Гнев - Виктория Лэйтон

которую я ей предлагаю. Хотя ей еще слишком рано было знать, чего она хочет, я хотел, чтобы она принимала свои будущие решения без каких-либо сомнений в моих намерениях. Я не планировал делать это сейчас. Не знаю, когда я надеялся на это, но я всем сердцем знаю, что это правильный шаг.

Повернувшись к маленькой бархатной коробочке в ящике рядом с кроватью, я достаю ее и дрожащей рукой протягиваю ей. Внутри находилось сверкающее кольцо, мерцающее в мягком свете прикроватной лампы. — Жасмин Морган, — сказал я дрожащим от волнения голосом. — Я хочу, чтобы ты вышла за меня.

Я быстро добавил, надеясь не вынуждать ее к немедленному ответу: — Потрать столько времени, сколько тебе нужно, чтобы быть уверенной. Я знаю, что не сомневаюсь в своем сердце, что ты единственная женщина после Изабеллы, которая когда-либо войдет в него. Я предлагаю тебе — все, что у меня есть, пока я у тебя есть, — мое сердце бешено бьется, пока я жду ее ответа, молясь, чтобы она сказала «да» и приняла все, что я предлагаю.

Чтобы доказать искренность моей просьбы и отсутствие давления, я аккуратно закрываю богато украшенную шкатулку и деликатно передаю ее ей в руки. — Я не прошу тебя решать сейчас; потрать столько времени, сколько тебе нужно, — уверяю я ее.

Я чувствую прилив паники при мысли о ее унизительном отказе. Это был спонтанный поступок, который мог оказаться самой большой ошибкой в моей жизни.

— Мне очень жаль. Это должно было быть спонтанно, но теперь я вижу, что это было просто неуместно, — я стону и зарываю лицо в подушку.

— Не волнуйся об этом, — нежным голосом Жасмин кладет коробку обратно мне в руку. — У тебя будет еще один шанс сделать это правильно, стоя на одном колене. Тогда я дам тебе ответ.

Она сжимает мои пальцы на коробке и наклоняется, чтобы поцеловать их, прежде чем отправиться в ванную. Тяжесть отказа тяжело висит в воздухе.

Тем более, что это был не отказ, а просто приказ стать лучше. Чтобы сделать это правильно.

Глава тридцатая

Жасмин

Пульс стучит в моей голове в ритме моего сердцебиения, неумолимое напоминание о вчерашних излишествах. Кажется, изысканное вино поражает меня сильнее, чем дешевое вино.

Забираясь обратно в кровать, я глубже зарываюсь под одеяло, ища утешения в их прохладных объятиях, прячась от мужчины, которого только что отвергла. Без предупреждения дверь распахивается с беспечностью рассерженного сына или взволнованного внука.

К счастью, это последнее.

— Привет, тетя Жасмин! — голос Алекса звенит, как птица, возвещающая рассвет. — Папа дежурит за завтраком и готовит бекон! Бери, пока он не пропал! — его объявление на короткое время висит в воздухе, прежде чем он разворачивается на пятках и уходит, оставляя за собой слабое эхо смеха.

Я моргаю от яркого света, мои глаза скользят по Зейну, чей собственный взгляд мягок от веселья. Он все еще здесь, рядом со мной, тяжесть его предложения, привязывающая меня к этому моменту, к этой комнате, к реальности того, что произошло между нами.

— Прости, они забежали с завтраком, — задыхается Зейн, гоняясь за ребенком вверх по лестнице. — Я не мог остановить его. Видимо, твоя ночь в моей постели достойна завтрака.

— Зейн, — начинаю я хриплым от сна и остатками вина голосом. — Это… Ты уверена в этом? Жениться на мне? Мы почти не проводили вместе выходные.

— Мне жаль, что я поторопился с предложением. Я подумал, может быть, тебе нужна уверенность в том, что я серьезно намерен предложить тебе навсегда, — его улыбка не дрогнула, но в его голубых глазах есть серьезность, которая держит меня в плену. — Я провел двадцать лет, идя по жизни в полусне, — признается он, его рука находит мою под простынями, пальцы переплетаются, как будто они знали мою форму всегда. — Ты, — он подносит наши соединенные руки к губам, нежно целуя мои костяшки пальцев. — Ты заставляешь меня чувствовать себя живым. Как будто я переродился в мире, где все имеет цвет и цель.

Я всматриваюсь в его лицо, ища хоть малейший намек на сомнение, любой признак того, что это всего лишь причудливое решение, принятое в пылу страсти. Когда я вижу только уверенность, непоколебимая убежденность, кажется, наполняет комнату тихой силой.

— И ты вписываешься в семью… — его слова замирают, когда он неопределенно указывает на дверь, где несколько минут назад стоял Алекс, как будто стены могут быть свидетельством того, как органично я влилась в их семейную жизнь. — Как будто тебе всегда суждено было быть здесь, с нами, со мной.

От его слов по моим щекам пробегает румянец, в груди расцветает тепло. Хаос вчерашнего празднования, смех и истории, то, как его семья раскрыла мне свои объятия — это ошеломляет и в то же время невероятно правильно. — Я не хочу, чтобы ты отвечала сейчас. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я чувствую, чтобы ты не сомневалась в моих намерениях.

— Зейн, — шепчу я, и это имя кажется мне более знакомым, чем оно имеет на это право. Мое сердце дрожит, зажатое между опьяняющей привлекательностью его предложения и отрезвляющей потребностью в ясности. Я изо всех сил пытаюсь сопротивляться аромату завтрака, доносящемуся из кухни. — Ты перевернул мой мир в самом лучшем смысле, — мои пальцы скользят по линии его подбородка. — Я так люблю тебя, всех вас, — признаюсь я, мой взгляд метнулся к двери, где задерживается эхо бодрости Алекса. — Но мне нужно думать, дышать… — слова повисают между нами, деликатные и наполненные серьезностью того, что мы обдумываем. Он кивает и просто держит меня. Этого должно быть достаточно, но я хочу, чтобы было больше. Мне нужно быть ближе и ближе к этому человеку. Он крадет мое сердце, и я хочу от него большего. По какой-то причине это желание усиливается, как жар в моей промежности. Я хочу его. Я хочу попробовать его на вкус. Я отстраняюсь и направляюсь к своей сумке, доставая балетки, которые сейчас едва помещаются. — Я держу их при себе как напоминание о том, что нельзя позволять никому отнимать у меня мои мечты.

— Я не хочу лишать тебя мечты… — начинает он.

— Это не