Агент нокке, или на войне как на войне - Елена Романова

Но душа буквально разрывалась от горя, от невосполнимой утраты! Парень не мог ничего с собой поделать – не мил ему свет солнца, не манят и не влекут звезды, не радует летний дождик. Только вялые и тоскливые мысли днем, да кошмары ночью.

И не было сил. Не было сил, чтобы просто повернуть голову, посмотреть в окно, где звенело жаркое лето, взять ложку.

Каждую ночь парень видел возлюбленную с ребенком на руках, совсем близко – стоит только сделать шаг, протянуть руки. И вот оно – счастье! Но как только парень делал попытку приблизиться, жена и дочка резко отрывались от земли и летели, и не дойти до них, не добраться! "Олеся! Не уходи! Подожди меня!" – кричал Ник и прыгал вслед за ними. Но… Какая-то сила сбрасывала его на землю, а девушка и ребенок исчезали в серебряной дымке. "Нет! Не надо! Пустите!" – кричал он Алешке и Саше, которые крепко держали его. У самого края распахнутого настежь окна.

Неожиданно приехала мама Олеси. Ей сообщили о случившемся несчастье. Всю дорогу она придумывала проклятия, которые бросит в лицо молодому развратнику. Она увидела парня, буквально умирающего от разлуки с ее дочерью, на темно-каштановых волосах которого выделялась седая прядка. Он как безумный, как в бреду, шептал имя ее дочери, ничего и никого вокруг не замечая. Парень продолжал любить ее, даже мертвую. Конечно, Прасковья могла бы добить его одним словом. Но…

Доченьку и внучку не вернуть, а кому будет лучше, если не станет и Ника. Женщина, успела привязаться к нему, как к сыну. И мальчик не виноват в их смерти. Видит бог, не виноват!

Сердце матери дрогнуло, его наполнили жалость и сострадание. Она прошла к Нику и тихонечко погладила его по волосам. "Мама!" – парень вздрогнул и повернулся. Они плакали и молчали. Женщина несколько дней ухаживала за парнем: кормила его с ложечки, выводила на улицу, давала лекарства. И разговаривала с ним.

Вдруг Ник попросил гитару, впервые за все время. Он с трудом поднялся, тронул струны. Он спел тоскливую песню, которую любила напевать его мама. Песня эта была такая древняя, что имена ее создателей затерялись в веках. Легенды приписывали ее авторство последней жене Гиль Галада. Века пронеслись с тех пор, как один миг. Но боль разлуки не изменилась за все это время. В переводе на русский язык она могла бы звучать примерно так:

Тьма поднялась из всех болот, из всех теснин, И засвистел веселый кнут над пегой парою.

Ты запоешь свою тоску, летя во тьму один, А я одна опять заплачу песню старую.

Разлука – вот извечный враг любимых грез, Разлука – вот полночный тать счастливой полночи.

И снова стук из-под колес, и не расслышать из-за гроз Ни ваших шпаг, ни наших слез, ни слов о помощи.

Какой судьбой из века в век обречены?

Какой нужде мы платим дань, прощаясь с милыми?

И почему нам эта явь такие дарит сны,

Где дивный свет над песнями унылыми?

Быть может нам не размыкать счастливых рук?

Распрячь коней своих на веки вечные?

Но стонет север, кличет юг.

И вновь колес прощальный стук,

И вновь судьба разбита вдруг о версты встречные…

Ник пел с надрывом. Казалось, что с песней выходит невыносимые страдания, нечеловеческая тоска и отчаяние. У всех, кто слышал песню, наворачивались слезы.

Парень пел, не обращая внимания на собравшихся друзей, задыхаясь от тоски. Он словно бросал вызов кому-то. Песня закончилась, а мама Олеси и Ник вдруг одновременно замолчали. Их оставили одних. Им было о чем поговорить.

Теща долго рассказывала об Олесе: какая она была маленькая, как росла, что было после того, как Ник уехал. Оказывается, мама знала все, и о ребенке тоже. И уговаривала дочь отказаться от последнего задания. Но дочка настаивала, она не хотела быть в семье всегда вторым номером:

– Мама, ты только подумай! Ника, Алешка, Сашка и даже Настя – герои, новые неуловимые. А я кто? Жена Ника: приготовь, постирай, принеси, подай, уйди подальше, не мешай! Он уже и так меня под замок посадить собрался, а что дальше будет?!

– Про это надо было раньше думать. Кто хочет подвиги совершать, тот к парням в постель не прыгает. Милая моя, семья – это не только вздохи и тисканья при луне, это еще и пеленки, борщи, носки и прочие бабьи радости. Олеся, ты скоро сама будешь мамой! А то хорошо устроились: Ника шпионит где-то, Олеся шифровки строчит, а детей ваших кому смотреть. Опять мне?

Олеся хлопнула дверью и ушла. Больше мать ее не видела. Сколько раз несчастная женщина проклинала свой язык, что произнес эти роковые слова! Сколько слез пролила несчастная мать по своей неразумной дочери! Сколько раз хотела вернуть эту роковую минуту!

Женщина привезла фотографии, где дети еще счастливы: сидят, обнявшись под старым дубом, ветер путается у них в волосах. Беспечная река катит свои волны.

Петр Сергеевич нашел того, кто отправил эту группу на заведомо проваленную явку, на верную гибель. Группа, видите ли, выработала свой потенциал. Он насильно привез его с собой, чтобы этот деятель посмотрел в глаза безутешной матери, убитого горем молодого мужа, чтобы он сам им объяснил, за что обрекли на смерть юную женщину. Петр Сергеевич планировал завести его в каждый дом, в каждую семью, где по его вине царит траур. Этого деятеля выкрали с живописного берега озера, где он в гордом одиночестве наслаждался торжеством жизни на лоне природе. На берегу остались оставленные удочки, запутавшаяся в камышах огромного размера панамка, служебный автомобиль. Всю дорогу похищенный кричал своим похитителям, что он действовал согласно приказам партии и лично товарища Сталина. Он грозил им большими неприятностями, вел себя очень нагло и самоуверенно.

Но, едва увидев поседевшего за ночь парня, который вдруг расправил плечи и решительно направился к толстому дяденьке, спокойно сжимая в руке огромный десантный нож, партийный функционер испугался. Он отчаянно вырвался из ослабшей хватки дяди Пети и с криком "Убивают!!!" стремительно убежал по улице. Взгляд Ника впервые за последнее время стал осмысленным, согнутые безутешным горем плечи расправились. Казалось, парень даже стал выше ростом. Он спокойно шел по темной улице как ангел возмездия вслед за убегающим руководителем отдела. У пожилого мужчины подкосились ноги от страха. Он забился в темный угол, надеясь спрятаться от страшного, обезумевшего от горя молодого вдовца. Он не знал, что эльфы хорошо видят в темноте.

– Пощади меня! Пожалуйста! У меня жена, у меня любовница, мать старушка… Не надо! Я больше не буду! Не убивай меня! – отчаянно лепетал обреченный.

– У Петрова тоже была жена и двое детей! У Олеси была мама! У меня была семья!

Они верили тебе, а ты послал их на смерть. Просто так, для галочки. И кого? Да они были настоящими людьми, а ты – жижа болотная. Стольких убил, а над своей жалкой шкурой трясешься. Что же ты мне не лопочешь про потенциал, который они выработали? – тихий шепот Ника страшно гремел в ушах испуганного десятипудового зайца.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});