Точки пересечения. Завещание - Михаил Яковлевич Черненок

Собственно, Антон заранее предполагал, что вряд ли ему удастся легко перейти из уголовного розыска на более спокойную должность, поскольку служба у него, как говорится, шла ровно и он считался одним из лучших оперативников не только в своем районе, где от начинающего оперуполномоченного вырос до начальника отдела, но, пожалуй, и во всей Новосибирской области. А какой же руководитель с легким сердцем даст согласие на перевод с понижением толкового сотрудника, если, к тому же, еще и достойной замены вроде бы нет? Однако Бирюков не думал, что подполковник примет его рапорт так болезненно.

Нахмурив седые брови, Гладышев сухо предложил сесть, суровым взглядом уставился Антону в глаза и без всякой дипломатии рубанул:

— Никуда я тебя, голубчик, не переведу! Понял?..

Бирюков спокойно выдержал взгляд:

— Нет, Николай Сергеевич, не понял. Я ж не в начальники стремлюсь — наоборот, прошусь на понижение…

— Не прикидывайся, Антон Игнатьевич, понижением, — не дал договорить подполковник. — Рано в твоем возрасте в обоз пристраиваться! Вот уж не ожидал от тебя такого подвоха.

Какой же это подвох?

Гладышев отвел взгляд в сторону. Хмуро распечатал пачку «Казбека». Прикурив, выпустил густое облако табачного дыма и заговорил с ноткой обиды:

— Я ведь тебя, голубчик, с первого дня работы у нас перспективным на рост считаю. В начальники ведущего отдела продвинул. Планировал вот-вот предложить должность моего заместителя по оперативной работе. Честно скажу, замену себе готовлю — мне ведь до пенсии сущий пустяк остался. И вдруг — «прошу освободить от занимаемой должности». Додумался! Неужели не хочешь в тридцать с небольшим возглавить один из крупнейших РОВД?..

— Нет, Николай Сергеевич, не хочу, — без тени позерства ответил Бирюков.

Седые брови подполковника удивленно вскинулись:

— Объясни, почему?

— Начальник райотдела — это и администратор, и хозяйственник, и еще много всякой всячины под его опекой. Я по складу характера для такой должности не гожусь. Не умею волчком вертеться — реакция замедленная.

— Брось прибедняться! Знаю твою реакцию… Обиделся? За что? Мы ведь твою работу ценим. Недавно орденом Красной Звезды тебя наградили. «Отличника милиции» имеешь. Ну, хочешь, на присвоение внеочередного офицерского звания представим. Все основания для этого есть.

Бирюков улыбнулся:

— Звания не прибавляют ума и способностей.

— Вот как! Выходит, знаки отличия — пустое дело?

— Нет, не пустое. Заслуги должны отмечаться.

— Тогда в чем же дело?

— У меня в рапорте написано…

— Рапорт — формальная бумага. Давай словами, начистоту выкладывай.

Бирюков вздохнул:

— Надоело, Николай Сергеевич, постоянно жить, как говорят психологи, в области отрицательных эмоций. Боюсь зачерстветь, стать равнодушным к чужому горю.

— Не сгущай краски. Может, устал? В отпуск хочешь?

— Нет, не хочу.

— Вот упрямый! Ну и, положа руку на сердце, куда метишь?

— Хотя бы, скажем, во вневедомственную охрану… Подполковник наигранно засмеялся:

— Ну, рассмешил. С твоей-то комплекцией — во вневедомственную! Ростом под потолок, в плечах — косая сажень и… в охрану. Заскучаешь там после оперативной работы.

— Не заскучаю.

— А-а-а, брось ты… — подполковник поморщился, хотел было что-то сказать, но совсем не вовремя зазвонил телефон.

Гладышев снял трубку. По отрывочным фразам подполковника и по тому, как насупились его брови, Антон догадался, что звонит из Березовки участковый инспектор милиции Кротов и докладывает о чем-то серьезном. Минуты через две подполковник оборвал говорящего:

— Ладно, Михаил Федорович, подробности после расскажешь! Следственно-оперативная группа сейчас к тебе выедет. Прими меры, чтобы место происшествия сохранилось в неприкосновенности. Понял?.. Все!

Гладышев бросил телефонную трубку на аппарат и посмотрел Бирюкову в глаза:

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день…

— Происшествие?.. — насторожился Антон.

— Вроде бы самоубийство, но Кротов предполагает более серьезное… Ты ведь из Березовки родом?

— Да.

— Молодую доярку Тамару Тиунову знаешь?

Бирюков задумался:

— Не помню что-то. Наверное, из приезжих.

— Может быть. Так вот, сегодня ночью эта самая Тиунова то ли утопилась, то ли убили ее и… концы в воду. Время терять не будем. Сейчас созвонюсь с прокурором и помчим, как ты говоришь, — подполковник досадливо поморщился, — в область отрицательных эмоций. Собирайся. О рапорте позабудь. Воевать, Антон Игнатьевич, надо на передовой линии, а не в обозе…

Через полчаса видавший виды милицейский «уазик» с включенной фиолетовой мигалкой пропылил по малолюдному утреннему райцентру, встряхнулся на рельсах железнодорожного переезда и, вырвавшись за окраину городка, стремительно помчался по щебеночному шоссе. Насколько хватало глаз, под ярким июльским солнцем зеленели пшеничные поля с небольшими березовыми рощицами. Кроме молоденького шофера, подполковника Гладышева и Антона Бирюкова, в машине сидели грузноватый районный прокурор Белоносов, моложе-во-белобрысый следователь прокуратуры Петр Лимакин и два эксперта: смуглый неразговорчивый криминалист Семенов в форме капитана милиции и преждевременно располневший, флегматичный с виду врач Борис Медников.

— Товарищ подполковник, — неожиданно обратился к Гладышеву шофер, — где эта Березовка находится?

— На двадцатом километре от райцентра повернем вправо, — ответил Гладышев.

— К Потеряеву озеру, что ли?

— К нему.

— Ясно!

— Наверно, рыбачил там?

— Нет. Слышал легенду, будто озеро получило свое название оттого, что в нем купеческие обозы в старину терялись, проезжая зимой по льду из Березовки в Ярское.

— Это не легенда — самая настоящая быль. О кухтеринских бриллиантах слыхал?

— Читал где-то…

— Ну, брат, читал!.. — подполковник окинул взглядом участников следственно-оперативной группы. — А мы вот, голубчик, не только читали, но даже и видали полный горшок драгоценностей, почти шестьдесят лет пролежавших в могиле березовского трактирщика Гайдамакова. Жаль, ты не работал у нас в то время. Тоже поглядел бы на старинные цацки, из-за которых много крови пролилось.

— И на большую сумму этих «цацек» было?

— По нынешним деньгам — на миллион двести пятьдесят тысяч.

— Ничего себе! — удивился шофер. — А как они в могилу попали, товарищ подполковник?

— Жена трактирщика спрятала от полиции в гроб к отравленному мужу. С гробом и закопали.

— Жена мужа отравила?

— Нет, она только спрятала драгоценности. Мышьяку подсыпал трактирный буфетчик, который вместе с Гайдамаковым ограбил купеческий обоз.

— А как раскрыли это дело?

— На досуге порасспрашивай Бирюкова, он все подробности знает, — сидящий на переднем сиденье подполковник обернулся к Антону. — Кстати, участковый Кротов хотел рассказать мне по телефону о каком-то колдовстве бабки Гайдамачихи. Не та ли самая это… трактирщица?

— В Березовке одна Гайдамачиха была, — ответил Антон.

— Елизавета Казимировна?

— Да.

— После судебного процесса, когда Гайдамакову оправдали, мы, помнится, устроили ее в интернат для престарелых…

— Она всего месяц там прожила. Затосковала по своей избушке, вернулась в Березовку и, насколько знаю, нынче в феврале умерла.

— Кротов говорит, перед смертью Гайдамакова двухэтажный особняк построила.

— Весной прошлого года на месте бывшего трактира начинала какую-то стройку, но, что из этого вышло, не знаю. Давно в Березовке не был.

— Надо