Гарри Поттер, эльфы, люди и притворщики (СИ) - Таня Белозерцева

холодные мурашки страха по спине поползли. Крапива, ступка и пестик были благополучно забыты, а сам зельевар осторожненько, по стеночке, обогнул своего ставшего о-о-очень телесным Патронуса и двинулся к выходу. Вышел и побежал на кухню. Увидев его лицо, Лери слегка переполошилась и встревоженно спросила у него, всё ли с ним в порядке. Северус с истеричными нотками в голосе объяснил, что совершенно случайно создал живого Патронуса, что он не хотел и что понятия не имеет, как его убрать… К концу своей фразы он краем глаза заметил рядом с собой серебряное свечение и рефлекторно шарахнулся вбок. Лери же подошла и с интересом стала рассматривать и поглаживать серебряную лошадку, после чего удивленно сказала:

— Надо же, и правда живая! А зачем её убирать, Северус, и куда? Пусть живет, чего ты?

— Но это же Патронус, заклинание-защитник, вызывается для защиты от дементоров, после использования они обычно рассеиваются.

— Ага, в общем и целом ясно. А сейчас ты его зачем вызвал?

— Чтобы послание тебе передать…

— Вот и пользуй его и дальше для передачи посланий. Только имя ей дай, нечего такой красавице безымянной шастать.

Северус, видя такой мирный подход Лери, невольно прислушался к себе и удивился, с чего такую панику поднял. Ну ожил Патронус, и что? Земля от этого рухнула, мир перевернулся? Правильно Лери делает, будь проще, и всё остальное тоже станет простым и понятным. И нечего тут истерику на пустом месте разводить.

Конечно, об этом открытии сообщили сперва Гарри, а потом и остальным волшебникам. Гарри, воодушевившись, тут же вызвал своего Патронуса-сенбернара, а когда тот, живой и настоящий, с голосом самого Гарри возник перед ним, юноша на радостях кинулся обнимать и гладить своего сенбернарчика с бочонком на шее. И только потом послал его к Гермионе с посланием и инструкцией.

Немного позже, после того как эмоции чуточку поутихли, за ужином все сообща решили назвать новых зверушек следующим образом: арабскую лошадку Северуса окрестили Сильвией, а сенбернара Гарри — Эльмом. Попутно выяснилось, что Патронусы хоть и ожили, но в пище не нуждаются, в смысле, кормить их не нужно, питаются они магией, от самого волшебного воздуха Балинора.

Вот такое вот… маленькое чудо произошло в этом удивительном мире, помимо разумных Домов, превращающих каменный пол в песок для смягчения ударов при падении.

Кроме самого Дома была еще и прилегающая к нему территория. Во-первых, конечно, сад и огород, но они были чуть в глубине, а непосредственно рядом с Домом произрастали цветники и декоративные кустарники, сирень и невысокие черемухи, а также розы и шиповник.

А вот еще одно открытие было немного пугающим. Лери и Гарри возились на огородике, собирали зелень на стол, когда сквозь кусты к ним внезапно проломился незнакомец, высокий, черноволосый и зеленоглазый. Почему-то хромая на обе ноги, он подбежал к Лери и мешком свалился к её ногам, вцепился в землю ногтями и глухо простонал:

— Помогите, прошу… остановите дровосека!

Растерянная Лери машинально прислушалась, и правда, звук топора доносился совсем рядом с их домом. Мужчина закричал, в его голосе прозвучали боль и страх, и он снова простонал, да что там, прорыдал:

— Остановите!

Лери решилась, кивнула Гарри, действуй, мол. И Гарри понесся к дому Грейнджеров, именно оттуда доносился стук топора. Примчавшись, он издалека крикнул Уэнделлу:

— Стойте! Не рубите тополь, остановитесь!

Кое-как он объяснил, что случилось. Услышав о мужчине, Гермиона в ужасе схватилась за голову:

— Ой, боже мой! Мы чуть не убили дриаду!.. Папа, навсегда забудь про топор, деревья здесь нельзя рубить.

Таким образом в их жизни появился новый друг-сосед, Чарли-Тополёк, мужчина-дриада — дух дерева. Оказывается, его дерево помешало Джине, оно росло слишком близко от окна и загораживало свет, Чарли, поняв, для чего его дерево хотели срубить, только головой покачал и сказал, что если оно так мешает, то он его уведет, и подальше.

Так и случилось, на следующий день тополь исчез из-под окон и даже следов не оставил.

Глава двадцать третья. Крылатый эльф

Чарли перевел тополь поближе к дому Гренковичей и теперь он красовался на подъездной аллее в начале улицы. Как передвигаются деревья? Незаметно, неуловимо для человеческого глаза… Вот ты стоишь посреди поля голого, смотришь на дальнюю рощицу, моргнул на один короткий миг, а вокруг тебя — деревья и туман. Он вечный спутник дриад, этот белесый и холодный туман, он всегда сопровождает деревья при перемещении, скрывает их следы. Конечно, не все деревья склонны к бродяжничеству, большинство из них мирно и спокойно спит, столетиями стоя на одном месте, к тому же не во всех из них живут дриады. Многие деревья были покинуты древопасами, не дождавшихся Радуги и Короны. И поэтому большую часть древесного населения занимают обычные деревья, но духи-дриады оберегают и защищают те, к виду которых относятся сами, к примеру, берегини-рябины селятся в рябиновых рощицах, осиновики и берёзники — в тех же случаях, и так далее.

Ладно, обжились немножко, мебель твердо и точно (до первого случайного каприза) заняла свои места. Из новых соседей пока только Чарли и те, с кем приехали сюда, Франкелы не в счет, они много лет уже были соседями Гренковичей, а значит и друзьями, проверенные временем.

Дерек поначалу переживал, что нет огороженных левад, и каждый божий день готовился к тому, что вот-вот придется ловить разбежавшихся лошадей, но время шло, а их лошади всё так и были на месте, никуда и ни зачем не разбегались. Лери забавлялась и шутливо подтрунивала над Дереком, на что тот нервно огрызался:

— Вот погоди, Лерка, разбегутся кони, по-другому запоешь!

— Не дождёшься, старик, не разбегутся!

— А у них… а у них просто стимула нет, вот!

И однажды обрушился на них такой… стимул, который заставил Дерека понервничать. Это случилось во второй половине дня, братья Франкелы зашли к Лери обсудить что-то на тему пересадки растений, ну и вот, разговаривают они, спорят о том, куда, какой и с чем… А тут ржание издалека донеслось, весёлое да многоголосое, их лошади, пасущиеся на лугу, дружненько подняли головы, да и заржали в ответ, а там вскоре и табун пожаловал. Местных лошадей, значит, свободных коней Балинора. Скачут длинногривые красавцы, один другого краше, масти все однотонной, то есть если белая, то белая с ног до головы, рыжая без единого светлого волоска, гнедых, пегих и прочих двухцветных лошадей, как вы понимаете — нет и не было. Так вот, скачет нехилый такой табун, голов эдак в двадцать, и ржет-заливается,