Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу! - Ирина Степановская

Нине нравились Юрины руки. Они вызывали в ней напряжение. Ей казалось, что они очень сексуальны. Иногда ей представлялось, как он ласкает ими другую женщину. Может быть, ей и хотелось бы пережить с ним новый роман, но по природе она была спокойным, рассудительным человеком и не верила в настоящую, новую и, самое главное, прочную любовь. А завести небольшую интрижку, так что потом неудобно будет смотреть в глаза друг другу, она не хотела. Нужно отметить, что и Юра не применял всех тех уловок, которые обычно используют мужчины из желания поддразнить женщину или воздействовать на ее подавленные инстинкты. Он не смотрел со значением ей в глаза, не прикасался к ней как бы случайно, не повторял за ней ее слов, не снимал с ее одежды несуществующих соринок, не делал двусмысленных комплиментов, не старался быть предупредительным – в общем, никак не обнаруживал, что он рядом с ней – мужчина. Однажды Нине случайно в голову залетела неприятная мысль, что Юра не ведет себя как мачо лишь потому, что она ему как женщина неинтересна. Но тут же дал о себе знать выработавшийся с годами инстинкт самосохранения, и Нина сказала себе, что в коллективной работе такие сексуальные манки могут сослужить лишь плохую службу. Роман, даже если он и состоится, быстро закончится, как и начался, а постоянно видеть рядом мужчину, который еще недавно оказывал тебе знаки внимания, а потом стал абсолютно равнодушным, еще тяжелее. Этим она успокоилась и работала рядом с Юрой, не трепеща и не вздыхая. Почему-то она стала представлять его отцом многочисленного семейства, задерганного бытом и многочисленными заботами, без сил, без желания смотрящим вокруг себя. Во всяком случае, по отношению к женщинам (так она себя утешала) интереса и любопытства, присущих здоровым самцам, еще инстинктивно направленным на продолжение рода, ему явно не хватало. Ей стало с ним легко и просто. Что думал о ней сам Юра, было неизвестно. Он с интересом работал, а в личной жизни ему было некуда деваться и от своих забот. Так что вольно или невольно, но Нина оказалась права.

Главной заботой Юры, конечно, были отношения с Настей. Мысль о том, что с этой женщиной он более-менее мирно сосуществовал около трех лет, даже одно время не исключая возможности жениться на ней и ощущая определенное спокойствие властителя, которому не надо больше никого искать, постепенно, в несколько дней, стала вызывать в нем ужасное раздражение. «Кто из нас изменился? Я? Или она? – думал Юра о своих, теперь пугающих его отношениях с Настей. – Неужели я был до такой степени слеп и подавлен, что чуть не с радостью сошелся с такой не подходящей для меня женщиной?»

Да, вероятно, Настя была не хуже, а может быть, и лучше других женщин, но сейчас он совершенно не хотел ее видеть. Настя же, будто почувствовав его желание освободиться от нее, стать вновь свободным, наоборот (так ему представлялось), мучительно к нему привязалась. Если в первые месяцы их знакомства он думал, что они соединились как два разумных, свободных человека, в любой момент готовых разойтись, если отношения покажутся им в чем-то тягостными, то теперь выяснилось, что Настя не может без него прожить ни одного дня. Она изводила его разговорами о том, как привыкла к нему, как любит его всем сердцем, что она не может даже думать о том, будто он может без нее обойтись. С обезоруживающей доброжелательностью она постоянно внушала ему, что без нее он не справится с трудностями в этом ужасном океане современной действительности и что он, такой чувствительный и такой нежизнеспособный, легко может стать добычей каких-нибудь непорядочных людей. Она пугала его тем, что он может заболеть и останется лежать один в запертой изнутри квартире, и некому будет подать ему тарелку бульона и стакан воды.

Да, так она говорила, и получалось, что Юра, хоть и не хотел ее слушать, не мог не слышать ее слова, хотя и не верил ей. Он думал, что в состоянии прекрасно обойтись без ее услуг. И каждый раз ночью, когда она прижималась к нему и плакала, что не переживет, если он ее бросит, он чувствовал, скуку, раздражение, духоту и желание остаться одному в своей постели. Однако одновременно к этому чувству присоединялись неловкость и неуверенность оттого, что он не может дать ей успокоение, уж если не моральное, то физиологическое. И когда она почти насильно все-таки вызывала в нем прилив возбуждения, он чувствовал себя от этого нисколько не лучше, а хуже, как будто совершил нечто ненужное ему, вредное, причинившее ущерб. Он чувствовал себя как человек, мечтавший о богатстве, но растративший по пустякам полученное наследство.

Бежать к матери стало теперь невозможным. После трех Юриных ночевок в квартире Елены Сергеевны Настя стала его там караулить. Однажды он все-таки старыми, со школьной поры известными путями пробрался к матери, Настя не постеснялась устроить в присутствии Елены Сергеевны грандиозный скандал с воплями и слезами. Мама тогда очень расстроилась, а он, чувствуя себя неудобно за то, что доставил ей огорчение, решил, что будет лучше, если он придумает какой-нибудь другой способ бегства. Настя же, надо отдать ей должное, избрала беспроигрышную модель поведения – она волновалась о нем, она заботилась, а он вел себя как неблагодарная скотина. Конечно, он мог бы поменять замки в своей квартире, но Настя тогда караулила бы его на лестничной площадке и трезвонила в дверь до тех пор, пока он не открыл. В общем, Юре было не до взглядов Нины Ворониной. И хотя она нравилась ему и он ценил ее ум и приятную внешность, одна только мысль о том, что он может связаться еще с одной женщиной, приводила его в панический ужас.

12

Вопрос: «Что не может понять женщина?»

Макар, 23 года, легкоатлет: «Что я хочу поговорить по телефону в одиночестве. А еще что мне надо, ничего не спрашивая, постирать и погладить спортивную форму».

Алик, 37 лет, продавец: «Что я настроен решительно. И все эти сопли-вопли „Ах, у меня голова болит!“ не прокатят».

Дима, 26 лет, переводчик: «Что ей надо потише сделать звук телевизора. Что я не буду мыть посуду после ужина. Что я хочу спать. Просто спать. Без нее».

Георгий, 37 лет, аудитор: «Моя любовница не понимает, что я с ней просто встречаюсь, потому что мне так удобно. Семья – рутина, а тут – праздник с вариациями, досуг, удовольствия. Но разводиться я не планировал с самого начала!»

Итак, встреча Лизы и Нины произошла там же, где и в первый раз – в рабочей комнате офиса, где компьютеров было больше, чем людей. На улице в тот день внезапно похолодало и потемнело, и хотя время было не позднее, изморозь за окнами создавала впечатление предзимнего вечера. Людям казалось, что они смотрят на мир сквозь не только запыленные, но еще и затемненные стекла. Их встреча была обговорена по телефону. Нина хотела, чтобы она произошла пораньше. Юра должен был прийти к пяти, и ей было бы жаль делить его общество с Лизой. Бабские разговоры – особое дело, нечего вмешивать в них мужчин, – так сочла Нина. Но Юра, как назло, в этот день пришел на вторую работу пораньше – у него было только две пары, и последнюю из них отменили – студентов отправили на станцию переливания сдавать кровь. Естественно, в волонтеры пошли единицы, большинство сбежали под шумок кто куда. Читать лекцию в такой обстановке было бы делом неблагодарным, и Юра распустил жалкие остатки желающих учиться и решил, что больше удовольствия он получит, отправившись к Нине.