Тьма после рассвета - Александра Маринина

как в аптеке.

— Что еще?

— Колбаски бы мне. Не привезли?

— Нет, сегодня не привезли. Да вы же только вчера целый батон брали! Куда дели-то?

— А не твоего ума дело, — огрызнулась бабка Лихачева. — Беленькой еще дай две бутылки.

Рая с громким стуком бухнула на прилавок две бутылки водки.

— Такими темпами сопьетесь в два счета на старости лет, — злорадно заметила она. — Почти каждый день водку берете, я заметила.

Старуха зыркнула сердито, губы поджала, но промолчала. Расплатилась и ушла. Рая вздохнула, глядя в окно, как Лихачева потрусила прочь. Насчет перспектив спиться — это она, конечно, со зла сказала. Ну не нравится ей эта бабка, что тут сделаешь? На самом же деле бутылка водки давно стала самой ходовой валютой, особенно в те часы, когда магазины закрыты. Спиртное гораздо охотнее берут в качестве оплаты за любую работу, чем рубли. Бабка Лихачева живет одна на самой окраине поселка, дом — развалюха, все время что-то нужно чинить, а сама она не справится. Да и прибавка к пенсии какая-никакая выходит, если кому-то поздно вечером или среди ночи срочно потребуется выпить. Сколько Лихачева накидывает сверху за каждую бутылку, Рая не знала, но предполагала, что немало. Этим нехитрым промыслом пробавлялись и таксисты, и пенсионеры. Вот и колбасу в таких количествах она берет не просто так, ведь к выпивке закусь требуется, а где ее брать, когда магазины закрыты?

Дождавшись, когда можно будет закрыться на обеденный перерыв, Раечка отсыпала в кулечек граммов двести «Белочки», сунула в сумку, туда же запихнула прозрачный целлофановый пакет с югославской кофточкой и отправилась к участковому Гене Синицыну. Сын-то у Раечки хулиганистый, непослушный, задира. Так что с участковым надо дружить.

Гену она без труда нашла, тот в одно и то же время приходил домой обедать, о чем знали все заинтересованные жители поселка. Китель с погонами старшего лейтенанта висел на спинке стула, сам же Геннадий выглядел довольно забавно в форменной сорочке с расстегнутым воротом и надетом поверх кокетливом фартуке с подсолнухами. Галстук снять было, видимо, лень, и Гена просто расстегнул замочек и оставил деталь милицейской формы висеть на галстучной булавке.

— Геночка, я вам конфеток принесла, сегодня только завезли, свеженькие, — защебетала Рая, усевшись за стол напротив участкового, который с аппетитом хлебал наваристые щи. — «Белочку», она редко бывает, побалуете себя с чайком. И кофточку югославскую твоей Нине захватила, пусть посмотрит, может, понравится. Размер вроде ее. Сорок шестой же, правильно?

Участковый молча кивнул и с громким всхлюпом отправил в рот очередную ложку супа. Проглотил, крякнул.

— За конфеты спасибо. А насчет кофточки… ­Почем?

— Тридцать пять, — честно ответила Рая, не прибавив ни копейки. Не хватало еще с участковым баловаться!

— Ничего, потянем. Нина вечером с работы придет, примерит. Если подойдет ей, завтра деньги занесу. Ну, или кофточку вернем, если не сгодится. А за конфеты сколько?

— Да ты что! — замахала руками Раечка. — Конфеты это так, в подарок.

Но Гена упрямо замотал головой.

— Не пойдет. Ты меня знаешь, Раиса. Так сколько?

Рая посопротивлялась, на сколько сил хватило, потом назвала цену. Как за сто пятьдесят граммов, хотя в кульке было точно за двести. Но Гена же не будет перевешивать, да и не на чем ему, торговые весы в обычных домах не водятся. Хороший он мужик, участковый Синицын, за Раечкиным сыном присматривает, если парень чего набедокурит — всегда сам разберется, воспитательную беседу проведет, а в инспекцию по делам несовершеннолетних не сообщает, чтобы на учет не ставили. Вот за такое отношение Рая и старается хоть как-то отплатить, как что дефицитное появляется в магазине — сразу Синицыным несет, понимает, что оба работают. Нина-то вообще в Москву ездит каждый день и назад, по полтора часа в один конец выходит только на электричке, а еще по городу минут сорок с вокзала до работы. Она врач, устает, куда ей еще по магазинам таскаться?

Гена, болезненно-худой на вид, но жилистый и сильный, уже накладывал в тарелку толстые голубцы, желтоватые, блестящие, с розовыми крапинками моркови. Обильно полил их сметаной, оглянулся на Раечку.

— Будешь? Тут много, на всех хватит, Нинка на целую роту вчера накрутила.

— Спасибо, Геночка, я уже пообедала, — соврала продавщица. — Сегодня еще кабачковую икру завезли, болгарскую, если вам надо — я завтра принесу.

— Это у Нинки моей надо спрашивать, я не разбираюсь, — улыбнулся участковый. — А вообще что нового в жизни вверенного мне поселка? Как народ себя ведет?

Рая пожала плечами.

— Как обычно. Сахар тащат мешками, к Новому году гнать будут, как обычно. Бабка Лихачева в своем репертуаре, скупает водку литрами и колбасу килограммами. Спекулирует, что ли?

Геннадий поднял на нее глаза, взглянул с инте­ресом.

— Лихачева? Что-то за ней прежде такого не замечалось. И давно это с ней?

— Да я внимания не обращала раньше, только сегодня в глаза бросилось. Но если припомнить, так недели две уже, если не все три. Ну представь: позавчера брала целый батон «Отдельной», вчера еще батон, а сегодня опять заявилась и колбасу спрашивает. Что она с ней делает-то? И водку стала брать чуть не каждый день, а раньше реже покупала. Конфеты шоколадные тоже вот: буквально на днях два кило брала, а сегодня опять килограмм. Ясное дело, перепродает, когда магазин закрыт.

— Может быть, может быть, — задумчиво протянул Синицын.

Он доел голубцы, отломил кусочек хлеба, аккуратно подобрал с тарелки остатки сметаны, отправил в рот.

— Ну а чаю-то выпьешь со мной? С конфетами, — Гена снова улыбнулся и лукаво подмигнул, показывая глазами на бумажный кулечек с «Бе­лочкой».

— Это можно, — согласилась Раечка не без удовольствия: про обед-то наврала из скромности, а есть охота.

***

Гога Телегин уже давно прибыл в РУВД Краснопресненского района и по обыкновению весело болтал с местными операми, не забывая при этом строить глазки всем девушкам и женщинам, попадающим в его поле зрения. Когда Виктор Гордеев, задыхаясь от быстрой ходьбы, ввалился в кабинет, выделенный им для бесед со свидетелями, Гога как раз анекдот рассказывал, а белобрысый Коля Разин приготовился расхохотаться. Носилевич тоже был здесь, стоял в углу, прислонившись к стене, и по лицу его не было заметно, что он расположен к веселью. Рядом с ним маячил еще один тип, Гордееву незнакомый, но такой же молчаливый, с надменным замкнутым видом.

— Мой коллега, — коротко представил его Кирилл, — будет работать с Разиным.

Через десять минут работа началась. Разин и «коллега» ушли в другой кабинет, этажом ниже, где им предстояло проводить опрос, а Гордеев пригласил первого человека из своей части списка. Примерно через час в дверь постучали, заглянул молоденький сержант, которого Виктор видел в дежурной части.

— Товарищ майор, вас просили позвонить на Петровку.

Телефон в кабинете, разумеется, был, но не звонить же в присутствии свидетеля… Тем более и комитетчик здесь, хотя ведет себя так тихо, что Гордеев вообще периодически забывает о нем. Оставив Телегина продолжать опрос, Виктор выскользнул вслед за сержантом в коридор и направился в дежурную часть, чтобы позвонить в отдел. Начальство знает, где его искать, и раз уж нашли, значит, что-то срочное.

— Тебе звонила некая Муляр Татьяна Евгеньевна насчет пропавших подростков. Знаешь такую?

—