Любопытная - Жозефен Пеладан

Посетители дальнего зала также были пьяны. Хозяин приветствовал пьяницу:

– Добрый день, Буало.

– Вы считаете, что аналой мне не к лицу Да будет вам известно, что в разбойничьих кругах каждый носит прозвище, соответствующее отведенной ему роли. Меня называют Буало Дюпрео153 – оттого, что я – пьяница и общественный писарь, хроникер преступлений. Никто не умеет описать кражу или убийство так, как я – в двух тысячах моих строк негде и кота повесить. Наконец, фамилия Дюпрео указывает на умение подделывать государственные документы, обеспечившее мне вольготную жизнь в тюрьме. Теперь мы знакомы.

Небо́ был поражен. Становясь частью мира злодеев, эти люди заново принимали крещение и получали в качестве имен названия своих злодеяний. Он подумал о шабаше ведьм – каждый именовал себя в честь излюбленного извращения – братом Насильником или отцом Разврата.

– Секретарь воров и убийц, вы не принадлежите ни к тем, ни к другим? – спросила Поль.

– Для чего мне совершать злодеяния? Я не люблю вкуса крови – мне по душе вкус вина. Найдется два десятка вертепов, где за написанное письмо мне нальют стакан вина. Для счастья мне не требуется большего.

– Стало быть, вы любите алкоголь, – сказал Небо́, наполняя стакан Буало.

– Люблю ли я алкоголь, столь верно называемый эликсиром жизни! Водка – это сияние солнца в стакане, жар в теле и грезы в сердце! Я был тем, кого называют порядочным человеком, уважаемым и, могу сказать вам, нотариусом. У меня была красавица-жена, но красивые женщины любят красивые платья, потому я и стал секретарем злодеев. Мне не приходится жаловаться! У меня два сына – эти канальи станут депутатами, черт их дери! Общество – мне нет до него дела! Я сожалею только об одном – я запил слишком поздно, лишь в сорок познав эту небесную влагу, проникающую внутрь! Вообразите, у меня в желудке – еще только один стакан, а все вокруг уже тронуто позолотой, я более не вижу этого притона, не чувствую сырости и вони, не замечаю презрения в ваших глазах и готов бросить вызов гербам Франции, а сладостное тепло разливается по моему телу Молчите – я знаю, что вы скажете! Delirium, каталепсия, больница. Но разве удар, поджидающий налитого кровью банкира, или безумие, уготованное писателю, лучше delirium tremens ?

Каталепсия наступит нескоро. Солдат же, которого командир послал научения в дождь, умрет через два дня. А честный рабочий – разве не в больнице он закончит свои дни? Я хорошо взвесил все шансы, и вам должны быть известны слова Бодлера – поэта, сказавшего прозой: «Чтобы сносить эту жизнь, будь всегда пьян – вином, любовью и поэзией».

Любовь – это голубь. На его хвост мужчины – состарившиеся дети – стремятся бросить щепотку соли! Поэзия – столь изысканное вино, что пьянит лишь того, кто расположен выше – или ниже – простого смертного. Вино же никогда не предаст, подобно жене и родне – оно делает меня королем, оно дарит мне бессмертие! Вы в недоумении, но меня греют три стакана вина – я не желаю ничего и устремляюсь…

– На дно! – перебил Небо́. – Довольно высоких слов, переходи к делу.

– Минуту, господа, позвольте прежде задать вам вопрос. Последовав моему совету, вы надели темные блузы – белые, надетые на вас в Буль-Руж, чересчур хорошо видны в ночной тьме. Не забыли ли вы вечерний костюм – цилиндр, две пары белых перчаток, плащ и элегантные туфли под башмаками на каучуковой подошве?

– Для чего мы все это надели? – спросила Поль.

– Для того, чтобы в один миг бросить одежду разбойника в сточную канаву и пройти перед жандармами щеголями, возвращающимися с позднего ужина. Я уверен, что вы вооружены. Я задаю вам эти вопросы потому, что отсутствие хотя бы одной из мелочей может сделать нашу авантюру слишком опасной.

– Злодеяние от начала до конца? – недоверчиво спросила Поль.

– Грабеж, драка и убийство, – ответил бывший нотариус.

– Буало, вы говорите чепуху. Вино лишило вас почвы под ногами. Вы принимаете нас за…

– Любопытных.

– Но от любопытства до преступления…

Пьяница рассмеялся.

– Вообразите, что в дороге вы знакомитесь с бандой воров, собирающихся ограбить ферму. У вас нет времени ни донести на них, ни предупредить нападение. Если вы смелы и немного безумны, вы отправитесь вместе с ними. Когда они нападут на хозяев фермы, вы выхватите револьверы. Теперь вы поняли?

– Но выстрелы наделают шуму, а на шум прибегут солдаты муниципальной гвардии.

– В двух словах вы расскажете о своем приключении тем, кого вы спасли. Когда приедут солдаты, вас будут поить чаем – вы помогли справиться с грабителями.

– Вы забываете, уважаемый нотариус, что мы не желаем ни свидетельствовать в суде, ни называть своих имен – ни настоящих, ни вымышленных.

Нотариус на минуту задумался.

– Похоже, я придумал. Вы войдете в дом первыми – мне известно, что он будет пуст. Вы станете свидетелями проникновения грабителей внутрь и подготовительных действий, вы снимите свои бороды и блузы. Я буду стоять на часах и подам сигнал. Вы выйдете в вечерних костюмах и станете стрелять в бандитов с улицы. Затем вы броситесь бежать. Если гвардейцы подоспеют быстро, вы скажете, что на вас напали. Если вы встретите их на своем путем много позднее перестрелки, вы скажете, что ничего не слышали. Чтобы план удался, вам следует быть начеку.

– Откуда нам знать, мэтр Буало, что вы не приготовили нам западни? Ваше усердие вызывает у меня подозрения.

– Напрасно! Мое усердие объясняется полученной сотней франков и обещанной второй сотней. Я кладу деньги в сберегательную кассу – когда слабоумие более не позволит мне писать, я куплю на них вина и стану пить до самой смерти. Мои предсмертные судороги будут дрожью пьяницы!

– Замолчи, твои слова отвратительны!

– Тогда поговорим о вас, господа. Вы представляетесь мне необычайными людьми – бьюсь об заклад, что вы никогда не совершали преступлений и не боитесь жандармов. Если бы знали их порядки! Буржуа – глупец, он уповает лишь на деньги и дорожит лишь своей шкурой, но не стремится разорить одного ради спасения другого. В Париже безопасность горожан вверена бездарным людям, которым скверно платят – едва ли они разыщут княгиню среди проституток. В то же время, вы увидите, с каким спокойствием они станут действовать через час. Помните стычку в Латинском квартале, когда студенты пожелали прогнать сутенеров? Вместо того, чтобы помочь в сущности порядочным и прилежным юношам, жандармы приняли сторону альфонсов. Пять сотен стражей порядка, засевшие в подъездах домов, ринулись с дубинками на будущих врачей, судей и наставников – они знали, что в безлунную ночь студенты не окажут им сопротивления! Начальник же полиции Камкас154 на одном из ужинов сказал дамам из высшего общества: «Я смог поддержать сутенеров благодаря своим людям – без их признаний я не отвечаю за порядок». Такова правда. Когда общество становится легковерным, можно убивать с легким сердцем. Тем временем, в «Трактире разбойников» пробила полночь.

Проходя мимо стойки, Небо́ бросил экю, не дожидаясь сдачи. Нотариус заталкивал бутыль с вином в боковой карман старого плаща.

– Неужели ты станешь…

– Я забочусь и о своей безопасности. Если преступление примет скверный для нас оборот, и я не успею убежать достаточно далеко, я напьюсь и упаду мертвецки пьяным посреди улицы. Споткнувшись о мое неподвижное тело, жандармы ни за что не поверят, что я причастен к преступлению. Этот прием неоднократно выручал меня – однажды председатель суда даже спросил: «Уже не раз неподалеку от места преступления находили мертвецки пьяного». Я ответил ему: «Уважаемый председатель, все грабители – пьяницы. Они почти всегда воруют, чтобы пить. Увидав во время прогулки скверных людей, я тотчас пью и падаю пьяный – тогда, кроме бутылки, у меня нечего брать.

У «Трактира разбойников», Буало жестом остановил Небо́ и Поль.

– Если вы желаете сказать друг другу что-либо личное, скажите это здесь – малейшее перешептывание вызовет подозрение и удар ножом в спину. Клиенты этого трактира – доблестные воины, армия злодеев.

– Удивительно, но я чувствую запах мускуса, – заметила Поль.

– Женщин здесь, тем не менее, немного, – сказал бывший нотариус, открывая дверь, задернутую красными занавесками.

Молчание толпы пугает, как сон хищника: две сотни мужчин, сидевших за столами «Трактира разбойников» разговаривали столь тихо, что казались немыми и неподвижными, как фигуры мадам Тюссо – их редкие движения были медленны. В этом убежище – надежном, как печь для обжига гипса или заброшенный карьер – скрывались подозреваемые в зачине неудавшихся разбоев – те, кого жандармы арестовывают не случайно. Полиция умышленно обходила место сбора злодеев, не забывая о возможности при необходимости устроить им западню.

Мсье Прюдом, мучимый приступами не золотухи, но собственной глупости, не тревожит врагов улицы Галанд – до тех пор, пока один из двух сотен, неверно рассчитав ход, не становится подозреваемым. В предварительном заключении оказываются порядочные люди, став жертвой анонимных доносов или прихоти одного из следователей, усердствующего ради продвижения по службе. Государство же не решается направить легион злодеев в предварительную ссылку. Улица Галанд и Дворец правосудия играют друг с другом в прятки. Дворец правосудия показывает свой нрав, отправляя на гильотину менее одного убийцы из двухсот – оттого, что глава государства имеет привычку вынимать из ушей вату, помещая ее в оправу очков.