Две Дианы - Александр Дюма

– А ты тоже выиграл, Сансэр, я ручаюсь, – объявил, в свою очередь, господин де Ланже, – потому что, в сущности, все три пари сводятся к одному, и мы бы проиграли или выиграли их вместе. Сансэр выиграл сто пистолей у д’Оссэна, – объяснил он графу Монтгомери, – так как утверждал, что госпожа де Пуатье будет сегодня вечером нездорова.

Отец ваш страшно побледнел, Габриэль.

– Вы действительно выиграли, господин де Сансэр, – взволнованно проговорил он. – Вдова великого сенешаля только что дала мне знать, что сегодня никого не принимает из-за внезапного недомогания.

– Ну вот! – воскликнул граф де Сансэр. – Говорил же я вам! Господа, вы подтвердите д’Оссэну, что он мне должен сто пистолей.

И все они расхохотались как полоумные. Но граф Монтгомери остался хмур.

– А теперь, добрые мои друзья, – горестно усмехнулся он, – не согласитесь ли вы объяснить мне эту загадку?

– С превеликим удовольствием, – ответил господин де Бутьер, – но удалите этих слуг.

Мы, Перро и я, были уже у двери, когда монсеньор сделал нам знак остаться.

– Это преданные друзья, – сказал он молодым господам, – и мне нечего стыдиться и нечего скрывать от них.

– Пусть будет так, – согласился господин де Ланже. – Это несколько отдает провинцией, но дело, граф, касается в большей мере вас, чем нас. Ибо я уверен, что им уже известен этот секрет – ведь в городе только о нем и толкуют, – а вы, как водится, узнаете о нем последний.

– Да говорите же! – крикнул господин де Монтгомери.

– Мой милый граф, – продолжал господин де Ланже, – мы все расскажем вам, ибо больно видеть вас обманутым. Но расскажем мы при условии, что вы примете весть по-философски, то есть весело. Ведь все это не стоит вашего гнева, уверяю вас, тем более что гнев этот в данном случае совершенно бессилен.

– Посмотрим, говорите, – ответил сухо монсеньор.

– Дорогой граф, – сказал тогда господин де Бутьер, самый молодой и самый безрассудный из трех, – вы знаете мифологию. Вам известна, конечно, история Эндимиона.[31] Но сколько лет, по-вашему, было Эндимиону ко времени его романа с Дианой Фебеей? Если вы полагаете, что ему было около сорока, то вы ошибаетесь: ему не было и двадцати, борода у него еще только пробивалась. Вот почему сегодня вечером Эндимиона нет в Лувре, богиня Луны закатилась и стала незримой, вероятно из-за дождя, а вы находитесь дома, монсеньор де Монтгомери, из чего следует, что мы выиграли все три пари. Да здравствует веселье!

– Доказательства? – холодно спросил граф.

– Доказательства? – повторил господин де Ланже. – Но вы можете пойти за ними сами. Ведь вы живете в двух шагах от богини Луны.

– Это верно. Спасибо, – сказал граф и встал.

Троим гостям пришлось тоже встать. Строгий и мрачный вид господина Монтгомери напугал их.

– Вот что, граф, – сказал господин де Сансэр. – Не вздумайте делать глупости, не будьте опрометчивы и помните, что связываться со львенком так же опасно, как и со львом.

– Будьте спокойны, – ответил граф.

– Но вы ничего не замышляете?

– Будет видно.

И с этими словами он проводил их до двери, или, вернее, выпроводил за дверь. Вернувшись, он приказал Перро:

– Плащ и шпагу!

Тот подал их ему.

– Вы действительно знали об этом? – спросил граф, пристегивая шпагу.

– Да, монсеньор, – потупился Перро.

– Отчего же вы молчали?

– Монсеньор… – пролепетал Перро.

– Понимаю. Вы не друзья, вы только добрые слуги, – дружески похлопал по плечу Перро граф.

Был он очень бледен, но говорил с каким-то торжественным спокойствием. Он еще спросил Перро:

– Давно ли ходят эти слухи?

– Монсеньор, – ответил Перро, – вы обручились с госпожой Дианой де Пуатье пять месяцев назад, свадьба была назначена на ноябрь. И вот говорят, будто господин дофин полюбил госпожу Диану через месяц после того, как она приняла ваше предложение. Однако слухи об этом ходят не дольше двух последних месяцев, а до меня дошли только две недели назад. Вчера я избил одного из слуг господина Делагарда, посмевшего в моем присутствии шутить на этот счет, и барон Делагард не осмелился меня отчитать!

– Шутки прекратятся!

Граф произнес это так, что я невольно вздрогнула. Он провел рукой по лбу и сказал мне:

– Алоиза, пойди за Габриэлем, я хочу его обнять.

Вы спали, монсеньор, крепким детским сном и, когда я разбудила вас, заплакали. Я завернула вас в одеяло и понесла к отцу. Он взял вас на руки, долго смотрел на вас, затем поцеловал ваши полусонные глазки. И в это время его слеза покатилась по румяному вашему личику, первая слеза, которую пролил в моем присутствии этот сильный и мужественный человек. Передав мне вас, он сказал:

– Я вверяю тебе мое дитя, Алоиза.

Это были его последние слова, обращенные ко мне. Перро сказал ему:

– Я провожу вас, монсеньор.

– Нет, Перро, – ответил господин де Монтгомери, – я должен быть один. Останься.

– Но, монсеньор, позвольте…

– Я так хочу.

Противоречить ему было невозможно, и Перро умолк. Граф пожал нам руки:

– Прощайте, мои дорогие друзья… Нет, не прощайте, а до свидания.

И он ушел спокойным, твердым шагом, точно собирался вернуться через четверть часа.

Перро не сказал ничего, но, едва граф вышел, он взял свою шпагу и плащ. Мы не обмолвились ни единым словом, и я не пыталась его удержать: он исполнял свой долг. Он раскрыл мне объятия. Я, рыдая, бросилась к нему. Нежно поцеловав меня, он выбежал вслед за графом. Все это длилось не больше минуты.

Оставшись одна, я без сил повалилась на стул и принялась неистово молиться. За окнами шумел дождь, ревел ветер. Но вы, монсеньор Габриэль, снова безмятежно погрузились в прерванный сон. И никто не знал, что проснетесь вы уже сиротой.

XXI. Как ревность иной раз уравнивала сословия еще до французской революции

Особняк де Брезе, где жила в ту пору госпожа Диана, находился действительно в двух шагах от нашего дома.

Перро, следуя поодаль от своего господина, видел, как он остановился перед дверьми госпожи Дианы, постучал, затем вошел. Тогда и Перро приблизился к этим дверям. Господин де Монтгомери надменно и властно говорил со слугами, пытавшимися преградить ему дорогу. Они уверяли, что госпожа лежит в спальне больная. Но граф отстранил слуг и прошел дальше, а Перро, воспользовавшись их замешательством, проскользнул через незапертую дверь и в темноте беспрепятственно поднялся по лестнице следом за господином де Монтгомери.

На верхней площадке лестницы графа уже ждали две взволнованные и заплаканные служанки герцогини; они спросили, что ему угодно в столь поздний час. И точно, на башенных часах пробило в этот момент десять. Господин де Монтгомери заявил им, что желает видеть госпожу Диану, что должен ей безотлагательно сообщить важные новости и, если она не может его принять тотчас же, он подождет.