Диармайд. Зимняя сказка - Далия Трускиновская

Два – она их увидела, как будто кто-то вырезал из памяти все имеющие отношение к этому делу кадры и быстренько склеил их в видеоленту, а лента прокрутилась со свистом, и тогда…

Три – слово «соперница», старинное такое слово, прозвучало. В заговорах еще поминалась «супротивница», «разлучница», и все это значит, что…

Четыре – неприязнь Эмер к Даре, которая тогда время от времени прорывалась, сейчас может заявить о себе (наконец-то!) во весь голос, и, значит, не ту советчицу выбрала Дара в деле избавления от власти гейса, хотя…

Пять – если Эмер до сих пор злится на Фердиада, похоже, бросившего ее ради Дары…

Все эти «раз», «два», «три», «четыре» и «пять» возникли практически одновременно, не вытекая одно из другого, а как-то иначе.

Будь у Дары хотя бы частица той силы, которой она лишилась, и печалиться было бы не о чем – она бы насквозь видела все намерения крестной и вела себя соответственно. Сейчас же увидеть или почувствовать она не могла – могла только просчитать. Сама же оказалась открыта перед сильной и опытной Эмер как самая что ни на есть жалобная пациентка, к которой всякий сглаз цепляется, как репейник.

– Я пришла к тебе с поклоном, – напомнила Дара.

– Ты вовремя напомнила об этом, – крестная уставилась на кофейную гущу, оставшуюся в чашке, потом резко опрокинула чашку на блюдце, подняла и изучила то, что получилось. – Ну, ладно. Я должна тебе помочь. Такова моя задача на сегодняшний день. Что это за гейс? И какое он имеет отношение к твоему имени? Откуда он вообще взялся?

Она видит меня насквозь, сказала себе Дара, ну так пусть и получит то, что видит, в словесном изображении! Выхода нет – от вранья все станет только хуже.

– Ты знаешь, что я была с Фердиадом, – спокойно сказала Дара. – Я была еще очень молода, а он сделал все, чтобы я в него влюбилась. Но при этом он все время держал дистанцию – ты знаешь, что я имею в виду.

Некоторое время обе молчали.

– Да, знаю. Он иначе не умеет.

– Согласись, крестная, что постель – не то место, где следует держать дистанцию.

Эмер и тут ответила не сразу. Она взяла блюдце и еще раз изучила кофейный рисунок, словно отыскивая возможность уклониться и от разговора, и от помощи.

– Допустим.

– Я видела в этом постоянную готовность прервать наши отношения. Любви, как ты понимаешь, это не способствует.

Дара все это сообщала очень осторожно, наблюдая за Эмер и старательно подбирая слова. Сейчас ей следовало подстроиться под крестную и сказать словами то, что Эмер и сама могла бы рассказать о своих отношениях с Фердиадом. Только при полнейшем сходстве любви могло быть и сходство обиды, и сходство протеста. Иначе Дара вместо союзницы рисковала приобрести врага.

– Понимаю.

– Он хотел, чтобы я была рядом, но при этом он, как бы выразиться… подчеркнуто поднимал меня до своего уровня…

Эмер кивнула. Дара шла верным путем.

– Согласись, для женщины это невыносимо.

– Соглашаюсь.

– Бывают ситуации, когда любишь, веришь, хочешь, но должна встать и УЙТИ ПЕРВОЙ. Иначе тебя больше не будет.

Эмер опустила глаза.

– Я сделала все, чтобы больше с ним не встречаться. Но на прощание он бросил мне в спину гейс. Он сказал так: сила твоя велика, но она останется с тобой, пока ты влюблена. Иссякнет любовь – иссякнет и сила! Разумеется, это меня не удержало. Я полагала, что запасы любви в женщине бесконечны. Выходит, ошиблась. А он, судя по тому, какое имя мне дали по его просьбе, готовил меня в товарищи, в сотрудники, в высший слой. И теперь он загоняет меня в угол! Он знал, что рано или поздно я из-за этого гейса лишусь силы, и хочет, чтобы я на коленях приползла к нему, понимаешь, крестная?!

Дара искренне возмутилась, выразив свое оскорбление словами, но она и слышала свой возмущенный голос со стороны, и соразмеряла накал эмоций с выражением лица Эмер.

– Так вот – ты сумела сохранить в себе способность любить, – не дождавшись ответа, но ощутив согласие и даже одобрение, продолжала Дара.

– У тебя была возможность выбрать третье посвящение, настоящий путь к тайным знаниям, настоящую работу в слое тех, кто тебе равен, общество друзей. Ты остановилась – и я тоже где-то должна была остановиться. Я хочу понять…

– Я бы никогда не могла оставаться его другом! – воскликнула Эмер. – Не от мудрости, а от бессилия я сказала «довольно»! У него уже была ты – и я хотела поставить между нами преграду! Я поставила ее, Дара, я сказала «довольно», чтобы не быть с ним рядом НИКОГДА! И я нашла, куда девать мою любовь! Вы все полагаете – я предпочла женское счастье? Да нет же! Гордость заставила меня выбрать женское счастье! Если бы не проклятая седина – я бы и дальше шла вверх, рука об руку с ним, насыщаясь то любовью, то знанием! Я оказалась выброшена на мель, но извлекла из своего поражения все, что только могла. Мне завидуют – не правда ли, крестница? Те, кто не в силах продвигаться вверх и уже не в состоянии спуститься вниз, хоть на одну ступеньку, завидуют той, которая вовремя сказала «довольно»?

– Да, крестная, – в изумлении от этого монолога произнесла Дара.

– Значит, все в порядке…

– Проклятый Фердиад…

Эмер несколько раз кивнула.

– Уж лучше бы он набросил на меня гейс королевы Медб – найти мужа без зависти, скупости и страха, – Дара усмехнулась. – Тогда у меня по крайней мере был бы один шанс из миллиона.

– Хочешь сказать, что сейчас у тебя вообще ни одного шанса?

– Похоже, что так.

Эмер ничего не ответила.

Молчание затянулось. Дара не видела на лице крестной ничего обнадеживающего. И тогда она сделала последнюю попытку.

– Если бы я все это знала, я не пришла бы к тебе за помощью, – сказала она. – Но ведь теперь мне вообще некуда идти. Лучше я утоплюсь или повешусь вместе с этим чертовым гейсом – но к нему не пойду!

Тут на ее руку легла сухая, с увядшей кожей рука Эмер.

– Я не знаю, как снять с тебя этот гейс, – сказала крестная. – Но есть женщина, которая, возможно, знает. Впрочем, женщина ли она, я сильно сомневаюсь. Ты ведь слыхала о сидах?

– Кто же о них не слыхал! – удивилась Дара, имея в виду, естественно, СВОИХ.

– Когда сиды покинули зеленые холмы и окончательно замкнулись в Другом Мире, некоторые остались. Куда они делись потом – неизвестно. Я их понимаю – они привыкли жить на грани между мирами, а выбрать окончательно Другой Мир можно только очень устав от всего, навеоно, они были слишком молоды в ту пору, когда им предстоял выбор… Какое-то время они, очевидно, хранили опустевшие холмы, потом затосковали, вышли и смешались с людьми – по крайней мере, это было бы логично… А век им отмерен долгий – стало быть, и старость их неимоверно долга. Но они могут по своему желанию уходить в Другой Мир – как и некоторые люди, кстати. Я встречалась с одной сидой, которая ушла туда гораздо позже прочих…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});