Мертвецы сходят на берег - Берхард Борге

Какое-то время мы еще посидели, пытаясь поддерживать разговор, но ничего не получалось. Да, это была отнюдь не уютная сентиментальная атмосфера прощания, когда поднимают бокалы и растроганно говорят: «Не поминайте лихом!» Арне продолжал злиться и отпускать едкие циничные замечания. Под предлогом, что всем завтра рано вставать, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.

Еще три четверти часа я пролежал в кровати с книжкой и вдруг услыхал в коридоре тихие шаги. Они замерли у самой моей двери. Я увидел, как дверная ручка медленно поворачивается, и сердце мое подпрыгнуло. Что это? Дверь бесшумно открылась — на пороге стояла Моника.

Она была в легком халатике, из-под которого выглядывали кружева длинной, до пола, ночной рубашки. Длинные, светло-каштановые волосы, мягкие и шелковистые, были отброшены назад, словно ветром. Никогда еще я не видел ее такой взволнованной и победоносно прекрасной.

Она приложила палец к губам, осторожно закрыла за собой дверь, подошла и села ко мне на край кровати.

— Слава Богу, что ты не спишь, — прошептала она, — я хотела перед отъездом поговорить с тобой наедине.

Перед глазами у меня заплясали крошечные огоньки, как блуждающие огни на болоте. Вот теперь я пропал! Окончательно и бесповоротно. Я привлек ее к себе и нашел ее губы, она ответила на поцелуй, дрожа всем телом.

— Пауль… любимый…

Я сорвался и полетел в пропасть. Боже, я благодарен тебе за все прекрасное на свете: музыку и полет чайки, восход солнца и запах мокрой травы, блеск зарницы в летней ночи… Моника, Моника, ты со мной, ты моя…

* * *

На рассвете я проснулся. Я плавал в космической благодати. Мое тело было невесомым, я был шаром из тончайшего шелка, меня наполнял легкий гелий, и я поднимался к звездам. К Монике, которая лежала в своих кружевах на Большой Медведице.

Еще не проснувшись, я осознал: что-то случилось, и протянул руку, чтобы обнять ее. Потом я открыл глаза и увидел, что я один. Но это не было сном: подушка хранила отпечаток ее головы, воздух благоухал нарциссами. Дивная, страстная, нежная моя Моника, даже имя твое, словно ласка, словно поцелуй, словно радуга над землей…

Я почувствовал что-то холодное под правым плечом. Маленький золотой медальон. Она потеряла его сегодня ночью… Я открыл его и увидел: он пуст. Портрет Арне исчез — или его вообще не было?

И я снова уснул, погрузился в сумрак нирваны, где исчезают и тают любые желания.

Глава 13

МЕРТВЕЦЫ СХОДЯТ НА БЕРЕГ

Рано утром я отвозил всю компанию на моторке в Лиллезунд. Оттуда они должны были добираться автобусом до Кристианзанда, где Моника, Эбба и Танкред хотели сесть на поезд до Осло. Утро было туманное, сырое, совсем осеннее. Далеко в море стонал и вопил буй-ревун, как больной зверь в морском тумане. Рифы и шхеры казались особенно унылыми, словно окаменевшие символы одиночества торчали они из серой воды. Сидя за рулем моторки, я ощущал, как легкое, игривое чувство счастливой невесомости, посетившее меня нынче ночью, вытесняется свинцовой тяжестью.

Арне за завтраком был молчалив и сейчас глядел в море, мрачный, как грозовая туча. Тяжелое похмелье? Возможно, неприятные воспоминания о вчерашней сцене травили ему душу, а может быть, он заметил, что между мною и Моникой что-то произошло? Он ни словечком не намекнул на что-то подобное. Во всяком случае, я теперь был готов отвечать перед ним за свое «падение», даже если это и положит конец нашей дружбе. Жизнь, в конце концов, заявляет свои права: я не бесплотный «друг», не скопец, я мужчина, и теперь между нами стояла Моника.

Моника, надо сказать, прекрасно владела собой. Вот они, преимущества воспитания… Она как бы снова надела маску прохладной, чопорной, уверенной доброжелательности. Она спокойно сидела у борта лодки, подставляя лицо морским брызгам, бок о бок с Арне, но была далеко — как русалка. На мгновение во мне даже вспыхнуло подозрение: неужели она-таки попросту отомстила ему этой ночью? Не послужил ли я средством самоутверждения для нее, клапаном, чтобы выпустить пар? Но поймав ее взгляд, я тотчас почувствовал ту же теплую волну доверчивой, радостной нежности; лицо ее осветилось, и она отвела глаза. Нет уж, тут не игра, тут чистая правда.

Мы пришвартовались к лиллезундскому причалу. Потом двинулись с чемоданами на автобусную остановку. А когда пришли, Арне поставил вещи, повернулся ко мне и сказал:

— Ну, теперь все ложится на тебя. Надеюсь, ты справишься со своей новой работой. Сегодня я вышлю тебе деньги. Я приеду, по-видимому, через неделю. Если что — звони в Кристианзанд. Завтра и послезавтра я буду там. Вот тебе телефон архитектора Арстада.

Он написал мне номер телефона. Потом неожиданно улыбнулся с хорошо мне знакомым выражением лукавого фокусника.

— Не забудь, дорогой: ведь теперь твоя очередь ночевать в желтой комнате. Ты единственный не прошел испытания на аттестат зрелости. Докажи, что ты мужчина! Надеюсь, ты не нарушишь правил игры? Хотя мы, конечно, не сможем тебя проверить.

— Можешь поверить мне на слово, — немедленно отреагировал я. — Клянусь, я сегодня ночую в желтой комнате. И тогда мы квиты.

Смеясь, мы пожали друг другу руки.

— Какие вы все-таки дети! — с улыбкой произнесла Эбба. — А меня тревожит судьба Лиззи. Кажется, я не сказала тебе, Пауль: мы с Танкредом заходили туда, когда ты ездил за раками. Танкред хотел серьезно поговорить с этим старым придурком. Но никого не было дома. Представляешь? Не знаю, что и думать. Лиззи меня очень беспокоит.

— Не беспокойся, — сухо сказал Танкред. — Мы это уладим. Карстен пока остается здесь.

— Да, вся надежда на Карстена, я хочу верить, что он не бросит бедняжку в такой дикой ситуации.

Арне с видом насмешливого превосходства похлопал ее по плечу. Моника молчала.

Я помог погрузить багаж в автобус, и мы распрощались. Пожимая мне руку, Моника чуть слышно шепнула:

— Я тебе сразу же напишу. Не задерживайся тут, приезжай поскорее…

— Хочешь, я с ним поговорю? Здесь, немедленно?

— Нет! Не надо. Только не сейчас… Я сама… Ты мне позвони, как сможешь.

— Хорошо! До свидания! — сказал я громко.

— До встречи в Осло! — ответила она и пошла в автобус. На обратном пути я спрашивал себя, какого черта я должен тут торчать? Что это за добровольная ссылка? Почему не сказать Арне, что я передумал, что мне не подходит должность управляющего в его дурацком доме, здесь, в глуши, в этих отвратительных местах? Почему я должен сидеть в одиночестве вместо того, чтобы поехать с Моникой в Осло? Ах, Боже мой, ну конечно, причиной было все то же чувство вины из-за Моники. Нельзя мне сейчас опускаться до бегства — хватит и того, что я увел у него девушку.

Ну, и что же теперь? На всю жизнь оставаться в мальчишках при Арне Краг-Андерсене? Нет, дудки. Пора становиться на собственные ножки. Надо заканчивать университет и идти на службу. В министерстве юстиции как-нибудь найдется местечко для Рикерта-младшего. Пусть поначалу это будет не слишком завидная должность, но голова у меря варит неплохо, и отцовское имя поможет в этом я имел преимущество перед Арне. Стало быть, надо прожить тут неделю, дождаться его приезда и выложить карты на стол. Скажу ему, что решил идти своей дорогой и имею намерение жениться на Монике. Пусть думает, что хочет, а я поеду и серьезно займусь собственными делами.

К вечеру пришел Йерн. Он был оживлен, глаза возбужденно блестели. Пожалуй, в таком прекрасном настроении я его еще не видел.

— Жаль, что они уехали, не попрощавшись со мной! — весело провозгласил он. — Я вчера повел себя очень глупо! Но сейчас у меня потрясающая новость, Пауль, дружище! Я женюсь!

— Что?!

— Женюсь! Как ты думаешь, кто меня ждет дома, в Осло?

— Право, не знаю, что думать!

— Лиззи! Я только что разговаривал с ней по телефону.

— Лиззи? Как это возможно?

— Ха! Я ее похитил! Не веришь? Ага! Нет-нет, дело обошлось без веревочной лестницы и тому подобного, все гораздо проще. Я вчера возвращался от вас и решил зайти к Лиззи. Эбба мне тут порассказала кое-чего, ну, сам знаешь… И встретил инспектора Серенсена. Он говорит: заходил к Пале, чтобы порасспросить о вещах с эстонского корабля, но его нет дома. А Лиззи собирает пожитки, потому что они уезжают, дескать, Пале желает ее подлечить в какой-то частной клинике. Я понял: сейчас или никогда. И ринулся напролом. Она меня увидела — и в слезы. Я схватил ее в охапку, и мы помчались на берег. Тобиасен дал мне моторку и денег — у меня же ничего с собой не было. Приехали в Лиллезунд, по дороге я сделал ей официальное предложение, и она согласна! Да, там сели в попутную машину и в Кристианзенде я посадил ее в вечерний поезд. Сказал, что приеду через пару дней, дал ключ от моей квартиры в Осло.

— С ума сойти! Хочешь выпить?

— Хочу! — сказал он и уселся в кресло.