Справедливость (СИ) - Афанасьев Семён

— Ты не являешься стороной договора, если говорить о данном процессе. Ты работник. И ты здесь для того, чтоб решать проблемы клиентов твоей компании, — поясняю, как могу ровно. — За это тебе платит твой руководитель. А подвид общественного договора, говоря юридически, у меня с твоим хозяином, — указываю глазами на Айдара, — но не с тобой. Ты — просто нерадивый сотрудник. Работа которого не устроила одну из сторон договора. Меня. О чём я уведомил вторую сторону, — снова киваю на Айдара…

Ещё через минуту, пожав с Айдаром руки, откланиваюсь. А Маулет, в сопровождении Айдара, уронив голову, направляется из зала в направлении пробирного отдела.

Сам разговор оставляет у меня очень неприятный след. Неприятный не в плане того, что мне надо было для него как-то напрягаться эмоционально, боже упаси… Проповедь, даже среди таких заблудших, — мой прямой долг и один из смыслов служения. Как и разъяснение таким вот заблудшим сути их заблуждений.

Просто почему-то в этом обществе крутится одна и та же схема. Которая, в иных других местах, и много раньше, задействовалась, чтоб «правильно» воспитывать рабов. «Правильно» — это так, чтобы те не разбегались и не восставали. Пока ещё очень мало данных обо всём этом, но эпизод запомним… Невидимое оставляет след. И мозаика складывается из кусочков…

Шукри с «Сотней косичек» погрузились с утра в свои женские дела, как и планировалось. На согласование от них, ватсап периодически пищит смешными цифрами типа полудоллара за носки (или доллар за хлопчатобумажное женское бельё, без указания наименований в деталях), потому решаю мотнуться домой и сделать запас по деньгам: не знаю, почему, но чувствую - надо. Понадобится. Тем более, стоит ловить момент, пока предложение от Айдара действует. Заодно чуть за полдень, как планировалось, у себя дома принимаю представителей строительной компании; размещаю их, показываю фронт работ.

А на обратном пути в город вижу, как у одного кафе, у трассы, двое мордоворотов постепенно одолевают щупленького паренька. Очень средне обученного (для данного конкретного случая), но великолепно подготовленного, прежде всего психологически: его помыслы и цели чисты, как слеза младенца. На фоне его же похоронного настроения.

Правда, этот бой он технически проигрывает.

Противостоят ему люди никак не праведные, потому не вмешаться не могу. С удивлением продолжая отмечать проезжающие мимо машины мирян, не то что не спешащих хоть как-то поучаствовать. А даже и просто полицию вызывать не собирающихся.

А ведь это — явное равнодушие к чужой беде и несправедливости (в одном флаконе). Чуть иные, но всё те же качества раба; пустившие, видимо, гораздо более глубокие корни в этом социуме, чем можно было бы предположить на первый взгляд.

Да что не так с этим миром? Вразуми, Господи⁈

* * *

— Спасибо, — благодарит за неожиданную, но очень своевременную и критичную помощь Азамат, кривясь от боли и не давая раскрыть священнику рта. Поглядывая на бородачей, находящихся на земле, и что-то прикидывая. — Вам бы уехать. Срочно. Не разговаривайте, — перекрывает он собирающегося что-то возразить русского, — не хочу даже голос ваш запоминать! Бороду вашу можно потом сбрить, хоть через пятнадцать минут; тогда я, при всём желании, вас потом в жизни не опознаю. Машины вашей номер я тоже не смотрел специально, его я тоже не назову в случае допроса. Уезжайте.

— Откуда такая скорость реакции? Ещё и в такой ситуации? — задумчиво спрашивает священник. — Неожиданно встретить такой рационализм. При данных обстоятельствах, в вашем состоянии, — русский ведёт рукой вокруг, указывая на находящихся на земле «гостей».

— Предмет в армии был, «Поведение на допросах в случае взятия в плен», — морщится Азамат. — И потом жизнь чуть поучила… думать быстро. В любой ситуации. И до армии тоже учила… Но вы же всё равно разговариваете, блин…

— Как насчёт процессуальных действий? Предписанных законом? — священник продолжает с любопытством смотреть на Азамата.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я полгода в тюрьме из-за них сидел, недавно вышел. Из-за этих ваших предписанных законом процессуальных действий. — Хмуро роняет Азамат, зажимая кисть руки. — В итоге оправдали на все сто. И ведь была точно такая же ситуация, но там вообще не до смерти, а просто по морде кое-кому съездил… в людном месте при свидетелях Хотя и за дело.

— Ты думаешь, что мирская стража, при всём её непотребстве, сильнее Слуги Божьего? — всё с тем же любопытством продолжает интересоваться идиотскими вопросами священник, теряя время. — Ну, слуги божьи, конечно, разными бывают, — неожиданно начинает смущаться русский, явно что-то не договаривая. — Но тут явно не тот случай.

Азамат в ответ только молча пожимает плечами. Выбор каждого — это выбор каждого. Если уж нечаянный спаситель оказался настолько не от мира сего, что сам влез во всё это — то перевоспитать его за минуту сейчас будет нереально.

— Ладно, авось, прорвёмся, — Азамат, прикидывая, как бы выпросить у русского его крест. Послуживший «инструментом» и несущий следы.

А крест этот явно недешёвый. Но забрать его у священника нужно для того, чтоб взять на себя труп: такому человеку, как это батюшка, в тюрьме делать нечего. А Азамат, ну что Азамат… Машалла… Минуту назад вообще всё грозило окончиться гораздо хуже, чем тюрьмой. В которой, в конце концов, бывать уже приходилось, чего уж.

Азамат автоматически начинает прикидывать, как получше закрыть вопрос с еле дышащей парой ещё живых бородачей, чтобы свидетелей «работы» русского священника не осталось вообще. Тогда ментам можно будет стойко твердить: сам. Всё сам. Крест — личный сувенир. А что чисто технически смог, так посмотрите, где и сколько я служил. Нет, служил я не в армии; служил на флоте. Проверяйте. И кем, не забудьте уточнить. Если вам скажут…

— Даже думать не смей, — смеётся священник, как будто читая мысли Азамата. — Уныние есть грех, раб божий. А ты в это самое уныние явно свалиться норовишь. Давай лучше твоё плечо глянем? Не нравишься ты мне. У тебя кровотечение…

Ссука, это да. Плечо надо срочно бинтовать. Уже и круги перед глазами, автоматически фиксирует кровопотерю Азамат.

Священник пристально смотрит на Азамата ещё несколько секунд и неожиданно быстро начинает оказывать достаточно квалифицированную помощь, используя автомобильную аптечку. Судя по движениям, кое-что делая автоматически. Интересно…

Глава 19

Пока оказываю первую помощь, знакомлюсь. Звать парня Азаматом. Он не торопится выкладывать всю свою подноготную, но лично мне этого и не требуется, чтоб видеть его прошлое и обуревающие его текущие мысли.

Меня очень цепляет искренность его желания вывести меня из-под удара и остаться для встречи с полицией на месте происшествия одному. И трогательно, и печально… С одной стороны, не могу не радоваться тому, что есть ещё чистые души в этом несовершенном мире. Хотя и достаётся им, судя по этому же Азамату… Вернее, судя по тому, что я вижу из его ассоциаций и воспоминаний.

С дугой стороны, печально, что в данной ситуации именно он сам себя уже приговорил. Не дожидаясь даже развития событий, в частности, приезда полиции и озвучивания этой самой полицией официальной точки зрения. Говоря по совести, имела место чистой воды самозащита. И пресечение противозаконных действий явных грешников (я-то вижу, что у этих бородачей за душой).

Однако, одёргиваю себя после сопоставления уже открывшегося мне: и мой собственный личный опыт этой ночью, и опыт Азамата действительно заставляют не то что сомневаться в мирской страже. А вообще — предполагать её явное пособничество Врагу. Тому самому Врагу, которого мы, люди сана, числим с большой буквы.

И которому каким-то непостижимым образом удалось, кажется, убедить этот мир в том, что он не существует.