Неизведанный Гиндукуш - Макс Эйзелин

Визи вообще не чувствовал усталости. Он шел бессменно во главе нашей связки. Даже вырубание ступеней и организация страховки не нарушали его дыхания.

Очень быстро набрали высоту. Преимущество крутых маршрутов заключается именно в том, что цель быстро достигается и вершина не маячит несколько дней перед носом. Нам казалось, что с каждым шагом из-за горизонта появляются новые картины. Мы видели неизвестные долины и новые вершины. Конечно, мы чувствовали, что воздух стал как бы жиже и в нем уменьшилось содержание кислорода. И чем выше мы поднимались, тем чаще приходилось делать остановки для восстановления дыхания.

После крутого ледового гребня показалась ровная скальная плита, как бы созданная для отдыха. Здесь мы сделали остановку. Симон взял примус, натаял снега, и мы все предвкушали, как утолим жажду ароматным чаем. Затем мы погрызли немного глюкозы, полюбовались видом, который открывался перед нами внизу, в сторону базового лагеря. Какой огромный крутой склон! Почти на четыре тысячи метров ниже можно увидеть реку Оксус. Наконец закипела вода. Симон перелил драгоценную влагу в кружку, но тут он поскользнулся и... прощай наш чай. Белый пар, поднимаясь с синеватого льда к небу, распространял приятный запах мяты.

С сухим горлом мы продолжали подъем. «Это не так уж страшно, ― так же сухо заметил Виктор. ― В конечном счете за время наших многочисленных путешествий по пустыне мы уже должны привыкнуть к «сухой пробке в горле»».

После отдыха особенно трудны первые шаги. Снова надо приучать ноги к работе, дышится тоже довольно тяжело. Каждые пятьдесят метров приходилось останавливаться и восстанавливать дыхание. При этом мы не переставали восхищаться панорамой, становившейся все более суровой.

Чем выше мы поднимались, тем чаще и короче дыхание. Тем не менее мы держим хороший темп. Железная воля вдохновляет нас: «Если мы уже так высоко поднялись, то любой ценой взойдем на вершину».

Только силой воли мы заставляем двигаться наши ставшие ватными ноги. И разреженному воздуху пришлось уступить...

Постепенно нам стало ясно, что можем обойтись без бивака, и у подножия предвершинного склона мы оставляем бивачное снаряжение и продукты питания. А так как казалось, что наш дальнейший путь проходит по ледово-снежному гребню, то мы здесь оставили и скальные крючья, и всю «слесарню». Так мы почти налегке прошли оставшийся в несколько веревок путь, который, однако, нам стоил большого труда. Ледовый гребень становился все уже и уже. На конце его возвышался черный скальный обелиск, словно нарочно созданный для вершины. «По всей вероятности, мы еще не скоро будем на вершине», ― так думали мы. Мы гадали, сколько раз увидим еще такие «вершины». Каждому альпинисту знакома такая картина! Когда достигаешь такой вершины, оказывается, что настоящая высшая точка находится еще дальше, выше, и вполне возможно, что и это тоже одна из многих предвершин.

Левее нашего ледового склона громадный обрыв ― это двух-тысячеметровая восточная стена. Справа виден западный гребень.

Медленно поднимаемся к видимой высшей точке и желаем, чтобы это была наконец вершина, а не только башня на гребне. Во всяком случае нам кажется, что мы чувствуем вершинный ветер. Визи все еще идет первым, подходит к многообещающей скале, где можно остановиться и осмотреться. Он смеется и просит подойти к нему, чтобы всем вместе подняться на скалу. Задыхаясь, мы следуем за ним и тут наконец видим, что дальше за скалой гребень не поднимается, а уходит круто вниз. Мы на вершине.

Ликуя, пожимаем друг другу руки, радуясь нашей первой вершине в Гиндукуше. Симон достает из брючного кармана маленький швейцарский вымпел, и впервые наш белый крест на красном фоне реет над второй по высоте горной системой мира. Мы чувствуем себя превосходно, наконец-то можно спокойно сесть и расслабиться. Не надо делать ни шагу вверх. О спуске мы не беспокоимся. Виктор садится отдыхать только после того, как снял на пленку круговую панораму. Шесть тысяч пятьсот метров были для нас троих абсолютным рекордом. Еще никогда в нашей жизни мы не поднимались на такую высокую вершину.

Медленно доходит до нашего сознания и то, что мы первые, которым дозволено любоваться грандиозной панорамой с этой вершины. На юг склон круто спускается в Пакистан. Немного восточнее, далеко впереди, море облаков покрывает мир восьмитысячников Гималаев. На севере ― горная система Памир, с характерным пиком Карла Маркса и многими нам неизвестными вершинами. На западе отчетливо вырисовываются остальные гиганты Гиндукуша, шести― и семитысячники Тирич-Мир, Нушак, Надир-шах и Кохи-Кишм-хан. Цепь за цепью. Там в это время тоже действовали альпинисты ― поляки и австрийцы. Далеко под нами, на две тысячи метров, наш базовый лагерь.

С вершины мы любуемся семитысячником, ледовым замком Арганди-Бала. Мощно и стремительно поднимается в голубое небо эта единственная в своем роде пирамида. Мы рады победе над нашей вершиной. И все же наши мысли уже принадлежат будущему, нашей следующей цели ― семитысячнику Арганди-Бала».

ГОЛОВОМОЙКА ИЗ ЭФИРА

Ночью нам не давала спать снежная пурга. Шквальный ветер с необычайной силой гнал перед собой снег. Впечатление такое, будто из ада вырвался гималайский муссон и «вечно хорошая погода» Гиндукуша окончательно испортилась.

Но после ночного переполоха ― сияющее безветренное утро. Обычная погода Центральной Азии. Кругом ни облачка.

Для человека, привыкшего рано вставать, все вокруг кажется присыпанным сахаром. Почти десять сантиметров снега лежит на палатке. Проходит два часа ― и белое великолепие исчезает! Даже не видно талой воды. Предельно сухой воздух и интенсивное солнечное облучение все видоизменили. Все выглядит так, будто приложил руку волшебник. Волшебник-природа!

Сегодня все остаемся в базовом лагере. Но отдыхать мы не будем. Совсем наоборот. Через четыре дня придут носильщики, а с упаковкой вещей нам еще много работы. Лучше начать ее сейчас. Кто не занимается ящиками и барабанами, фотографирует, дописывает дневник, чистит обувь или зашивает порванные брюки.

Сухой воздух сейчас никак не радует нас. Губы трескаются, несмотря на тщательный уход, глубокие трещины на руках и кончиках пальцев болезненны даже на легких работах. Я, например, чувствую сильную колющую боль, когда нажимаю на спуск фотоаппарата, хотя это никак нельзя считать тяжелой работой. После еды никто не хочет мыть посуду. Нос, нёбо кровоточат из-за высохшей слизистой оболочки. А фотографирование! Пленки стали до того хрупкими, что при малейшей неаккуратности ломаются. У кого аппарат со скоростным переводом пленки, нужно очень нежно и медленно перематывать, иначе пленка в аппарате распадется на кусочки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});