Павел и Авель - Андрей Баранов

– Фи, граф Михайло, какой вы грубый! Если вы струсили, господа, то я продолжу преследование барона одна… И пусть слабая женщина сделает то, что оказалось не под силу крепким мужчинам!

Это было уже слишком и немного подобревший от вина граф решил резко сменить тактику, ибо продолжение дискуссии в том же духе наглядно вело в философский тупик.

– Ну хорошо, – примирительно пробормотал граф Г., допивая бутылку Шабли до дна и отирая потное чело батистовым платочком. – Давайте отдохнем тут пару дней, а там посмотрим, куда поворачивать оглобли… то есть наших боевых коней!

На том и порешили. Дальнейшее пребывание в Париже считалось днями отдыха и развлечений, тем более что их недруг, черный барон, наверняка успел зарыться в какую-нибудь глубокую нору, опасаясь полиции и мести братьев-масонов. Теперь же каждый мог любоваться городом в свое удовольствие и поправлять расстроенные нервы как хотел.

Лесистратова наконец-то в полной мере обратила свое внимание на истинно парижскую моду. Она совершила набег на квартал кружевниц, и запаслась роскошными кружевами и атласными лентами, которые производились для безвременно канувшего в Лету королевского двора. Кроме того, Лиза накупила множество платьев ставшего модным после Революции стиля ампир, с его открытыми наполовину прозрачными одеяниями. Украшений к ним полагалось немного, но Лиза рассчитывала компенсировать это с помощью флаконов, наполненных фиалковой или же розовой водой, так как духи по ее мнению всегда привлекали внимание кавалеров. Ей было невдомек, что ампирическая прозрачность ее одеяний сыграет в дальнейшем значительно большую роль в привлечении мужских взоров, чем какая-то там пахучая водичка.

Морозявкин же решил твердо изгнать из своего воспаленного последними событиями сознания всяческую мистику, и с этой целью перепробовал все вина в ближайших трактирах. Надобно отметить, что дабы сдержать вместе с винным потоком наплыв в Россию вольнодумства, Екатерина Великая запретила ввоз французских вин после французской же революции, и сей запрет был отменен лишь Павлом I. Так что питерские пропойцы весьма соскучились по роскошному напитку.

Морозявкин пробовал бургонское красное и бургонское белое, отдал должное пенистому шампанскому, распробовал и шампанское красное, капо белое и красное, фронтаньяк и изысканное старое белое французское вино также не остались без его внимания. Человек низкого происхождения, масье Вольдемар в тонкости вкуса не уступал многим русским вельможам, которые в то время уже не мыслили свою жизнь без сих вин, лучших и вовсе недешевых.

Что касается графа Г., то он направился на променад в Булонский лес. Прекрасный классический французский парк не обманул его ожиданий. Еще в начале XVIII века парижские вельможи стали тут прогуливаться, а король Людовик XVI превратил лес в публичный парк, открытый для широкой публики. Полюбовавшись аккуратно подстриженными деревьями, кустами и водопадами, граф Г. даже несколько растрогался. Поэтому он не стал убивать пару воришек, которые по неопытности попытались отнять у него кошелек, а отпустил их с миром, легонько вспоров одному живот, и отрезав другому ухо, даже не все ухо, а лишь три четверти. Пристыженные и посрамленные, истекая кровью и волоча за собой выпущенные кишки, они уползли в те же кусты из которых и появились. Надо отметить, что лес стал прибежищем разбойников и проституток еще во времена Столетней войны. Причем сначала гуляющих по старому договору брали в оборот проститутки, стараясь облегчить кошелек доверчивых и падких на развлечения прохожих, а довершали дело уже разбойники, легко справляясь с расслабленными от недавнего беспутного удовольствия жертвами. Правда потом разбойники облегчали и кошельки проституток, но это было уже их внутреннее булонское дело.

Так вот, наш великолепный граф, будучи человеком весьма брезгливым, наотрез отказался от услуг первой части местной мафии, а потому ко второй части подошел абсолютно неподготовленным, а именно вовсе не расслабленным и совсем даже начеку, взбудораженным и разозленным притязаниями алчных, грязных и вдобавок малопривлекательных женщин.

Пока наши герои гуляли по различным мировым столицам, пытаясь объять необъятное, в Санкт-Петербурге происходили всякие рутинные и неординарные события. Весна добралась и туда, но его императорское величество отнюдь не подобрел. Напротив, он весьма часто вспоминал об утраченной тетради с предсказаниями вещего монаха, и вызывая к себе князя Куракина, спрашивал его резким тоном:

– Ну что, нет ли новых сведений о нашей пропаже? Отвечайте, Александр Борисович, прошу вас, не медлите.

– Ваше величество, к моему огромному сожалению новостей нет, – ответствовал князь Куракин почтительно. – Ищут, следуют буквально по пятам, но пока – увы…

– Ищите! Ищите зорче! Я подозреваю что граф Г. и его люди не вылезают из парижских кабаков, вместо того чтобы заниматься делом! В этом манускрипте заключено все будущее российской монархи – понимаете ли вы это?

– Понимаю, государь наш Павел Петрович… Будем искать… – эта беседа повторялась практически еженедельно. Разве что перламутровые пуговицы не упоминались, ибо история на тот момент до них еще не дотекла.

Монах Авель, он же Василий Васильев, спокойно жил в своем монастыре и о новых откровениях, посылаемых ему свыше, пока что помалкивал. Баронесса Ольга развлекалась, наслаждаясь жизнью во всех отношениях и как говорили про нее злые языки стараясь faire l'amoure со своими фаворитами, конюхами, слугами, служанками, кобелями, и даже с мужем. Впрочем, возможно все это были не более чем злые сплетни, особенно про мужа. И чего только не наговорят сплетники про привлекательную молодую женщину в самом расцвете лет, не обделенную ни умом, ни талантом, ни удачей!

Дворня князя Куракина отметила уже и масленицу, люди радовались наступившей весне, дни бежали за днями, как весенние ручьи по мостовой. Даже и птички запели, казалось все радовались новому возрождению жизни. Лишь старые знакомые и приятели, а также родственники удивлялись столь длительному отсутствию героев. Но по правде сказать герои хоть и были заняты, но уже часто вспоминали родной дом…

Глава 14. Лизавета и Король

Путеводная звезда наших странников снова воссияла на небосклоне. Правда у стороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что звезда эта прыгает по небу то туда то сюда, настолько часто и на первый взгляд беспорядочно менялось направление их движения. Вчера еще они были во Франции, и даже в Париже, и даже в Лувре, сохранявшем местами королевский шик и блеск, а завтра судьба уже влечет их по мокрым от растаявшего снега и ручьев дорогам, по французским землям, по озерам и морям, через Орлеан, Лион, Турин, Милан, в знаменитый город Венецию. О каждом из тех населенных пунктов, через который им довелось проследовать, можно было бы написать роман или повесть, более того, о некоторых они, и вы это знаете, были написаны.

Однако как известно опытным путешественникам, чем больше ты странствуешь по свету, тем сильнее сливаются и сцепляются между собой достопримечательности и впечатления, образуя единое целое, так что уже невозможно разобрать, где кончается хвост одной исторической загогулины и начинается нос следующей. Да кроме того парижские приключения прошли на таком подъеме чувств, что воспоминания о них еще долго не давали спокойно спать графу Г. со товарищи. Посему неудивительно, что ни знаменитая орлеанская площадь Сент-Круа, где возвышался одноименный собор Сент-Круа, ни огромная площадь Белькур в Лионе, переименованная революцией в площадь Равенства, не произвели на них большого впечатления, хотя в другое время несомненно потрясли бы до глубины души.

Тем не менее с пересечением границы итальянской стороны путники почувствовали, что родина прекрасных художников, известных повсеместно, знаменитых писателей, философов и просто красивая страна магическим образом вытесняет из их сознания прошедшие невзгоды, и кровь начинает быстрее бежать по жилам. Именно в Италию стремились на учебу российские живописцы, именно здесь развлекалась знать, отсюда приходили оперы выдающихся композиторов, ставившиеся в крепостных театрах русских помещиков, словом уже тогда она считалась родиной всего изящного, почти как Франция, и даже занятнее.

Так что Турин, названный так по символу города – быку, с его Пьяцца Кастелло и Палаццо Мадама, отделанным архитектором Филиппо Юварра в стиле пьемонтского барокко, а также и Милан с его готическим собором Дуомо, украшенным роскошными витражами, уже не остались незамеченными.

Мамзель Лесистратова, сверившись с донесениями и депешами, а также пресловутой голубиной почтой и тем распятым ребусом, который навсегда остался запечатлен в ее сознании, почему-то решила что начать поиски следует в Венеции, а закончить в Риме. Впрочем, граф Г. подозревал, что итальянскую часть кампании Лизонька планировала исходя из собственных художественных пристрастий, так как была неравнодушна к венецианскому кружеву и римскому Колизею. А Морозявкин заподозрил даже, что ей хотелось увидать бои настоящих гладиаторов и кровожадно поворачивать палец книзу, требуя чтобы они непременно добивали поверженного противника. Однако граф Г. считал, что его приятель излишне мнителен.