Киммерийцы и скифы - Михаил Артамонов

Синды и Боспор

Греческие колонии на берегах Керченского пролива играли важную роль в истории Северного Причерноморья, несмотря на то, что Геродот в своем труде игнорирует их существование. Он ни разу о них не упоминает, хотя и знал о Боспоре Киммерийском (Керченском проливе), о меотах на восточной его стороне и о скифах, переходивших его по льду (IV, 28).

Главными и наиболее крупными городами на берегах Керченского пролива были Пантикапей на европейской стороне и Фанагория на азиатской. В ближайшем соседстве с первым из них были города меньшего размера Тиритака и Мирмекий, а в большем отдалении Нимфей. На азиатской стороне кроме [118] Фанагории известны Гермонасса, Кепы, Корокондама и еще несколько небольших поселений. Греки из городов на Керченском проливе не ограничивались связями с населением Керченского и Таманского полуостровов, а простирали свою активность далеко вглубь страны во всех направлениях. Они рано освоили побережье Азовского моря, Подонье и даже Поднепровье, куда проникали не только по Дону-Донцу и реке Молочной, но и в обход Крымского полуострова по Днепру.

В 480 г. до н. э. греческие города Боспора Киммерийского были объединены под властью Археанактидов, по-видимому, знатной семьи, в качестве архонтов управлявшей этим объединением, ставшим необходимым по внешнеполитическим обстоятельствам. Д. П. Каллистов, вероятно, прав, усматривая ближайшую причину этого объединения в разгроме персами восстания греческих городов в Малой Азии в 494 г., что не могло не отразиться на связанных с ними колониях Северного Причерноморья в виде экономического кризиса и как его следствия ухудшения отношений с окрестными варварами.

Умолчание Геродота о существовании боспорских городов, по всей вероятности, вызвано его проафинскими симпатиями и неприязнью к этим городам ввиду их противодействия стремлению Афин подчинить и их своей гегемонии. В 40-х – 30-х годах V в. до н. э., в то время, когда Геродот составлял свою Историю, Перикл с этой целью предпринял морские походы в Черное море. Из боспорских городов в Афинский союз удалось вовлечь только Нимфей. Вероятно, в связи с этим находится переворот, в результате которого в 438 г. власть в объединенных городах на Боспоре перешла от Археанактидов к династии Спартокидов.

В какой связи находятся друг с другом попытки Афин включить в орбиту своей политики боспорские города и переворот, приведший к власти Спартокидов? Боспорские города под властью этой династии находились в дружественных отношениях с Афинами, но из этого не следует, что они охотно подчинились афинской гегемонии, сопряженной с выплатой более или менее обременительного фороса и с выполнением других стеснительных обязанностей. Умолчание Геродота о боспорских городах весьма красноречиво свидетельствует о том, что на Боспоре Афины встретились с сопротивлением, вследствие чего и могла произойти смена правящей династии в союзе боспорских городов с целью усиления их путем привлечения на свою сторону соседних варваров.

Имя основателя новой династии — Спарток — не скифское, а фракийское. Ввиду этого некоторые ученые полагают, что он был предводителем фракийских наемников, захвативших власть в боспорских городах. Но фракийские наемники появились на Боспоре позже — на рубеже V и IV вв. до н. э. При царе Сатире в его войске было не более двух тысяч наемников греков и столько же фракийцев. О фракийских наемниках более раннего [119] времени в городах Боспора никаких сведений не имеется. Скорее всего династия Спартокидов вышла не из фракийской, а из местной эллинизированной знати, из среды правящей верхушки ближайшего окружения греческих городов на Таманском полуострове — синдов, возникших, как уже говорилось, по всей вероятности, при участии вернувшихся из Малой Азии киммерийцев, во время пребывания в Азии тесно связанных с фракийцами, если они сами не принадлежали к фракийской семье. Фракийские имена у синдов могли явиться одним из следствий этой связи, да и с греками киммерийцы были хорошо знакомы еще по Азии. Нет никаких оснований полагать, что резиденция Спартокидов с самого начала находилась в Пантикапее, с тем же успехам она могла находиться в Фанагории, откуда Спарток и мог осуществлять свою власть, опираясь на живущих в ее окрестностях соплеменников.

С самого начала своего появления в варварском окружении греки стремились заручиться содействием и поддержкой местной аристократии. Ближайшая к городам туземная знать все теснее и теснее связывалась с греками не только в экономическом, но и в культурном отношении. Представители этой знати, стоящей во главе родо-племенных организаций, не только продавали грекам продукты собственного хозяйства и собранные ими у подвластного населения, но и оказывали колонистам различные услуги: посредничали в сношениях с другими такими же, как они сами, властителями, обеспечивали охраной торговые караваны и вооруженной силой греческие города. Сохраняя связи с родными для них обществами, они, как скифский царь Скил, подолгу жили в городах, иногда селились в них, усваивали греческий язык и представления греков и даже роднились с ними. Погребения такой эллинизированной туземной аристократии находятся поблизости от греческих городов и отличаются смешением черт местного и греческого происхождения.

О распространении влияния боспорских греческих городов в Прикубанье в конце VI — начале и первой половине V вв. до н. э. можно было заключить еще по выше рассмотренным курганам Ульского аула. Наиболее ярко следы его выступают в курганном могильнике Семь Братьев, расположенном возле синдского городища у станицы Варенниковской в низовьях Кубани и оставленном, видимо, местной династией царей-вождей. Погребения, сохранившиеся в двух из этих курганов (втором и четвертом), были устроены в склепах, сложенных из сырцовых кирпичей и перекрытых плоской деревянной кровлей. Они относятся ко второй половине V в. и сохраняют выраженный туземный характер. Покойники сопровождаются оружием и несколькими лошадьми, в инвентаре наряду с вещами местных типов находятся произведения, выполненные в греческом или греко-персидском стиле. Особенно замечателен серебряный нагрудник в виде стоящей оленихи с повернутой назад головой, увенчанной симметрично [120] развернутыми рогами. Рядом с ней сосущий теленок, а в основании — фигура стилизованной птицы с раскинутыми в стороны крыльями, с хвостом в виде пальметки и с рыбой в клюве. Рога, крылья и хвост позолоченные. Из другого кургана (№ 4) происходят ахеменидский серебряный ритон со скульптурной фигурой передней части крылатого козерога и четыре треугольные золотые пластины, украшавшие верхнюю часть деревянного сосуда. На одной из них представлена птица, терзающая зайца, на другой — крылатый барс, вцепившийся в загривок козла, на третьей — фантастическое чудовище иранской мифологии сенмурв и на четвертой — нападение льва на оленя. Последнее изображение решено в традициях скифского искусства, тогда как в трех остальных сочетаются признаки греческого и иранского происхождения.

В погребениях этого могильника, относящихся к IV в., наблюдаются те же явления, что и в скифских курганах Поднепровья, а именно сохранение местного художественного стиля в вещах конского убора с чертами орнаментации и уплощенности и преобладание греческих форм в личных украшениях, как и в упомянутом курганном могильнике у станицы Елизаветинской, расположенном выше по Кубани и тоже находящемся возле городища одного из меотских племен.

Считается, что туземцами на Керченском полуострове были скифы-царские, однако туземные погребения там, как и во всем степном Крыму, существенно отличаются по устройству от погребений последних. Вероятно, это были крымские скифы-номады, хоронившие своих покойников в простых земляных могилах, или тавры, погребавшие в каменных ящиках. Такие могилы V в. до н. э. обычно впущены в насыпи курганов эпохи бронзы, а позже иногда помещаются и под специальными насыпями. Они разбросаны по всему степному Крыму, образуя иногда небольшие семейные кладбища, из чего можно заключить, что эти скифы не имели централизованной организации и распадались на более или менее самостоятельные подразделения. Это заключение подтверждается и тем, что среди них нет больших курганов, сравнимых с погребениями царей скифов-царских или среднеднепровских земледельцев. Только появляющиеся возле греческих городов варварские курганы отличаются величиной, сложностью устройства и богатством инвентаря. Это погребения эллинизированной знати, слившейся с верхушкой греческих городов. Она могла быть и синдского, и таврского, и скифского происхождения.

Раньше всего погребения эллинизированных туземцев появляются у города Нимфея. В расположенных возле него курганах погребальный обряд представляет смешение греческих и варварских элементов, а могильный инвентарь по большей части состоит из вещей греческого происхождения. Особенно показательны в этом отношении курганы № 4, 1876 г. (погребение № 19) [121] и курган № 16. Они относятся ко второй половине V в. и содержат вещи, близко сходные с обнаруженными в Семибратних курганах на Кубани. Особенно велико сходство найденных в тех и других золотых нашивных бляшек, видимо, изготовленных в одной мастерской и даже иногда при помощи одного и того же штампа.