Спи, милый принц - Дэвид Дикинсон

— Я приехал к вам вот с этим, — сказал Пауэрскорт, извлекая из бумажника одно из писем с Даунинг-стрит, теперь уже заключенное в простой белый конверт морпетского «Куинз-отеля», с надписанным четким почерком именем адресата.

— Письмо, стало быть, — Уильямс нашарил очки, и пока он читал документ, в лице его проступал все нарастающий страх. — Выходит, дело у вас весьма важное, лорд Пауэрскорт.

Капитан Уильямс явно прикидывал, хватит ли ему смелости на время оставить гостя и подкрепиться глотком бренди.

Пауэрскорт внимательно вглядывался в него — руки капитана, вернувшего письмо, дрожали. Благодарение небесам за то, что я приехал утром, сказал себе Пауэрскорт. Одному только Богу ведомо, на что он похож после полудня.

— Жена ушла на весь день, — сообщил капитан Уильямс, и вид у него стал безутешным, как будто жена способна была оградить его от всего предстоящего.

— То, что мне нужно узнать, капитан Уильямс, довольно просто, — Пауэрскорт старался, чтобы слова его звучали как можно мягче. — Что именно произошло годы назад под конец вашей службы на борту корабля Ее Величества «Британия»? В то время, когда под командой вашей состояли два юных принца.

— Я знал, что вы придете, — капитан Уильямс поплотнее стянул на своем тощем теле полы сюртука. — С тех самых пор я всегда знал, что кто-нибудь вроде вас явится ко мне. Чтобы задать вопросы. Переворошить прошлое. Вычерпать со дна то, что случилось давным-давно. Почему не оставить все это в мире? Не оставить в покое? Это была не моя вина, говорю вам, не моя.

На миг Пауэрскорт проникся к нему жалостью — к пропащему старику, тринадцать лет прождавшему стука в дверь, письма, которое придет по почте. Он, Пауэрскорт, стал ангелом-истребителем, явившимся уничтожить то, что еще уцелело от душевного покоя старика. Но тут он вспомнил о принце Эдди, о предсмертной улыбке на его лице, о лужах крови на полу, вспомнил о лорде Генри Ланкастере, мертвым лежащим в лесу. Semper Fidelis, повторил он себе. Semper Fidelis.

— Почему бы нам не прогуляться? — предложил вдруг Пауэрскорт, желая умерить свою назойливость милосердием. — Быть может, на воздухе рассказать все вам будет проще. Вы станете обращаться к волнам. К чайкам. К песчаным дюнам. А я всего лишь подслушаю сказанное вами.

— Прогуляться? — капитан Уильямс уставился на гостя, как на безумца. Прогулки, сколь ни хорошо прочищают они головы пьяниц, по-видимому, не входили в утренний распорядок старика.

— Прогуляться вдоль моря, — настаивал Пауэрскорт. — Дождь там, во всяком случае, не идет.

И двое мужчин покинули маленький коттедж — старик, сгорбившийся под резким ветром, в поношенном пальтеце, мало способном оградить его от стихий, и Пауэрскорт в теплейшем его, застегнутом до горла пальто. Они перешли реку и побрели по песку.

В море, в сотне, иногда в двух сотнях ярдов от них, зарождались огромные валы, гордо венчавшиеся в своем продвижении к берегу гребнями пены. Брызги, подобные мелкому дождю, летели к песчаным дюнам и далекому замку. Одинокая чайка, ввязавшись в неравную борьбу с бурей, ненадолго зависала в воздухе, а после ее относило порывом ветра назад. Грохот стоял на пустом берегу, по морю, куда ни доставал взгляд, катили к берегу волны.

— Начните с чего хотите, — прокричал Пауэрскорт, постаравшись, чтобы крик его прозвучал не слишком враждебно.

— Вы очень добры. Право же, очень добры, — голос старика был тонок и горек.

Последовала пауза, лишь песок скрипел под их ногами. Пауэрскорт ждал. Далеко в море взлетали и опадали на волнах два судна. Новые чайки прилетели, чтобы померяться с ветром силой крыльев. Пауэрскорт ждал.

— Думаю, все началось, когда те молодые офицеры взяли с собой принца Эдди в Плимут.

Слова капитана Уильямса летели мимо Пауэрскорта. Он напрягал слух, чтобы уловить их, подобно тому, как полевой игрок «на срезке» ловит соскользнувший с биты бэтсмена мяч.

— Им полагалось той же ночью вернуть его на борт, так мы с ними условились. Я отчетливо это помню, — капитан Уильямс обратил к Пауэрскорту лицо со слезящимися от ветра красными глазами.

— Но они его не вернули. Нарушили приказ.

Снова пауза — капитан заставлял свои мысли вернуться на тринадцать лет назад, к событиям, ставшим преддверием его позора.

— Они отвели его в какой-то бордель для матросов. Сказали потом, что хотели сделать из него мужчину. Что мальчику, который станет когда-нибудь королем, пора обратиться в мужчину. А через пару часов вернулись за ним и повели в другой.

— В другой бордель? — Пауэрскорт старался, чтобы слова, им выкрикиваемые, звучали помягче.

— Боюсь, что так. До конца ночи им вполне мог подвернуться и третий. А уж потом привезли на борт. Я наложил на него строгое взыскание — за то, что он не вернулся на корабль, когда ему было приказано. И знаете, что он сделал, принц Эдди? Он просто улыбнулся мне этой своей глуповатой улыбкой.

Улыбкой, которая сопровождала его и в могилу, подумал Пауэрскорт, вспомнив данное Ланкастером описание трупа.

— Чего мы не знали, конечно, так это того, чем он и юнцы постарше занимались, на ночь глядя, в их общей спальне.

О Боже, подумал Пауэрскорт, Боже мой. Он вспомнил рассказ мужа леди Элинор о том, что творится порой на судах, подобных «Британии». Море теперь выкладывало перед ними на берег длинные, толстые полосы пены. Ветер гнал ее по берегу, сдувая на дюны, где она постепенно испарялась.

— Их было пятеро, — продолжал Уильямс, теперь уже торопливо — похоже, он думал о большой порции выпивки, ожидающей его под конец этого тяжкого испытания.

Пятеро, с горечью подумал Пауэрскорт. Совсем как этих чертовых конюших.

— Недозволительные половые сношения, так назвал это проводивший расследование адмирал. Все пятеро вступали друг с другом — каждый с каждым — в недозволительные половые сношения. И все заболели. Сильно заболели.

— Заболели чем? — теперь уже шепотом спросил Пауэрскорт.

— Сифилис, так это называется. Сифилис. Я до той поры о нем и не слышал.

Язвы, думал Пауэрскорт, он начинается с язв. Потом жар, головные боли, сыпь, гнойнички. Месть Нового Света Старому, перенесенная через Атлантику моряками, чтобы потомство их распространило ее по городам и весям Европы. «Французская болезнь», почти неизлечимая. Морские вояжи — уж не думали ль они, что долгий морской вояж решит все их проблемы? Обзаведись кораблем, назови его, за неимением лучшего имени, «Вакханкой», помести на борт преступного принца с братом и отправь в кругосветное плавание. Морской вояж. Шансов заразить кого-либо еще никаких, сказал он себе, чертову посудину патрулировали днем и ночью, команду и пассажиров подвергали строжайшим медицинским осмотрам. Боже милостивый.

— Отец принца обошелся с другими юнцами очень по-доброму. Говорили, что он оплатил их лечение, да и после очень о них заботился.

Так, значит, это все-таки был не шантаж, сообразил Пауэрскорт. Это могла быть самозащита. Те самые двадцать тысяч сверх его годового дохода, которые принц Уэльский тратил из года в год. Цифру эту назвал ему еще в начале расследования Уильям Берк, а тот всегда был точен в своей арифметике. Никакой не шантаж, просто регулярные выплаты средств, потребных для лечения, — возможно, за границей, у дорогих докторов, — молодых людей, чье будущее загублено, однако в том, что касается денег, на мели они, благодаря Мальборо-Хаусу и «Месье Финчс и компании», все же не оказались. Годы и годы выплат, вероятно, продолжающихся и поныне. Не удивительно, что они не пожелали рассказать ему что-либо. Не удивительно, что убийство принца Эдди прямо в его кровати нимало их не удивило.

— Пожалуй, нам пора вернуться домой. Я сожалею, что вам пришлось так несладко. И очень вам благодарен. У вас имеются имена тех юношей?

— Имеются, о да, имеются. Да. По временам я достаю этот список, смотрю на него и думаю, что лучше бы мне было не рождаться на свет.

Вернувшись домой, капитан первым делом нырнул в буфетную за кухней. Пауэрскорт услышал бульканье наливаемой в стакан жидкости. Затем пауза, звук основательного глотка, снова бульканье. Когда Уильямс вышел из буфетной, выглядел он гораздо лучше.

— Я так задрог, лорд Пауэрскорт. Медицинский виски хорошо разгоняет кровь. Не желаете стаканчик?

— Разве что очень маленький, — ответил Пауэрскорт и погадал, какую порцию получил бы, попроси он большой.

— Адреса, если вы будете столь добры, — Пауэрскорт, изумляясь переменам, происшедшим в поведении Уильямса, баюкал стаканчик в ладони.

Еще один листок бумаги укрылся в его бумажнике. Эмбл он покинул тем же экипажем, каким туда и приехал.

Капитан Уильямс стоял в двери дома и смотрел вслед гостю. До конца жизни предстояло ему вспоминать человека, явившегося к нему в этот день, прогулку по берегу, летящих хвостом вперед чаек, старания гостя уловить его уносимые ветром слова. Еще одно страшноватое воспоминание в его богатой коллекции.