Холод южных морей - Юрий Шестера

Между тем капитан приказал послать на салинг матроса с ружьем, чтобы подстрелить одну из этих птиц. Тот стрелял несколько раз, но так и вернулся ни с чем.

— У меня что пушкари, что стрелки — одно расстройство! — воскликнул раздосадованный капитан. — Не команда военного судна, а сброд каких-то недотёп! — разбушевался он. — А еще смеют гордиться славным Андреевским флагом, под которым пересекаем уже второй океан! Позор, да и только!

И нервно заходил по мостику, не обращая внимания ни на вытянувшегося в струнку вахтенного офицера, ни на рулевого, застывшего у штурвала, ни на взгрустнувшего Андрея Петровича. Он знал, что сегодня же вся команда узнает о его словах, и был рад возможности встряхнуть матросов, погрязших в однообразности нелегких матросских будней.

«Надо будет, не откладывая в долгий ящик, найти какой-нибудь предлог побаловать их хорошим обедом и стаканом пунша, чтобы отвратить уныние и скуку, которые могут родиться в столь продолжительное время единообразия и опасности, когда льды, непрерывный снег, туманы и слякоть неизменно сопровождают нас. Ведь известно, что веселое расположение духа подкрепляет здоровье. И напротив, скука и унылость рождают леность и неопрятность, а от сего и происходит цинготная болезнь», — рассуждал он.

В это время раздался ружейный выстрел с «Мирного», шедшего в кильватере «Востока», и тот стал поворачивать к ветру. С него по телеграфу сообщили, что капитан подстрелил крачку, и сейчас они ложатся в дрейф, чтобы подобрать трофей.

— Вот это стрелок! — восхищенно воскликнул Фаддей Фаддеевич, сразу же забывший о своей досаде. — Ай да Михаил Петрович! Попасть в такую небольшую и верткую птицу с первого выстрела! Да не с салинга, а с мостика! Это тебе не плавно парящий огромный альбатрос! — никак не мог успокоиться он, радуясь удачному выстрелу Лазарева.

— А почему бы не попробовать самому, Фаддей Фаддеевич? — предложил Андрей Петрович.

— Э нет, увольте. Вот из пистолета я хоть сейчас готов стреляться на дуэли. А с ружьем я как-то не в дружбе.

— Тогда разрешите стрельнуть разок-другой мне, Фаддей Фаддеевич? — попросил мичман Демидов. — Может, и искуплю свою вину.

Капитан заколебался, боясь еще раз оконфузиться перед капитаном «Мирного», но видя мольбу в глазах молодого человека, махнул рукой.

— Семь бед — один ответ! Пробуйте, Дмитрий Николаевич, пока вокруг не видно льдов.

Мичман тщательно зарядил принесенное ружье и изготовился к стрельбе. Когда же прямо над шлюпом показалась очередная крачка, он вскинул ружье и выстрелил, почти не целясь. Та же, словно споткнувшись в полете, скользнула с паруса на парус и замертво упала на палубу.

— Изрядно! — только и вымолвил пораженный капитан. А затем обнял удачливого стрелка. — Не все же Лазареву трофеи добывать. Да еще с доставкой на дом. Мы и сами с усами. Ведь так, Дмитрий Николаевич?!

— Так, Фаддей Фаддеевич! — просиял счастливый вахтенный офицер.

— Этим выстрелом, Дмитрий Николаевич, вы подтвердили, что достойны лейтенантского чина, с которым я вас и поздравляю! — вдруг сообщил начальник экспедиции.

— Служу Отечеству! — вытянулся в струнку новоиспеченный лейтенант. — Но все же как-то, право, неожиданно Фаддей Фаддеевич… — растерянно промолвил он.

— Примите поздравления с производством и от меня, Дмитрий Николаевич! — от всей души поздравил Андрей Петрович вахтенного офицера, все еще до конца не пришедшего в себя. — Банкет за вами, господин лейтенант.

— Непременно, Андрей Петрович! — никак не мог поверить тот в произошедшее.

* * *

— Близится берег, Андрей Петрович. Ведь до ближайших к нам островов не менее 1200 миль к северу. По такому расстоянию невозможно предполагать, что птицы прилетели с их берегов, — рассуждал Фаддей Фаддеевич.

Тот соглашался, радуясь, что его прогнозы подтверждаются.

— Подходим к точке пересечения курса кораблей капитана Кука, — предупредил штурман Парядин.

— Похоже, Андрей Петрович, вы опять правы, — удовлетворенно констатировал капитан. — Льдов-то на самом деле не видно. А вот Кук из-за них в этих местах продвинуться дальше на юг уже не смог.

— Подождите радоваться, Фаддей Фаддеевич, — еще не вечер…

И как бы в подтверждение его слов, через некоторое время раздался с салинга голос впередсмотрящего:

— Вижу большие льды на зюйде!

Капитан озадаченно посмотрел на Андрея Петровича.

— Что же получается? Сейчас довольно неплохая видимость, и с салинга горизонт просматривается миль на пятьдесят, максимум на шестьдесят. Это соответствует примерно одному градусу широты. Однако в предыдущие попытки мы встречали большие льды на три градуса южнее той точки, где мы сейчас находимся, то есть не мене, чем на сто пятьдесят миль южнее.

— Получается, что здесь мы встретили льды значительно севернее, чем раньше, — подтвердил Андрей Петрович. — Это, с моей точки зрения, можно объяснить двумя причинами.

Во-первых, тем, что мы сейчас подходим к большому ледяному полю, оторвавшемуся от припая и дрейфующему к северу. Однако это маловероятно по причинам, которые мы уже обсуждали ранее.

Во-вторых, можно предположить, что берег южного материка, который мы открыли, но конфигурации которого, естественно, не знаем, после нашей предыдущей попытки подвернул несколько к северу. Это, как мне кажется, наиболее приемлемое объяснение происходящему.

Но, как бы то ни было, берег где-то рядом, и свидетельством тому являются морские ласточки, по-прежнему летающие над шлюпом.

Капитан напряженно думал, осмысливая доводы ученого.

— Во всяком случае, мне ясно одно — нужна еще одна попытка прорыва на юг. Тогда и должно все стать на свои места.

Андрей Петрович согласно кивнул головой:

— Другого выхода у нас просто нет.

* * *

На рассвете увидели на юге около десяти ледяных островов и много плавающих небольших льдин.

Перед полуднем, проходя мимо одной из таких льдин, Беллинсгаузен приказал лечь в дрейф и послал к ней две шлюпки за льдом. Большая зыбь с востока мешала колоть лед, но когда привезли его первую партию, капитан снова направил шлюпки, сменив команды, к льдине. Когда же они уже подошли к ней, то ветер стал дуть шквалами, покрывая горизонт туманом. И по сигналу, поданному с шлюпа, они тотчас вернулись к нему.

В это же время и с «Мирного» направили две шлюпки к другой льдине, которые тоже набрали льду. Но так как он оказался дряблым и потому пропитанным морской водой, то Лазарев приказал выбросить его за борт.

Ветер все более и более усиливался с туманом и мокрым снегом. Было два градуса мороза. Мачты, паруса, снасти, да и сами шлюпы обледенели, и матросы едва успевали счищать снег с палубы. В этих условиях было очень опасно оставаться среди льдов, дожидаясь хорошей погоды, и Беллинсгаузен, скрепя сердце, повернул шлюпы на север.