глаза, прочесть там что-то. Одна сплошная муть. Глаза – отражение души. И если они так часто меняют цвет, как мои, что можно говорить о душе? Ей нет места, нет покоя. Мне двадцать три. Я скоро стану отцом. Жизнь же удалась! Что это я?

– Юрец, всё отлично! – внезапно ощущаю прилив сил. – Пора за невестой ехать. Роспись через два часа.

– Ну, так чего мы ждём? – Юрец одобрительно хлопает