Совок-8 (СИ) - Агарев Вадим

— Бедная девочка! — прижала к груди руки Пана и покачала головой с таким сочувствием, словно мою неблагодарную приживалку только что переехал поезд из Урюпинска. — Завтра же нам Серёжа привезёт с рынка сазана и я приготовлю рыбу фиш! И отцепись уже от этого грубияна, пойдем со мной, разберём чемоданы, я уверена, там и для тебя что-нибудь найдётся! Как жалко, что я не знала, что ты здесь есть!

Теперь уже Левенштейн смотрела на меня, как на урюпинский поезд, переехавший несчастную сироту Лизу. А я удовлетворённо улыбался, радуясь, что удалось посредством гомеопатической дозы хамства сблизить эти два одиночества. Пусть даже ценой болезненных щипков и попрёков в свой адрес.

Однако поваживать этих двух обитательниц серпентария, в котором я временно квартирую, в мои планы не входило. Завиноватят в два счета, если поддамся.

— Не надо на меня так смотреть! — одёрнул я тётку, — Как бы я вас известил? Мы же изначально договорились не дразнить гусей и не пользоваться связью, пока вы на вражеской территории! Что опять не так⁈

— Всё так, Серёжа! Всё так! — прервав наезд, виновато улыбнулась Пана, — Извини! И вот, что, молодёжь, пойду я сначала душ приму, а уж потом, и чемоданы разбирать будем!

Достав из шифоньера махровый халат и полотенце, Пана удалилась в сторону ванны, а мы с Лизой перенесли чемоданы в зал.

Потом мы втроём пили чай с национальными иудейскими сладостями. Названия их были непонятными, но выглядели они привычно и на вкус так же не шибко удивляли. Почти татарский чак-чак и французские круасаны. Фрукты тоже были. Шесек, финики, питайя. Лизавета забыла про свою сиротскую стеснительность и налив всем чая, принялась зачищать еврейскую продуктовую экспансию. Потом они на пару с Паной начали потрошить на полу чемоданы, а я возлёг на диван и время от времени окидывал их снисходительным взглядом. Чувствуя себя непревзойдённым кукловодом и укротителем змей.

Всё это было вчера. А сегодня я сидел за столом, приводя в соответствие подшивки дел и одновременно с этим находясь в состоянии душевной неуравновешенности средней степени. По причине невозможности хоть как-то спланировать сегодняшний день в плане работы с фигурантами. Не говоря уже про личную жизнь, на которую строить планы было вообще бессмысленно.

Потом дежурство вошло в колею. Пошла рутина. Началась она с серии карманных краж в общественном транспорте. В течение трёх часов заявления в дежурную часть сыпались, как отстрелянные гильзы из пулемета. Пять представительниц прекрасной половины человечества и два унылых экземпляра из другой полусферы. Мужики, в отличие от дам не стали доверять телефону свои переживания по поводу утраты лопатников. Они своим ходом прибыли в РОВД. И теперь хмурились через сигаретный дым у входа в райотдел, дожидаясь своей очереди ко мне.

На моей памяти такого еще не было. Чтобы щипач так жадно и ковровым методом отбомбил район. Впрочем, я не сомневался, что сейчас и в сопредельных райотделах их дежурки осаждают обобранные в автобусах и трамваях граждане.

Я был уверен, что забот на ближайшие сутки мне прибавил один и тот же криминальный стахановец. Всех семерых он сработал безупречно и без применения технических средств. Не взрезал ни одну сумку и ни один карман. Так что целесообразность объединения всех эпизодов в одно дело я был готов доказывать кому угодно. Тем более, что и для отчетности это было только на пользу.

Всё было исполнено настолько чисто, что ни один потерпевший не смог вспомнить ничего и никого подозрительного рядом с собой в предполагаемое время кражи.

Я допрашивал одного за другим терпил, но ясности в голове не прибавлялось. Прибавлялось лишь уверенности, что работающий в транспорте крадун, один и тот же.

Потом через ноль два прилетело сообщение о ножевом непроникающем рядом с пивной на Революционной.

Спихнув карманную тягомотину на рекрутированного мне в помощь Славы Ульянова, я с лёгкой душой поехал на порез. Скорая уже увезла страдальца в больничку и я взялся за поиск свидетелей поножовщины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Не питая надежд отыскать очевидцев среди присутствующих джентльменов с канистрами, сразу начал с кранового. Толстый и не в меру нагловатый мужик, находившийся по ту сторону амбразуры ларька, сотрудничать со следствием не желал. Назвался пивник Барановым Николаем Петровичем. Был он годов на десять старше меня и излучал непонятную мне уверенность, которая простому ларёчнику была не по чину. Это раз! А кроме того, в интеллекте вдруг всплыло, что попасть на пивной кран в текущем отрезке истории стоило немалых денег. Насколько помню из прошлой жизни, размер мзды варьировался от тысячи рублей до трёх, а иногда и выше. В зависимости от расположения торговой точки и волосатости помогающей руки. Но, в любом случае, даже, если этот пивной пузан является племянником замначальника городского ТОРГа, ментам хамить он не должен. Исходя, хотя бы, из инстинкта самосохранения.

— А ты чего, Николай Петрович, такой неприветливый? — уже догадываясь о причинах смелости кранового, вежливо спросил я, — Неправильно ты себя ведёшь! У меня времени совсем нет, а ты меня вынуждаешь твоим воспитанием заняться. Нехорошо, гражданин Баранов! Это я в том смысле, что тебе нехорошо будет. У кого на связи состоишь?

Практически все ресторанные швейцары, гардеробщики и, само собой, пивники, вербуются операми уголовного розыска в первую очередь. И по-хорошему, было бы правильным напустить первым на этого мужичка опера Лёшу Чаплыгина, дежурящего сегодня со мной от «угла». Но Лёша отсутствует по причине отработки шести «отмытых» карманов. Поэтому придётся самому дрессировать гражданина Баранова.

— Ни у кого и ни на какой связи я не состою! — вспыхнул гордый крановщик, — Все вопросы к начальнику уголовного розыска Тютюннику!

А он не только наглец, но еще и первостатейный дурак. Взял и вот так запросто расшифровался. Скорее всего, совсем недавно Тютюнник его вербанул. Он хоть и начальник, но хватку терять не хочет и продолжает подбирать себе «шуриков».

Ну, да и ладно! Не хочете, как хочете! Будем работать аккуратно, но больно. И никаких претензий мне Тютюнник предъявить не сможет. Тем более, что другом он мне уже ни при каких обстоятельствах не станет.

— Закрывай свою лавочку, Баранов! — на вполне законных основаниях скомандовал я несговорчивому носителю нужной мне информации, — Поедем на маленькую тюрьму сутки сидеть! Или всё-таки расскажешь, кто этого придурка ножиком полоснул?

Был бы я на самом деле сопливым лейтенантом, я бы сейчас наводил суету вокруг пропахшей кислым пивом и мочой пивнухи. И пузастому Баранову изо всех сил духоту создавал бы, запугивая его всеми законными и беспредельными карами. А он, уповая на майора Тютюнника, тролил бы меня, не выходя за рамки дозволенного. Чтобы потом слить раскрытие своему куратору.

— Как закрывай⁈ — взвился труженик прилавка, — Тут пива почти целый бойлер! Скиснет!

— Не скиснет, я через двадцать минут дам тебе позвонить начальству! — успокоил я Баранова, — Пусть дальше без тебя торгуют! Или всё же поделишься своими знаниями про порез?

— Ничего я не знаю! — по-бараньи, упрямо набычился упитанный сверх всякой меры Николай. — Поехали быстрее к телефону, посмотрим еще, кому будет хуже!

Быстро накидав протокол осмотра и заставив расписаться в качестве понятых двух забулдыг, имевших на руках документы, я пристегнул пивного хама к боковой потолочной ручке. Заодно эти же любители пенного напитка расписались еще в трех пока еще пустых бланках. Даже не задав ни одного вопроса по поводу отсутствия в них текста.

Повёз я несговорчивого крановщика не в райотдел, а сразу в суд.

Прекрасно понимая, что будет, когда Баранов переступит порог РОВД и попросит дежурного или помдежа сообщить Тютюннику о своём доставлении в камеру, я решил показать упрямцу, кто есть кто.

Подъехав к Октябрьскому нарсуду, я быстро и прямо в машине заполнил протокол о мелком хулиганстве и два объяснения свидетелей. И без того моя сговорчивая совесть была чиста. Слова, которыми баранов крыл лезущих без очереди в кормушку пивнухи страждащущих граждау, были далеки от нормативной лексики.