Карт-Бланш - Виктория Роа

тяжелого запаха подступает к горлу тошнота. Прямо перед ее дворцом, да впрочем, как и в нем самом — раненные, убитые, истерзанные. Арес…Арес собрал богатый урожай жертв, и для этого ему вовсе не нужны жрецы, довольно его верных, храбрых воинов. Афродита осторожно ступает по узорчатым плиткам пола, обходя тела и не замечает, как длинный подол ее прозрачно-розовой туники пропитался кровью невинных, кровью девственных и верных ей. К кому она рвалась так яро? Жрица из храма пыталась найти спасение…женский крик, полный боли и ужаса заставил Богиню ускорить свой шаг…

«Твоя любовь в один прекрасный момент просто раздавит ее принимавшего…» — раздался в голове голос Гефеста…простой смертной женщине было бы сложно противостоять Богу, что возжелал ее, тем более, опьяненному сражением и собственной силой. Богу, которого бояться и ненавидят даже жители Олимпа. Не будет сладких речей, даров, ни легенд после…он берет жрицу прямо на полу не стыдясь тела растерзанного война-предателя ее женила, которого он безжалостно сломал за предательство, словно игрушку, а не война вовсе. Жрица истошно кричи, пытается вырваться, но Арес не испытывая жалости овладевает женщиной, и она пытается оттолкнуть наглеца, но все попытки безрезультатны. В его бешеном взгляде — ее приговор…

— Арес!!! — завизжала Афродита. — что ты делаешь???

Его острый меч замирает в волоске от обнаженной, покрытой ссадинами жрицы остановившись у ее горла.

— Ах, моя златокудрая. — улыбнулась Арес. — соскучилась по мне? — Бог издевательски засмеялся.

— Отпусти ее. — прошипела богиня любви.

— Ее? — Бог войны удивился. — она ведь никто.

— Она моя жрица! — взгляд Афродиты цепляется за чашу, валящуюся на полу…и кровь…всюду кровь. — а твои воины сожгли сад. — вздох. — сожгли розы. Зачем?

— Розы? — красивые губы Ареса выточенные резцом скульптора кривятся в презрительной усмешке. Бог войны резко толкает свою пленницу к ногам богини. — не жди меня сегодня.

Афродита ничего не ответила. Жрица крепко обняла богиню и вместе с ней перенеслась подальше от этого места кровопролития. Лишь когда на стенах покоев зажигаются масляные светильники, Афродита способна оторвать голову от подушки, но ей это не требуется. Его поступь она узнает из тысячи, из миллионов, она знала, что в ее покои вошел он…

— Хочешь лежать здесь? — Гефест аккуратно сел на край ложе. — может быть, тебе стоит выйти? Прогуляйся по саду, созови нимф и…

— Послушай, Гефест… — прошептала Афродита, но была прервала им.

— Здесь Гера спрашивала, не держу ли я тебя под кузницей…

— И что ты ответил? — Афродита вздохнула.

Он мог бы…Гефест мог бы это сделать. Мог бы с грохотом захлопнуть массивную бронзовую дверь спальни, покрытую узором из прекрасных золотых роз, над которыми застыли серебряные бабочки и стрекозы, но Гефест слишком хорошо сделал ее в давние времена, и тяжелая дверь закрылась легко, бесшумно, словно упала шелковая занавесь. Афродита не знает, было ли это покорностью, апатией, но немного отступив от мысли о насмешках Ареса, она на секунду заставила себя прислушаться к словам мужа. Гефест укутывает плечи супруги пледом из тончайшей, шелковой ткани, и только тогда она понимает, насколько замерзла…в ночном воздухе уже слышалось близкое дыхание осени.

— Спасибо… — прошептала богиня.

— В зала тебя ждут вино, ягнятина, фиги, оливки, сыр. Думаю, что и твоей жрице стоит присоединиться. Она ведь почти ничего не ела с момента спасения тобой. — вздохнул Гефест.

— И какое тебе до нее дело? — грустно спросила Афродита.

— Этой мой дом, не забыла, Киприда? Спасла ее, так не дай умереть. — уверенно ответил ей Гефест.

В те времена, когда Афродита была здесь, она была полноправной хозяйкой, а не незваной гостьей, но она редко спускалась в кузницу к мужу. Огонь, жар, пот, брызги раскаленного металла и пар — Афродита не понимала, как такое можно любить, как можно променять веселье Олимпа на тяжелый труд, но если бы не труд, то стала бы ли она хозяйкой своих украшений? Изящные серьги, браслеты, пояса, гребли. Золотое зеркало по весь рост с рамой из жемчуга и ведь в этом зеркале она отражалась еще более прекраснее, чем обычно, но только Афродита никогда не спрашивала мужа, как он придумывает те или иные вещи, и не хвалила мастерство, восхищавшее многих. Она сбегала из дома, украшенная венками из живых цветов, щедро раздаривала ласки и улыбки другим, оставаясь холодной на супружеском ложе. Сейчас она вспоминала, как впервые увлек ее Арес. Как крепко сжимал в объятиях, оставляя синяки на нежной, бархатной коже — ведь такого не позволял себе никто другой. И таял он будто воск, от прикосновений ее нежных пальцев. Быть может, именно тогда она отдала свое сердце Аресу, а не только тело…а что сейчас? А сейчас после произошедшего она стала приходить почти каждый день, и Гефест не прогонял ее. Можно подумать, что он настолько увлечен работой, и не замечает вовсе супругу, но только, когда она появляется у входа в кузницу, ее всегда ожидает удобная скамейка откуда все было видно, но при этом невозможно обжечься случайной искрой, и кувшин с холодной водой. Афродита словно завороженная, следит за тем, как расплавленный металл покоряется воле мастера, а кожаный фартук скрывает мощную грудь Гефеста, залитую потом и сильные руки. Кто мог назвать его слабым?

— Гефест, можно я посмотрю? — робко спросила Афродита.

— Смотри, если хочешь. Любовь ведь бывает и такой… — Гефест нежно улыбнулся.

Широкие золотые браслеты. Чеканный узор. Сплетенные страстно тела. Лицом к лицу. Боком. Сзади. Вот женщина сверху, руки мужа её направляют, и даже в таком узоре видны черты лиц обоих. И не только лиц. Вот грудь, не прикрытая одеждой. Вот бедро. Вот фаллос стоящий… Казалось бы, ничего такого, чего Афродита не видела и не познала раньше. Но сейчас, будто подглядывая за чужой парой, она впервые за долгое время испытывает волнение. Дыхание сбивается.

— Она тебе позировала??? — укол ревности впервые кольнул богиню любви. — не боишься гнева владыки подземного мира?

— Боюсь ли я? — Гефест ухмыльнулся. — не боюсь, и она не боится, ведь она сама попросила сделать эти оковы. К тому же, разрывать силой их не нужно, они сами упадут раскрытыми в любой мил, если Персефона захочет. — Гефест на секунду замолчал. — вот только она не захочет, думаю я. Это ведь не сеть, и не трон.

— Ах,