Расстояние - Хелен Гилтроу

Йоханссон возвращается в машинный зал и видит ее.

Она смотрит на него, кутаясь в куртку.

Вот он, второй хвост: она, не люди Брайса. А она умна, умнее, чем он думал.

Кейт наклоняет голову и оглядывает стены, железные цепи, сломанный вентилятор.

– Что ты здесь делаешь? – наконец спрашивает она.

– Просто… смотрю.

Она молчит и обхватывает себя руками – должно быть, замерзла даже в куртке – и проходит в помещение со сборными кабинетами. Йоханссон остается на месте. Вскоре до него доносятся приглушенные крики, что-то падает, и она появляется в дверном проеме.

– Люди Кийана еще у входа?

Она кивает и вскидывает голову.

– Курят.

– Я видел двоих.

– Они всегда по двое. Спросили меня, надо ли им войти. Я сказала, не стоит.

– За тобой никто не следит?

– Зачем? Я личный врач Кийана. Кто посмеет меня тронуть?

Кейт опять внимательно оглядывает стены, вентилятор, цепи и неожиданно произносит, не поворачивая головы:

– Зачем Брайсу твое удостоверение? – Он молчит, и она продолжает: – Не знаешь? Брайс уверен, ты лжешь. Не верит тому, что ты о себе рассказал. – Кейт резко поворачивается и смотрит ему в глаза. – Не хочешь узнать, откуда у него такие мысли?

Йоханссон лишь пожимает плечами.

– Хочешь. У Кийана отличные отношения с властями. Он просил их все выяснить. Кем ты был раньше, что ты за человек. – Пауза. – Ему рассказали, что ты сделал.

Провал? Что им известно? Йоханссон придает лицу непроницаемое выражение и молчит.

– Она была твоей девушкой, верно? Та женщина. – Ее лицо спокойно, даже слишком, похоже на маску, но глаза сверкают. – Ты любил ее? – неожиданно спрашивает Кейт. – Кийан сказал, она долго умирала. Ну? Скажешь, это не правда?

– Не скажу. – Йоханссон качает головой.

Кейт смотрит на него, склоняя голову то в одну сторону, то в другую, словно пытается сканировать насквозь на расстоянии трех метров.

– Но сейчас ты ведешь себя по-другому, – продолжает она таким тоном, словно ничего не понимает.

Йоханссон молчит.

– Что изменило тебя? Покаяние? Обретение Бога? Или ты вовсе не Райан Джексон, и твоя история просто легенда. – Кейт смотрит на него еще несколько секунд, затем проходит вдоль стены. Под ногами скрипит битое стекло. Подойдя к крышке резервуара, она поднимает ногу, проводит мыском по гайке и перешагивает.

У стены Кейт поворачивается к нему, руки по-прежнему крепко прижаты к телу, но в лице что-то изменилось.

– Ты все еще думаешь о них? – спрашивает она. – Поэтому ты не можешь заснуть? Поэтому уходишь пройтись?

– Нет.

– Почему же ты не спишь? – В ее голосе появляется напряжение. – Причина в том ожоге утюгом в детстве? Кто это сделал? Друг твоей матери? Отец?

Кейт продолжает копать, надеется зацепиться, но боль столько раз змеей выползала из запертого логова, что Йоханс сон не может стерпеть это не моргнув глазом.

– Отец. Он пил.

Отец Райана Джексона тоже пил, как говорила Карла, но у Джексона другие шрамы.

– И ты тоже пил?

– Нет.

– Но ты пил, когда… – Она замолкает на несколько секунд и смотрит ему в глаза. Это всего лишь взгляд, это он может ей позволить. Наконец нарушает молчание:

– Это ведь не ты, верно? Ты постарался забыть самого себя, так?

– Нет. Я просто… просто пытался делать то, что могу. И делать хорошо.

– Что делать?

– Все.

– И это помогает, так? Если все делать правильно, тебе становится лучше?

Еще один напряженный холодный взгляд, и ее губы искривляются в улыбке – ирония, презрение?

– Думаешь, я поступаю так же? – спрашивает Кейт. Ее голос становится раздраженным. – Думаешь, клиника нужна для этого? Чтобы делать нужное, правильное? Я веду себя так, потому что это помогает времени бежать быстрее.

– Ты была врачом.

Она издает неопределенный звук, то ли усмешка, то ли шипение.

– О да. И знаешь, сколько жизней я спасла, чтобы доказать, что я умная, что я могу себя обмануть. Я делала добрые, нужные вещи. Более чем нужные. Это был другой уровень, высший, я принимала решения… Это было тяжело и физически, и морально, но я делала, и мне это нравилось. И мои пациенты, должно быть, тоже были другими.

Кейт замолкает. Слышен лишь треск лопастей вентилятора. С улицы доносятся звуки проезжающей патрульной машины.

– Мне пора, – говорит она и поворачивается к нему спиной. – Да, насчет Брайса.

– Он ищет предлог.

– Да, ищет, и упорно, поэтому обязательно найдет. – И неожиданно спрашивает: – Ты его ненавидишь?

– А должен?

– Ну, после того, что он с тобой сделал… И что еще сделает при первом удобном случае…

– Брайс не убивает людей.

– И это еще хуже.

Несколько секунд они смотрят друг на друга, потом она уходит, а он стоит, прислушиваясь к звукам ее шагов, и смотрит на вентилятор.

Кийан обращался к властям. Он понимает, что человек по имени Райан Джексон должен вести себя по-другому, но он готов смириться с расхождениями в его поведении, потому что у него другие планы на Джексона.

Брайс больной придурок. Ему нужна жертва, захватывающая все его внимание, и он лишь один в череде людей. Как давно это началось? Еще до убийства Чарли Росса? Но Брайс не убивает, а Чарли Росс убит.

Его звали Салли. Если у него и было другое имя, Йоханс сон его никогда не знал. Их познакомил армейский сослуживец Йоханссона по Ираку, тот, кому суждено было умереть на КПП в Гельменте. Они встретились в пабе «Слон и замок». Салли работал в охране, и ему требовались крепкие парни.

Он задал пару вопросов и сказал:

– Ладно. Прокатимся, тебе надо кое с кем познакомиться.

Шоссе М4, затем А404. Темнеет, «дворники» разгоняют потоки дождя, Салли всю дорогу не спускает с него глаз.

Марлоу, обычные английские кирпичные дома с черепичными крышами, шпили церквей. Они переезжают через мост, на другой берег реки. Дома заканчиваются, машина сворачивает на частную дорогу – широкую, вдоль маленьких замков с видом на реку, впереди виднеется черно-белый кирпичный дом.

Они останавливаются у входа с фонтанами. Десять часов, лето. С главной магистрали доносится шум транспорта, где-то недалеко проезжает поезд, на деревьях поют птицы.

Дверь им открывает женщина.

– Он предупредил, что ты приедешь, – обращается она к Салли. Не к Йоханссону, словно его здесь нет.

Салли провел его в длинную комнату, где они и ждали, стоя у французского окна и разглядывая лужайку, любуясь берегами реки. Наконец, за стеной послышались шаги и тихий разговор: «Да, хорошо», дверь отворилась, и появился он. Лет шестьдесят, высокий, под два метра, в брюках и рубашке, на запястье золотые часы, улыбка человека, уверенного в том, что, какой бы ни была его шутка, все обязательно рассмеются.

– И кто это? – спросил мужчина у Салли.

– Я вам о нем рассказывал.

Мужчина пристально посмотрел на Йоханссона и произнес, кажется, с легкой угрозой в голосе:

– Чего ты хочешь?

– Работать, – ответил Йоханссон, проглотив слово «сэр».

– Что ты можешь?

– Все, что надо. – Теперь это должно стать его жизнью. Разве у него есть выбор?

Мужчина кивнул и ушел. Проходя мимо Салли, он бросил:

– Задействуй его.

Это был Чарли Росс, но тогда Йоханссон об этом не знал.

Больше они не встречались.

Через несколько месяцев Росса арестовали из-за случившегося с Канлиффом на ферме. Через год он был в тюрьме. Еще плюс-минус четыре года, и появилась Программа. Через три месяца после этого Чарли Росс был мертв.

Войдя в клинику, Йоханссон видит сидящего в кабинете Райли.

Тот смотрит на Йоханссона без улыбки.

– Слышал, за что ты сюда попал. – Кивает, словно в подтверждение собственных мыслей. – Ну, у тебя есть шанс начать здесь все с чистого листа, как и у всех остальных. Но если тронешь ее… – Райли замолкает, затем встает, качает головой и уходит.

Глава 6

День 15: средаКАРЛА

Утро среды. Камера начинает работать.

Кирпичные стены и разбитое окно – мастерская. Сначала на экране никого нет, затем появляется мужская фигура. Мужчина смотрит на предмет, который камера мне не показывает, смотрит пристально, будто изучает. Затем он поворачивается, бросает взгляд в объектив камеры, и лицо Саймона Йоханссона потом еще долго стоит у меня перед глазами.

Он бродит по мастерской, приседает, разглядывая что-то на полу, и выпрямляется. Пропадает из виду и появляется вновь.

По его лицу видно, что он в помещении не один, там кто-то есть, но человек стоит так, что камера его не показывает. Йоханссон произносит слова, но я вижу лишь шевеление губ. Сбоку мелькает тень. Он остается на месте и напряженно ждет. Через несколько минут в кадре появляется еще одна фигура. Теперь я вижу ее.

Сколько раз я разглядывала ее фотографию? Но тем не менее сейчас с трудом узнаю Кэтрин: тощая, бледная женщина с грязными волосами, закутанная в куртку не по размеру, стоит, обхватив себя руками. На мгновение она поворачивается к камере, и ее лицо кажется мне неживым.