Сестрички - Фэй Уэлдон

Так, а это кто? Убогий старик? Что же, ты безобразен, немощен, согбен, полубезумен, но иди ко мне! Быстрее прочь из холодного мрака, беги сюда. Мне есть чем угостить тебя. Я сегодня щедра и великодушна. Поделюсь всем, что легко и дешево досталось. Мое горячее лоно исторгает потоки жизненных сил — бери, бери больше! Я могу сделать мир лучше, честнее, не забыв и о своих удовольствиях, которые в изобилии достанутся мне. Иди же ко мне, я пария, изгнанница, жду.

Иди в постель, Хэмиш.

Я отыщу в своих глубинах пласты энергии, которую стащила у Виктора, и вручу ее тебе. Я отыщу в тебе тайные силы, позволяющие властвовать в этой жизни, и завтра передам это Виктору. Я перемешаю его жизнелюбие и твою мрачность, и человечество приблизится к идеальному равновесию. И это может длится столь долго, сколь продолжается танец плоти, а плоть усмиряет только зачатие. А до тех пор мои детородные органы будут родить не живую жизнь, а живую энергию. Виктор научил меня избегать капканов, и если от него я не забеременела, то сумею избежать этого и с Хэмишем.

Иди, Хэмиш, ко мне, иди, невзрачный, пресный, унылый Хэмиш, добрая душа, умная голова. Старенький Хэмиш, богатенький Хэмиш. Позволь поживиться кое-чем из твоего прошлого, позволь поживиться твоим могуществом. Не бойся, я не опустошу тебя досуха. Пока.

— Ты отдашь Виктору библиотечную стремянку? — спрашивает Эльза, когда Хэмиш берется за пятое письмо.

Вопрос ее остается без ответа. Хэмиш только улыбается — редкий случай. Закончив всю работу, он говорит:

— Недостаток Джеммы в том, что она никогда не знает меры. У нас в доме есть не только стиральные, но и посудомоечные машины. Да, вот тебе очередной недостаток Джеммы, — добавляет он.

Бумага уже собрана в стопки, листы разобраны, скрепки на месте, на столе идеальный порядок. И Хэмиш подходит к кровати и будто бы для пробы отгибает край одеяла.

— Все мы умеем показать себя с наилучшей стороны, — говорит он. — У тебя свои способы, у меня свои.

Хэмиш выключает свет и ложится рядом с Эльзой. Он холоден и неподвижен. Кровать чересчур узка для двоих.

— Можно просто полежать вместе, — неожиданно разрывает мрак его голос. — Если тебе это нравится. Мы хозяева себе, а Джемма себе.

Эльза не понимает, что он имеет в виду.

— Делай как хочешь и что хочешь, — отзывается она. — Я не против.

— Я сделаю, что смогу, так правильнее будет выразиться, — замечает Хэмиш. — Мои глаза сильнее моих членов, и так было всегда. Я никогда не походил на других людей. Я всегда взирал на них как бы со стороны. Мать недолюбливала меня. Сестру она оставила дома, при себе, а меня отдала в приют. Она презирала и мужа, моего отца, жаловалась, что я весь в него. Жила с ним, чтобы иметь жертву для пыток. А сейчас то же происходит у нас с Джеммой.

Внезапный прилив горечи подстегивает его душевные силы, и Эльза шестым чувством ощущает, что вот-вот встанет его пенис, и он действительно оживает, крепнет.

— Бедняжка Джемма, — роняет Хэмиш. — Она ни в чем не виновата. Дьявол вселился в ее душу. Мне надо было спасти ее. И сестру родную надо было спасти. Но я не сделал этого. Я нуждался в женщинах, влюблялся в них, но не могу сказать, что эти создания нравились мне.

Хэмиш вздыхает. И умолкает.

— Мне так жаль, — искренне говорит Эльза, поворачивается на бок и обхватывает его мягкими, невидимыми в ночи, по-матерински нежными руками.

— Есть во мне что-то отталкивающее, жалуется Хэмиш. — Потому, наверное, мать никогда не навещала меня, когда я был ребенком. А ведь она до сих пор жива. Прозябает в нужде и бедности, страдает старческой гипотермией, как я слышал. Но мне все равно. Почему я должен заботиться о ней? Что она для меня сделала? Она и не вспоминала о сыне. Почему я должен помнить о ней?

— Но ведь когда-то ты любил ее. Вернись в те далекие годы, и вернутся чувства, иначе ты будешь страдать вечно, — с несвойственной ее возрасту мудростью говорит Эльза.

— Ты, наверное, любишь свою мать, — горько откликается он.

— Да, да!

Конечно, Эльза любит мать. Любит, боится, жалеет, обижается на нее, избегает, рвется к ней. Любит, в общем. В этом спасение.

— Можно послать ей что-нибудь, — неуверенно говорит Хэмиш. Его голова покоится, как голова младенца, в теплых женских руках. — Можно задним числом выкупить ее любовь, если только это кому-нибудь нужно. Не сумеешь ли ты помочь мне немного, Эльза? Я говорю о сиюминутном своем положении.

Горячая большая ладонь Эльзы скользит вниз. Она заводит мужской мотор быстро и умело. Техника подчас важнее страсти. При этом Эльза так утомлена, что внезапно засыпает.

— Я говорил Джемме, что слишком стар, чтобы быть отцом, — сквозь сон слышит она голос Хэмиша, хотя грезит о Викторе, и, не проснувшись толком, сознает, что Хэмиш сверху и что он давно вошел в ее лоно, но Эльза продолжает расслабленно лежать, раскинув ноги, разбросав по подушке руки, как маленький ребенок во сне. Хэмиш, обретая все больше уверенности в себе, покрывает поцелуями ее лицо, шею, плечи. Его глаза и щеки влажны от слез, и Эльза забывает о своих полугрезах, получувствах.

«Хэмиш, — хочет сказать она, помня, что должна говорить что-то. Говорит же она в объятиях Виктора, который, конечно, искуснее и увереннее в любви, но не обладает такой неистовой исступленностью, как Хэмиш. — Давай поиграем по-другому, поинтереснее, позанятнее», — хочет предложить Эльза, но ее мужчина уже за той гранью, когда невозможно сознательное общение, а сама Эльза вдруг понимает, что и ее рассудок подчинен страсти, что опасность забеременеть уже приобретает второстепенное значение, более того, воспринимается как возможная награда, как доказательство благословения Божьего, как священный огонь, который только подогревает пыл плоти и властвует ныне над мужчиной и женщиной, заставляя их стонать в мольбе. И Эльзе нет нужды имитировать оргазм, как это она частенько делает с Виктором. Старый Хэмиш, не любимый, но желанный, со своей больной простатой, со своим понурым, немощным пенисом взорвал фейерверком ее чувственность, и сладострастие полноводным потоком ринулось в благодарный после долгой засухи черный омут вожделения, сосуд, который до поры до времени пустует в каждой женщине, но который каждая получает в день появления на свет от своей матери, та от своей, и так далее — до самого начала начал.

— Я люблю секс, — задумчиво говорит Эльза. Она благодарна Хэмишу за удовольствие. Он уже кончил, покинул ее лоно и лежит рядом потрясенный и удовлетворенный. — Вот в чем моя беда, я люблю секс.

— Это не беда. Какая же это беда.

— Не беда — пока не залетишь, — отвечает Эльза, возвращаясь к реальности. Как, однако, досадно. Виктор неизвестно где. Джемма обманута. Сама Эльза застигнута врасплох. Антикварная лавка ждет ее возвращения. Вот она, реальность.