Порабощенные сердца - Эдит Хилл

Рика проснулась с криком. Во сне возвратились картины нападения на деревню, но сейчас страх был реальностью. Как и в ту ночь, она слышала раскаты грома и видела вспышки молний. И так же, как тогда, чувствовала, как тело пронзает боль, казалось, разрезающая пополам.

Она схватилась за живот и перекатилась на бок, согнув ноги, стараясь противостоять этому внезапному приступу. Спустя некоторое время боль утихла и снова подступил страх.

Для того, что приближалось, время еще не наступило - по ее расчетам оставалось еще две с половиной луны. Может быть, она съела что-нибудь испорченное или перетрудилась.

Помогая себе руками, Рика осторожно и неуклюже села. И почти тут же почувствовала между ног теплый поток. Подстилка сразу стала мокрой. Она слышала, как женщины говорили об этом, и поняла - у нее отошли воды.

- Во имя богини, нет! - Шепот эхом отозвался в темной хижине. Но его некому было услышать. Дафидд вернулся в крепость до наступления сумерек. Она была одна. Жизнь выходила из нее, как и тогда, когда она зародилась, ей некому было помочь.

Внезапно еще одна волна прокатилась по ее телу, как бы в подтверждение того, что она уже поняла. Этой ночью родится ее ребенок.

Протестующий возглас затерялся в завывании ветра. Крик еще не успел замереть, а Гален, почувствовав ее страх, был уже на ногах и бежал к хижине. Сквозь звуки бушевавшей грозы он услышал ее приглушенный зов: "Гален!"

Рика никак не могла выпрямиться, судороги в животе заставляли ее согнуться. Кое-как добравшись до дверей, она тяжело облокотилась на стену, ожидая, когда пройдет боль схваток. Когда боль немного отпустила, выпрямилась и отодвинула защелку наружной двери.

Дверь распахнулась, и в этот момент черноту неба расколола ослепительная вспышка молнии. Рика инстинктивно вскинула руку, а когда опустила ее, Гален стоял перед ней, как бы материализовавшись из самой грозы. Не просто человек, а посланная ей природой помощь!

Ветер растрепал ее распущенные волосы, тонкая сорочка прилипла к телу. Словно обнаженная, стояла она под его взглядом, и в эту минуту наконец-то приняла волю богов. Окончательно и навсегда она приняла этого человека, этого римлянина и ринулась в спасительные объятия.

***

Спазма боли снова пронзила ее тело, распростертое на покрывале. В Могунтиакуме, где он служил перед Дэвой, Галену пришлось однажды присутствовать при родах. В конце зимы в занесенном снегом лагере будущий отец в ужасе поднял Галена с постели - ребенок шел ногами вперед. Гален вызвал хирурга легиона. Двадцать лет принимая незаконных отпрысков римской армии, тот умудрился спасти и ребенка, и мать.

Но Гален не был хирургом, и опыт помощи в одних единственных родах едва ли сделал из него повивальную бабку. Он также понимал, что ребенок рождается слишком рано. Но рано или поздно - главное, что он рождается...

***

Рика вцепилась в одеяло, прижимая кулаки к бокам. Она не могла кричать, только чувствовала, как из-под закрытых век струятся слезы.

- Кричи, Рика. Это поможет вынести боль. Она покачала головой, но тут ее снова схватило. Боль переворачивала все ее внутренности. Спина прогнулась, и глаза в ужасе широко открылись.

- Я не могу, - простонала она.

- Нет, можешь. - Встав на колени рядом с ней, он взял ее за руку и осторожно вытер слезы. - Когда становится плохо, жми крепче.

Тотчас ее рука сжалась, и ногти впились в его ладонь. Он продолжал повторять:

- Сейчас все кончится. Держись за меня.

Она так и сделала, и инстинктивно начала быстрее дышать, приспосабливаясь к приступам боли. Спустя некоторое время боль отпустила. Рика лежала опустошенная и наполненная ужасом, зная, что скоро она вернется.

И она вернулась.

Схватки стали еще чаще и сильнее, едва кончалась одна, наступала другая. Иногда боль была такой нестерпимой, что не оставалось ничего, кроме боли. В какой-то момент, не выдержав, она простонала:

- Я больше не могу.

- Ты должна и ты вытерпишь. - Он сжал другую руку. - Взгляни на меня.

Она подчинилась. Взгляд его светился добротой, но пожатие было крепким, а голос непреклонным.

- Послушай меня, не думай о боли. Ты должна все вынести.

В очередной раз ее пронзила боль. Судорожно глотая воздух, она вертела головой, взгляд лихорадочно метался по хижине, не в силах остановиться на чем-нибудь.

Твердый настойчивый голос заставил ее сосредоточиться.

- На меня, смотри на меня. Только на меня.

- Будь ты проклят! - крикнула она. Все было заполнено болью. - Пусти меня. Я хочу умереть!

- Нет. Нет, ты не умрешь. - И снова голос заставил сосредоточиться. Прохладная ладонь коснулась лба. - Ты можешь, иначе ты не выжила бы той ночью. А теперь открой глаза. - Его рука крепко держала обе ее руки. Она открыла глаза, и он сжал их сильнее. - Этой ночью ты не одна.

***

Всю ночь за стенами хижины бушевала гроза, и всю ночь продолжались мучения. Иногда его лицо пропадало в каком-то красноватом тумане, однако он не дал ей потерять сознание. Она крепко сжимала держащую ее руку, не чувствуя, что ногти впиваются в его ладонь.

И только на рассвете, когда тьма начала сереть, она родила ребенка. Мертвого. Он задохнулся при родах.

Боль отпустила, и Рика забылась в спасительном сне. Гален завернул крошечное тельце в свой плащ.

Алый плащ римского центуриона стал саваном этому ребенку. На закате он его похоронит.

Гален подошел к постели и встал около нее на колени. Рика проснулась и лежала бледная и недвижимая. Она даже не спросила о ребенке. Но она должна знать, что тот мертв. Гроза закончилась недавно, и все еще дул свежий ветер, шурша соломой на крыше, проникая в дымовое отверстие и заставляя плясать язычки пламени в очаге. Гален подложил дров, чтобы согреть ее. Она была настолько бледной, что казалась почти прозрачной и совсем холодной на ощупь. Эта бледность и лихорадочный блеск в глазах беспокоили его. Казалось, она смотрит на него и не видит.

Рика скрипнула зубами и уставилась на закопченный потолок. Почему все звуки так похожи на плачь ребенка? Ветер в соломе крыши.., утреннее пение птиц...

Слезы обожгли уголки глаз, и она отчаянно замигала. Не в силах больше сдерживаться, Рика с трудом приподнялась и уткнулась лицом в крепкие руки, прижавшись к Галену, ища в нем поддержку и силу.

Если Гален и был застигнут врасплох, то не показал этого.

- Поплачь, Рика, - прошептал он, нежно поглаживая ее по голове. - Пожалей о своей потере.

Мгновенно Рика отшатнулась и взметнула свирепый взгляд.

- Я не потеряла ничего, о чем нужно было бы жалеть, - прошипела она. - Или ты забыл, что жизнь, которая ушла, была римской?

- Но она выросла в тебе, - тихо ответил Гален. Он протянул руку и прикоснулся кончиками пальцев к ее мокрым щекам и дрожащим губам. - Он был твоим сыном.

- Будь ты проклят! - крикнула Рика в исступлении и попыталась оттолкнуть его от себя. Она не хотела ничего знать. Пока он не имел ни пола, ни имени, она не потеряла ребенка, а избавилась от нежеланной ноши.

Гален не отпускал ее и, когда она притихла, еще крепче обнял ее.

- Поплачь, домина.

Рика закрыла глаза и наконец зарыдала. Это были глубокие, очищающие душу рыдания.

Когда рыдания затихли, Рика, совершенно обессиленная, впала в бессознательное состояние, которое в конце концов дало ей отдых.

Гален прижал ее к груди, сердце к сердцу. Его рука гладила ее волосы. Первый раз в жизни Гален Мавриций, центурион когорты и римский воин, чувствовал себя беспомощным. То, что он испытывал к этой женщине, не было вызвано нуждой или случайным обстоятельством, чувством вины или похотью. Казалось, он сам находится в объятиях, переполненный нежностью, от которой перехватывало дыхание.

Гален поднял ее, положил на постель и поднялся. Пока она спала и ее можно было оставить одну, нужно было закончить дело.

***

При свете ало-оранжевого заката Гален похоронил маленькое тельце в ящике из досок, предназначенных для его колыбели. На одной из досок он вырезал слова Dis Manibus - посвящение богам мертвых. Прежде чем укрепить крышку, он снял с левого запястья широкую кожаную ленту - солдатский кошелек. Только тогда, через разрез с внутренней стороны, открывался доступ к его содержимому. Невзрачная на вид лента не привлекала внимания, очевидно, поэтому кошелек сохранился.

Мертвых нужно было переправить в Аид через реку Стикс. И Гален, вытащив монету, положил ее в рот младенцу, не испустившему ни одного крика, ни одного вздоха. Теперь душа сына Рики сможет заплатить лодочнику Харону.

***

Сердце болело.., под сомкнутыми веками жгучая боль... Даже чтобы просто вздохнуть, требовалось усилие. Она хотела снова уйти в темноту, но уже не смогла.

Заставила себя открыть глаза. В тусклом свете масляной лампы можно было увидеть фигуру, согнувшуюся у очага. Рика постаралась сесть и поняла, что силы совершенно оставили ее. Все тело как будто налито свинцом. Она снова беспомощно откинулась на постель и наблюдала за человеком, разводившим огонь.