Стокгольм времен Астрид Линдгрен. История повседневности - Татьяна Чеснокова

Праздничная символика Вербного воскресенья связана у шведов с березовыми прутьями, украшенными разноцветными пушистыми перышками. Целые охапки таких веток выставляют к Пасхе на рыночных площадях. Традиционным пасхальным украшением шведского дома стали, кроме веточек березы, и желтые нарциссы. Вообще, цвет праздника – желтый, а на поздравительных открытках обычно изображаются желтые цыплята, только что вылупившиеся из яйца. Конечно же, существует обычай красить пасхальные яйца, но он распространен не повсеместно.

Летние радости

30 апреля, в ночь на 1 мая, шведы празднуют день святой Вальборг, который давно утратил свой религиозный смысл, как и день святой Люсии, сделавшись символической встречей весны. Ян Мортенсон так описывает череду праздничных дней на фоне ненастной северной погоды: «Издавна привычная осенняя хандра завладела мною, она всегда тихонько подкрадывается, когда прозрачно-хрустские октябрьские утра исчезают в дождевых шквалах поздней осени и циклоны с исхлестанных штормами просторов Мирового океана бесконечной чередой идут в атаку на Скандинавию. В такие дни отчетливо понимаешь, что до хорошего еще ох как далеко, пока будет только хуже становиться, к зимнему солнцестоянию дневной свет совсем зачахнет. Мрак и холод медленно, но неумолимо ширятся, грызут, словно злые тролли, золотой солнечный диск. Одна радость – Рождество, а за ним по календарю с натугой ползут тяжкие рабочие недели, и нет им конца-краю, однако все ж таки забрезжит когда-нибудь бледный апрельский свет и боязливо, робко придет весна с ее капризной погодой, такой же капризной, как накануне Ивана Купалы. Сколько раз в последний апрельский вечер я дрожал на снегу и морозе под Гуниллиным колоколом на Слотсбаккен в Упсале, меж тем как хор «Альменна сонген» воспевал в промозглом сумраке «Весенние свежие ветры»…» [134]

Первый майский день в Швеции действительно еще не несет теплой погоды, и студенты самого старинного университетского города Упсалы чествуют приход весны весьма условно. Улицы городов заполняются учащимися в белых фуражках, повсеместно звучит хоровое пение, исполняются песни о весне, люди разжигают огромные костры, чаще всего на некотором возвышении, откуда они будут видны издалека. Вальборг – это святая Вальпургия, католическая святая, дочь англосаксонского короля VIII века и монахиня. В Германии Вальпургиева ночь считалась временем шабаша. Этнологи полагают, что шведские весенние костры обязаны своим происхождением германской традиции изгнания ведьм вальпургиевыми огнями. Раньше всего этот обычай укоренился именно в Стокгольме, так как со времен Средневековья в городе проживало много немцев.

День Первого мая по-прежнему отмечается шведами как день международной солидарности трудящихся, в который проводятся демонстрации с транспарантами, знаменами и оркестрами.

Самый популярный праздник после Рождества – это, пожалуй, «Мидсоммар» (Midsommar), день середины лета. Празднуют самую короткую ночь в году, кульминацию лета, со всеми его радостями и щедрыми дарами. Дата приходится на Иванову ночь, или Ивана Купалу, как называли в народе пророка и крестителя Иоанна Предтечу. Его Рождество (24 июня) совпадает с днем летнего солнцестояния.

Прославление летней природы в Швеции получило гораздо больше значения, чем в других европейских странах. В шведской литературе и искусстве в целом образ лета приобрел особый смысл, стал символом подлинных радостей жизни. Шведский художник с мировым именем, Андерс Цорн, запечатлел в конце XIX века традиционное празднование середины лета в своей родной провинции Даларна на картине «Танец в Иванову ночь». Мы видим светлую летнюю ночь, красные деревянные домики, майское дерево, увитое зеленью, и кружащиеся в танце пары, написанные в импрессионистической манере. Нельзя не вспомнить и о фильмах Ингмара Бергмана «Летняя игра», «Лето с Моникой», где скоротечное шведское лето – стержень, вокруг которого организовано действие и все события в жизни героев. По словам кинокритика Йорна Доннера, много писавшего о творчестве Бергмана, нужно понять, что такое лето на Севере, как его ждут и любят. «Летнее солнцестояние, ночь середины лета – средоточие всех летних даров. Жизнь тогда в самой своей силе, тьма – где-то вдали» [135] . В фильме «Земляничная поляна» главный герой на склоне лет встречается со своей юностью, и метафора ее – земляника в нагретой солнцем траве. Шведская мечта о свободе – почти всегда летняя мечта, а любовь к летней природе, как заметил Йорн Доннер, это томление по обетованной земле, по недостижимому раю.

Середина лета отличается особым ритуалом празднования (танцуют вокруг «майского дерева») и, разумеется, особыми блюдами на праздничном столе. Едят селедку с молодой картошкой, сваренной в укропе, а на десерт – клубнику со сливками. Пьют водку и пиво. «Майское дерево» представляет собой высокий шест из обтесанного ствола дерева, с короткой поперечной перекладиной у вершины. Его все вместе украшают зеленью и цветами, вешают венки по краям, увивают лентами и шведскими флажками. А затем водружают шест на лужайке и танцуют вокруг него. Во Франции и Германии еще в Средние века устанавливали подобный шест на первое мая, празднуя наступление лета. Отсюда и его название. Однако в Швеции холодный скандинавский климат не позволял наряжать «майское дерево» именно к маю, и оно сделалось атрибутом праздника Ивана Купалы, в конце июня. Главное «майское дерево» Стокгольма устанавливается в Скансене, этнографическом музее под открытым небом, где и празднуют Иванову ночь. Но все же шведы стремятся в этот праздник уехать из города – в стокгольмские шхеры, в свои летние домики, кемпинги, к лодочным пристаням. На открытых лужайках накрывают столы, поют, танцуют, устраивают игры и состязания. А короткой белой ночью пируют, наслаждаясь летним теплом. От стародавних времен остались и свои приметы: незамужние девушки должны собрать букет из семи цветов и положить его ночью под подушку, чтобы увидеть во сне своего суженого. Эти цветы – фиалка, красный клевер, колокольчик, пушица, тимофеевка, незабудка, пижма. В отличие от других европейских стран, в Швеции не сохранился обычай разжигать в этот праздник костры.

Современное празднование середины лета в более тесном, дружеском кругу описано Эрнстом Бруннером в его стокгольмском романе «Пассионата». Герои собираются в садике на Сёдере, в южном районе столицы. «Стол мы накрыли под деревом, на нем стояла селедка, жирная, не успевшая поиграть, как ее уж разрезали вдоль спины, начинили молокой, мелко нарезаной петрушкой и луком и зажарили в промасленной бумаге. Тут же стояли миски с картошкой, сметаной, а также плошки с разными сортами маринованной селедки: с луком, в горчичном соусе и с укропом» [136] . Солнце и не собиралось садиться. Время приближалось к полуночи, а оно во все стороны «разбрасывало лучи, словно разбрызгивало масло». Вдруг герои видят, как низко над крышами летит воздушный шар, и из него прямо им на головы летит отварная картошка. «Огромный, похожий на обернутую мешковиной грозовую тучу, он низко опустился с неба и медленно тащился над домами и садами. Сейчас его брезентовая оболочка остановилась, как бы застыв в глубоком раздумье над садом, где мы сидели. <…> Через борт празднично разукрашенной корзины перевесились три мужские фигуры. Голые до пояса, мужики выглядели основательно навеселе. После обстрела картошкой рты их растянулись в нахально извиняющейся улыбке.

– Извините нас, пожалуйста, – смеялись они, глядя вниз, но когда их поднесло еще ближе к нашему закрытому дворику, в нас полетел еще заряд картошки. Летуны хладнокровно сбрасывали на нас балласт, состоящий из остатков трапезы. <…>

Потом в листве фруктовых деревьев зашуршало, на нас закапал жидкий соус. Полил мелкий дождь из селедочного рассола с горошинками перца и кружками лука. <…> Мы слышали, как летуны после каждой бомбардировки заходились смехом. В своем рвении сбросить за борт все что угодно они выкинули даже канат от шара. Он прочно зацепился за шезлонг. Мы, переполняясь восторгом, вцепились в канат.» [137]

Шар теряет высоту, пассажиров вытаскивают из корзины. Те решили, что они приземлились на незнакомой территории среди туземцев. «А когда поняли, что стоят на Марииной горе, обозвали нас городскими свинтусами. Они уже и до этого были на парах, и любая попытка собеседования заканчивалась диким смехом. <…> Из чистой благодарности, что мы еще живы в такую ночь, мы притащили еще ящик пива, прихватив заодно изрядную закуску. Потом мы лежали около пустой оболочки шара и с восторгом слушали, кто бы что ни нес. Мы пролежали так до восхода солнца, разнеженные, счастливые, все время вспоминая ночные позывы к диким попойкам, безумствам и юношеским страстям» [138] .

Прощание с коротким лучезарным шведским летом и периодом отпусков выпадает на конец августа, когда при свете полной луны устраивается праздник поедания раков. «В августе внимание гостей Швеции неизбежно приковывают витрины магазинов с товарами, на разные лады украшенными изображением рака. Кругом продаются нагрудные фартучки с нарисованными на них раками, бумажные тарелки и салфетки, а также маленькие забавные шапочки, уже не говоря о больших бумажных фонарях, с которых улыбается полная луна. В хозяйственных магазинах в продаже особые ножи для раков, а в книжных – специальные для этого случая сборники песен. Прилавки манят глаз богатым выбором тарелок, мисок, рюмок, водочных графинов – все с изображением того же мотива. А продовольственные магазины, конечно, заманивают низкими ценами на мороженых раков.