Новый Мир ( № 2 2012) - Новый Мир Новый Мир

Родион слушает Профессора, прикрыв глаза. В последнее время он устает больше, чем обычно. Всю ночь шел сильный дождь, нападало много сухих листьев... Дело к осени. Родиону почему-то не по себе, особенно вечерами, мир как бы отдельно, а он отдельно. Вроде как чужой он на этом празднике. Домой уже тянет, к жене и сынишке. В такие дни он особенно боится сорваться. Точит его…

Кристалл счастья — это красиво, само слово “кристалл” тоже красивое. Нравится оно ему. Слушает он Профессора вполуха, все это уже рассказывалось не раз. Профессор старенький, забывает нередко даже то, что говорил пятнадцать минут назад.

Впрочем, пусть говорит, это не мешает Родиону дремать, расслабленно откинувшись в удобном кресле. Профессору и не надо, чтобы непременно отвечали или даже вообще как-то реагировали, главное, чтобы слушатель был. Вода для человека — самая естественная среда, даже роды в воде проходят гораздо легче и успешнее. Ну, Родиону это все равно, ему не рожать, но звучит тем не менее убедительно. Финны, например, меньше болеют и вообще более спокойный и уравновешенный народ — почему? И в стране у них все тихо, мирно и ладно — не по той же ли причине? Да, именно потому, что они больше, чем другие народы, проводят в воде, в смысле принимают ванны, купаются в бассейне и так далее.

Интересно, вяло думает Родион, почему именно финны, а не те народы, которые живут на берегу какого-нибудь теплого южного моря, где можно плавать чуть ли не круглый год, — турки, или египтяне, или итальянцы?..

Хрипловатый голос Профессора убаюкивает.

 

Удивительно, что, поглощая столько жидкости, Профессор редко ходит по нужде. Родион, даже когда пьет совсем немного, бегает в гальюн чуть ли не через каждый час, а иногда и чаще. Профессор говорит, это не всегда зависит от количества жидкости. Обмен веществ, состояние почек, мочевого пузыря и разных прочих органов… Если ты интроверт, то это тоже играет роль, люди, погруженные в себя, делают это чаще экстравертов.

Если понимать эти мудреные слова так, как объясняет их Профессор, вряд ли Родиона можно назвать интровертом, да и экстравертом тоже. Тогда кто же он? Про себя ему думать скучно и невнятно. Человек и есть человек. Может, у него не в порядке почки и надо пойти к доктору? Или попробовать, как советует Профессор, полечиться все той же водой из их чудодейственного источника. Хотя не исключено, что как раз эта замечательная вода так на него и действует, что само по себе, может, даже и неплохо. Раз Родион часто опорожняется, значит, его организм очищается, шлаки всякие выводит и вообще.

А самому Профессору, получается, очищаться не нужно. Его организм уже настолько чист, что и выводить нечего. Все полезное из воды сразу в кровь поступает, подпитывает дряхлеющий организм.

 

Родион несет полные бутыли и думает про кристаллы. Вот, положим, у него сегодня с утра дурное настроение, в таком состоянии он угрюм, вспыльчив, даже злобен, тут не то что кристалла счастья, вообще, наверно, никакого кристалла (чтоб красиво) не образуется — только разве осадок мутный. А вода, значит, считывает эту информацию, заряжается его негативом и потом передает эту информацию Профессору. Хорошо ли это? Не наносит ли он тем самым Профессору серьезный вред?

Он останавливается, ставит бутыли на землю, присаживается на корточки и внимательно всматривается в наполняющую сосуды жидкость. Нет, осадка вроде не видно, водичка прозрачная, с блестками, даже на душе светлее. После этого и бутыли кажутся легче, не так оттягивают руки. Теперь осадок уже вряд ли выпадет, нормальная будет вода, без негатива.

Главное — не причинить вреда. В конце концов, Родион — самый обычный человек, именно обычный, в нем всякое намешано. Кабы еще не зеленый змий и не подсасывающая непонятная тоска. Но если он ненароком насытит сверхчувствительную воду не тем, чем надо, то и вправду может причинить Профессору вред. Раз так, заключает он, то смысла в его хождении к источнику никакого. С неменьшим успехом он мог бы набирать воду из водопроводного крана, причем вода оттуда, по идее, должна быть более стойкой к внешним воздействиям, менее восприимчивой к ним, а значит, и менее вредной. Вот только не почувствует ли Профессор разницу во вкусе? Все-таки водопроводная вода более жесткая, слегка отдает ржавчиной и чем-то еще, пить ее лучше кипяченой, а кипяченая вода, по словам Профессора, все равно что мертвая вода, в ней нет ни антиоксидантов, ни полезной целительной информации… Вообще ничего. Жизни в ней нет.

 

Отправляясь в очередной раз за водой, Родион неожиданно для самого себя сворачивает в другую сторону от источника. Он идет к водопроводной колонке на углу улицы, всего метрах в трехстах от домика Профессора. Струя из колонки вялая и чуть желтоватая. Не спеша он наполняет бутыли и потом так же неторопливо, с остановками, возвращается. Угрызений совести он не испытывает, только некоторое беспокойство: не обнаружится ли подмена?

Целый день потом он проживает в тревоге: как там Профессор? Не заметил ли разницы? А если заметил, тогда что? Действительно — что? Рассердится? Потребует объяснений? Перестанет доверять ему носить водичку?

Родиону и впрямь немного не по себе. Ведь, по сути, он обманул Профессора, подсунув тому неправильную воду. Обман Родиону не по нутру. Не любит он лукавить — такая у него особенность. Пусть даже из серьезных, весомых соображений, к каковым, безусловно, может относиться мысль об испорченной его негативным биополем жидкости.

 

Вечером он не выдерживает и заходит к Профессору — вроде как за пустыми бутылями. Тот сидит перед включенным телевизором и, полуобернувшись, как ни в чем не бывало приветствует его взмахом руки. Рановато, милок, пожаловал, у него еще прежняя водичка не кончилась, да и пить что-то не хочется, такое тоже бывает. Если организм насыщается, то сам дает понять. И не стоит себя заставлять. Надо прислушиваться к своему организму, к его сигналам. Профессор задумчиво прикрывает светлые, словно немного выцветшие глаза, вроде как действительно прислушивается.

Он еще много чего излагает опершемуся о косяк двери Родиону, который поглядывает на экран телевизора, где показывают сериал про милиционеров. Все это Родион уже слышал. Сериал он, впрочем, тоже смотрел неоднократно, благо его повторяют каждый год, хотя не исключено, это какая-то новая серия (сразу не разберешь, настолько все они похожи одна на другую). Родиону скучно, а где-то в глубине души шевелится червячок раздражения — плохой признак.

 

Весь следующий день, укладывая последние листы шифера на крыше соседнего дома (совсем немного осталось), Родион высматривает Профессора, который обычно по нескольку раз выходит в сад прогуляться. А иногда просто стоит на крылечке, которое Родион ему в прошлом году подправлял, смотрит на деревья, на небо, подставляет розоватое довольное лицо солнцу, улыбается безмятежно — блаженный такой вид. Он и есть блаженный, вода, видите ли, его питает и исцеляет. Живая вода. Мертвую воду он, понимаете ли, не пьет, не по нутру она ему. Живая, мертвая… Как в сказке. Старый что малый, думает раздраженно Родион, сказками кормится.

Почему-то Профессора не видно сегодня, даже странно. Не случилось ли чего?

А вода из ближней колонки — нормальная, Родион ее сам пил, и не раз, вода как вода…

 

 

ТУК, ТУК, ТУК…

 

Тяпает и тяпает.

Где-то в половине шестого утра уже слышен стук ее тяпки. В это время еще сравнительно свежо, но уже чувствуется приближение жары, она в этом году аномальная и аномально долго держится, почти без дождей. Все пересохло, с деревьев падают сухие хрусткие листья, распадаются в пыль под ногами, мух почти нет — им тоже не по нутру такой зной, только ошалевшие осы носятся по округе.

Ее тяпка стучит мерно, как метроном, будто это работает не человек, а механизм. И так час, два, три… Одета она в какую-то рабочую выцветшую спецовку, синие тренировочные штаны с обвисшими коленями и галоши — наряд совершенно не по погоде, кажется, что в таком скафандре просто невозможно выдержать. Если учесть, что ей немало годков, то возникает впечатление чего-то нереального, неправильного, такого же аномального, как и свихнувшая всем мозги жара.

Между тем участок у нее образцовый — грядка к грядке, ряд к ряду, росток к ростку, ни травинки лишней, ни веточки, ни сорняка, кусты смородины и крыжовника аккуратно пострижены и подвязаны, дорожки вычищены и посыпаны желтым песочком — непонятно, что там еще тяпать, — все просто сияет чистотой и порядком, от которого почему-то веет пустыней, несмотря на то что все растет и плодоносит. Вдоль дорожки цветут гладиолусы и флоксы, урожай огурцов на грядке такой, что хоть на рынок неси.