Воздушные змеи над зоной - Николай Формозов
- Дата:24.05.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Воздушные змеи над зоной
- Автор: Николай Формозов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воздушные змеи над зоной. Очерки из истории послевоенного ГУЛАГа
Есть символ, объединяющий самое мощное и продолжительное восстание в ГУЛАГе — Норильское, и самое яркое и трагическое — Кенгирское. Это воздушный змей, парящий высоко в голубом небе, и облачко белых листовок, разлетающихся от него в разные стороны. И в Норильске в 1953 году, и в Кенгире в 1954-м листовки распространяли одним и тем же способом — при помощи воздушных змеев. В Кенгире этим руководил Юрий Альфредович Кнопмус[1]; в прошлом советский разведчик, замечательный инженер, он мог бы «придурком» тихо отсидеть свою десятку, но он непрерывно боролся с режимом. Норильские чекисты, обвинив Кнопмуса в подготовке мятежа, арестовали его в Горлаге задолго до подлинного Норильского восстания и с новым сроком в 25 лет отправили в Кенгир. Когда там в 1954 году вспыхнуло знаменитое Кенгирское восстание, Кнопмус руководил отделом пропаганды. Бывший горлаговец, конечно же, интересовался и восстанием, и судьбой своих друзей, оставшихся в Норильске. Но кто рассказал ему о хитроумном приеме распространения листовок, до последнего времени оставалось тайной. Не было известно ни одного имени участника Норильского восстания, который бы оказался через год в Кенгире. И вот в фундаментальной подборке документов «История сталинского ГУЛАГа»[2] обнаружилась любопытная «Справка Спецотдела Управления Горного лагеря на заключенных, подлежащих этапированию в другие лагеря МВД (за пределы Норильска)». Скромная таблица, и четырнадцатая позиция в ней — «В Степной лагерь МВД пос. Джезказган» этапировать 25 человек. Кого бы вы думали? «Заключенных, преследуемых оуновцами» — таков в документах ГУЛАГа эвфемизм для стукачей или подозреваемых в стукачестве[3]. Так вот кто привез Кнопмусу сведения об использовании в Норильске воздушных змеев! За этой единственной строкой в скупой таблице и история двух крупнейших восстаний, и отчасти история всего сопротивления в ГУЛАГе.
С этого примера я и начну свой рассказ о том, как устная история сопротивления в ГУЛАГе переплетается с ныне опубликованными документами.
С чего началось сопротивлениеК концу войны по 58-й политической статье в советские лагеря пошли этапы новых зэка, которых ГУЛАГ до тех пор еще не знал. Это были вчерашние советские военные и партизаны и повстанцы самых разных национальностей — от поляков с Запада до уйгуров с Востока[4]. Даже самый лихой партизан, пройдя через подвалы НКВД, попадал в лагерь подавленным и растерянным[5] и, едва вздохнув после изнурительного следствия, оказывался под давлением уголовников. Об этом много писали и А. И. Солженицын и В. Т. Шаламов. Бесспорно, что именно в отпоре уголовникам и стало складываться и закаляться лагерное подпольное сопротивление. Вчерашние жертвы вдруг оказывались способны постоять за себя — это воспринималось как чудо. «„Помогите! Выручайте! Фашисты бьют! Фашисты!“ Вот где невидаль! — „фашисты“ бьют блатных?» — вспоминает Солженицын[6] крики блатных в Куйбышевской пересылке, когда политзэк (по блатной терминологии «фашист») из фронтовиков Павел Баранюк оказал уркам достойный отпор. О том же рассказ Костоглотова в «Раковом корпусе», как пленные японцы «с криком „банзай!“ бросились гвоздить урок!»[7]. В каждом таком рассказе есть элемент преображения, проснувшейся воли…
Мне довелось слышать мрачную украинскую легенду о том, как зародилось внутрилагерное украинское подполье. На какой-то безымянной пересылке встретились два этапа — женский и мужской, оба с Западной Украины. Верх в той зоне держали блатные. И вот пахан выбирает себе в жертвы из нового этапа самую красивую девушку. Ведут ее урки мимо западноукраинцев, а те стоят молча, понурив головы.
Чтобы не даться пахану, девушка изрезала себе грудь бритвой. И пахан не посмел ее тронуть. Ее, истекающую кровью, отводят в лазарет.
Через некоторое время, только она вышла из лазарета, как снова блатные тащат ее к пахану. И вновь хлопцы не проронили ни слова. Но той красавице удалось еще раз иссечь себя бритвой так, что пахан побоялся к ней прикоснуться.
И вот на третий раз блатные подстерегли ее, выходящую из лазарета, скрутили и, связанную, отвели к пахану. Через какое-то время, опозоренную, измазанную дегтем, выводят ее из своего барака блатные, скачут, пляшут вокруг нее, хохочут как обезьяны, посыпают ее перьями из подушек. Девушка стоит поникшая среди них. И тут хлопцы поднялись, кто схватился за то, что было под рукой, а кто и с голыми руками ринулись на ножи блатных. И те испугались такого натиска и вмиг со звериным визгом бежали[8].
Называют место, где это произошло, — вблизи от станции Решеты, Красноярского края, и имена — якобы украинец Михайло Хмiль первым ворвался в барак и с криком «Хлопцi! Над нашою кров’ю знущаються!»[9] поднял своих земляков на защиту несчастной девушки. Но, на мой взгляд, это в первую очередь легенда, объяснение самим себе, что же произошло, откуда взялись силы. В этой истории много от народного сказа. И троекратность испытания — часто встречающийся в фольклоре мотив. И заговоренность крови, кровь как оберег — тоже, как мне представляется, древний мотив, не относящийся прямо к повседневной жизни ГУЛАГа. (Зная реалии ГУЛАГа[10], можно не сомневаться, что кровь девушки вряд ли остановила бы тех мерзавцев.) И наконец, несколько нарочитый символизм всей истории. Образ истекающей кровью, поруганной сказочной красавицы для украинских националистов 40-х годов — это символ самой отчизны.
Согласно легенде, с этого момента, с крика «над нашей кровью измываются!» и началось организованное украинское сопротивление — вначале блатным, позже произволу администрации, — в конце концов вылившееся в несколько крупных забастовок с политическими требованиями, называемых весьма неточно «восстаниями». Безусловно, процесс организации сопротивления блатным начался и шел независимо в разных лагерях. Григорий Сергеевич Климович[11] писал мне: «Старшим нарядчиком того лагеря [Чурбай-нуры] был Вячеслав Нагуло, украинец из гор. Новгорода-Северского Черниговской области. Старшим нарядчиком он стал по общей просьбе мужиков-работяг с тем, чтобы защитить их от воровского произвола. И это удалось. Впредь в Степлаге воры не возникали. <…> А в [некоторых] лагерях Сибири, в частности в Мариинских лагерях, появилось слово „нагуловщина“. Которое ободряло мужиков и приводило в трепет воров»[12]. «Нагуловщину» можно датировать примерно 1949 годом. Есть оценки, относящиеся к тем же Казахстанским лагерям, что организованный отпор уголовникам сформировался позднее. Борис Иосифович Кудрявцев пишет: «И только после 1950 года бывшие военные объединились почти все и их [уголовников] власть закончилась»[13]. В разных источниках речь идет о разных лагерях и, главное, о разных национальных группах. Но представители и литовского подполья, и так называемого «русского» подпольного центра дружно указывали: «Украинцы были первыми»[14].
21 февраля 1948 года Постановлением Совета министров СССР (№ 416 — 159с) были созданы «особлаги» — особые режимные лагеря, призванные заменить каторгу. Обстановка в ГУЛАГе значительно изменилась. В особлагах была собрана, за редкими исключениями, практически только 58-я статья[15], уголовников туда попадало довольно мало. Соотношение сил в особлагах сместилось в пользу 58-й.
В то же самое время в ИТЛ (исправительно-трудовые лагеря), где содержался так называемый «общий контингент» и часть осужденных по 58-й статье, шли совершенно другие процессы. В том же 1948 году на пересылке в Ванинском порту блатной по кличке Король, побывавший на фронте, награжденный орденом, изобрел обряд посвящения в суки (в воров, отошедших от воровского закона, каким он и был сам). Под угрозой смерти он заставлял воров целовать лезвие ножа, что считалось символическим отказом от «воровского закона». С этого начались «сучьи» войны, описанные Варламом Шаламовым[16]. Но «этнография большого архипелага» ИТЛ (в особлагах находились около 10 % заключенных) далеко не исчерпывалась ворами в законе и суками. За рамками шаламовского повествования остались многие сотни тысяч тех, кому общеизвестная пословица рекомендует не зарекаться от тюрьмы; тех, кто не был ворами и не собирался ими становиться. Самоназвание их было «мужики». В Карлаге конца 50-х зоны делились на воровские и мужицкие, суки же довольствовались лишь несколькими бурами[17]. Бесконечная кровавая распря воров-законников и сук вызвала самоорганизацию и у тех, кто в распре прямо не участвовал. К 1953 году в Карлаге появились так называемые «мужики, ломом подпоясанные»[18]. Об этом мне сообщил мой друг Ричард Красновский, с которым в свое время меня познакомила также почта «Нового мира». По словам Климовича[19], «ломом подпоясанные» преследовали всех воров, где бы их ни встретили и независимо от их масти: и законников, и сук (они же «поляки»), и «махновцев»[20], на это воровской мир отвечал им тем же. Были и другие объединения бытовиков, противостоящие воровскому миру, — «шпальщики» и «металлисты»[21]; они защищали только себя и не вели непримиримой борьбы с ворами, как «ломом подпоясанные».
- Белорусские коллаборационисты. Сотрудничество с оккупантами на территории Белоруссии. 1941–1945 - Олег Романько - История
- Памятники первобытного искусства на территории СССР - Александр Александрович Формозов - История / Прочая научная литература
- Весна 43-го (01.04.1943 – 31.05.1943) - Владимир Побочный - История
- Двести лет вместе (1795 – 1995) - Александр Солженицын - История
- Воздушные извозчики вермахта. Транспортная авиация люфтваффе 1939–1945 - Дмитрий Зубов - История
- Герилья в Азии. Красные партизаны в Индии, Непале, Индокитае, Японии и на Филиппинах, подпольщики в Турции и Иране - Александр Иванович Колпакиди - История / Публицистика
- История России. Московско-литовский период, или Собиратели Руси. Начало XIV — конец XV века - Дмитрий Иванович Иловайский - История
- Империя – I - Анатолий Фоменко - История
- Николай II. Отречение которого не было - Петр Валентинович Мультатули - Биографии и Мемуары / История
- Солженицын. Прощание с мифом - Александр Владимирович Островский - Биографии и Мемуары / История