Драмы больше нет (СИ) - Риз Екатерина

Больше всего я боялась того дня, того момента, когда моё предательство и измена вскроется. Что узнает сестра, отец, бабушка… Про то, что мне скажет и что подумает обо мне Елена, лучше вовсе не упоминать. Я со страхом ждала этой минуты, всё удивляясь, что Альбина ничего не замечает. Не протестует по поводу постоянных отъездов мужа, его занятости, что её не заботят их разные интересы и отдельное друг от друга времяпрепровождение. Альбина сама пребывала в постоянных разъездах, её карьера набирала обороты, она снималась в нескольких фильмах в год, пыталась пробиться на большую театральную сцену, участвовала в различных благотворительных акциях, снималась в промо-роликах. Её лицо то и дело мелькало на телевидении, в анонсах фильмов и телепрограмм, в светских новостях. Я следила за бурной жизнью сестры, понимая, что, наверное, попросту не готова, не так воспитана для принятия этого. Когда мы говорили с сестрой по телефону, она тараторила только о своей карьере, о том, какое платье выбрать для очередного выхода в свет. А я молча слушала, боясь перебить Альбину и хоть чем-то выдать наше с Ромкой предательство. Но по голосу Аля казалась по-настоящему счастливой, воодушевлённой, переполненной энергией, и моей осторожности по отношению к ней не замечала.

– А что у тебя дома? – как-то спросила я её, и замерла с колотящимся от волнения сердцем.

– Дома? – переспросила Аля. – А что у меня дома?

– Семейная жизнь, – подтолкнула я сестру к нужной мысли.

– Всё хорошо. Ромочка мне ни в чем не отказывает, – рассмеялась она. – А что ещё женщине для счастья надо?

«Он и мне ни в чем не отказывает», горестно подумала я, с сестрой простилась и положила трубку.

– Что тебя беспокоит? – в раздражении допытывался Федотов, когда я начинала видимо страдать. – Что я с ней сплю? – Он в сердцах развел руками. – Так мне даже некогда это делать, знаешь ли. Я свою жену вижу раз в три месяца. Дай Бог.

Я молчала, смотрела в сторону. Все эти речи, оправдания и обещания я слышала далеко не в первый раз. И даже знала, что Рома станет мне отвечать, если я задам ему какой-то конкретный вопрос. Наш роман, если наши отношения можно было так назвать, длился уже год, и я отлично выучила все речи и причины не разводиться. Вот прямо сейчас – нет, чуть позже, подожди, не время, обстоятельства, важная сделка, деньги, но я всё непременно решу, только подожди немного.

– Мне надоело быть предательницей, – сказала я ему и решительно скинула его руку со своего плеча.

– Ты не предательница, – отозвался он, настойчиво притянув меня обратно к себе. Взял меня пальцами за подбородок, заглянул в глаза, потом поцеловал коротким, крепким поцелуем. – Ты самое дорогое, что у меня есть. Всё, что я делаю, я делаю для тебя, Настя. Для нас.

– Нет, Рома, ты делаешь всё это для себя. И мне уже не двадцать, чтобы я в твои обещания верила. Ты зарабатываешь деньги для себя, для собственного удовлетворения. А всё остальное – это лишь отговорки. Не знаю только, когда решишь, что хватит, – проговорила я в сторону. Руки его от себя отвела, отошла в сторону. Затем оглянулась на дом за своей спиной. Два дня назад мы прилетели в Тюмень, в аэропорту нас встретили родители Ромы, чего я, признаться, не ожидала. То есть, того, что они нас прямо с самолета встретить захотят. Безусловно они удивились, что вместо жены сына, его сопровождает её сестра. Хотя, в Тюмень я с Федотовым отправилась не просто так, а в качестве переводчика, в Сибирь должны были пожаловать немецкие партнеры, и необходимо было обеспечить им дружественный приём. Рома, вообще, брал меня практически во все заграничные поездки. С фирмой, в которой я проработала несколько лет, мне пришлось распрощаться, и с некоторых пор я официально числилась в штате компании Федотова. В офисе практически не появлялась, у меня даже стола своего не было ни в одном из кабинетов, но в штатном расписании моя должность значилась, как необходимая и хорошо оплачиваемая. Я, в свою очередь, старалась зарплату отрабатывать добросовестно, а не так, как позволял Федотов – для вида. Готовилась к каждой встрече, заранее обсуждала детали переговоров, чтобы не сесть в лужу неожиданно. И, появившись перед Ромиными родителями в аэропорту, успела себе мысленно напомнить, что я здесь по работе, но явное неудобство успела ощутить. Любовь Антоновна улыбалась нам с такой искренней радостью, что мне стало неловко и опять же стыдно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Как я рада вас видеть, – сказала она, обнимая сына и улыбаясь мне. Даже руку мне протянула, будто это я была её невесткой, а не Альбина. А, может, она просто спутала? В конце концов, жену сына она со дня свадьбы так ни разу и не видела. Аля не выбрала дня, чтобы слетать к родителям мужа. Хотя, не помню, чтобы об этом разговор вообще заходил. – Я так соскучилась.

Юрий Иванович жену одернул.

– Ну, хватит уже, Люб, – проворчал он. – Ему уж сороковник скоро, а ты его всё в щёки расцеловываешь.

– Он же мой ребенок, Юра. Как иначе?

Рома мать за плечи обнял, я видела, что он довольно улыбается.

– Вы зачем в аэропорт приехали? – спросил он. – Мы бы сами добрались.

– Захотелось матери. Все уши мне прожужжала. – Я заметила, что Юрий Иванович на меня посматривает, с интересом. Я вдруг решила, что он меня не помнит. Рискнула ему улыбнуться.

– Я – Настя. Мы виделись с вами на свадьбе.

– Да помню я, помню.

Ромка на меня обернулся, и я вдруг испугалась, что он сейчас ляпнет что-то родителям, отчего я умру от стыда прямо здесь, и поторопилась пояснить:

– Я переводчик.

– Ах, вот в чём дело, – усмехнувшись, протянул Юрий Иванович. И зачем-то добавил: – Ну-ну.

Это многозначительное «ну-ну», расставило всё по своим местам. По крайней мере, для меня.

– Что ты сказал своим родителям? – накинулась я на Федотова, как только мы остались одни. В доме его родителей, в приличного размера бревенчатом коттедже, нам с ним выделили разные комнаты на втором этаже, но, странным образом, они оказались соединены общей ванной.

– Ничего, – пожал он плечами. – Мне тридцать пять лет, Настя. Что я должен говорить родителям?

Я печально вздохнула, села на постель, затем решила прилечь. Разглядывала потолок. Федотов подошел, наклонился ко мне и поцеловал в лоб. И попросил:

– Перестань заморачиваться. Мы, наконец, далеко от Москвы, никто не лезет с пошлым любопытством. Давай просто расслабимся и отдохнем.

– Твои родители решат, что я распутная особа.

Рома улыбнулся.

– Мои родители решат, что я, как дурак, влюбился. – Он потянул меня за руку. – Поднимайся, иди в душ. Я есть хочу. А мама пельмени обещала.

Не знаю, что Рома родителям сказал, или вовсе ничего не говорил, но откровенных вопросов мне никто не задавал. Говорили про Москву, про работу, про родителей, на какие-то отвлеченные темы, я старалась быть милой и улыбчивой. А ещё держаться подальше от рук и взглядов Романа. В общем, играла роль родственницы и сотрудника. Возможно, со стороны я и выглядела смешной и наивной, судя по Ромкиным взглядам, но мне так было спокойнее. И, вообще, я бы предпочла жить где-нибудь в другом месте, не в доме его родителей, но, в то же время, понимала, что будет неправильным лишать родителей и сына общества друг друга только из-за моей неловкости. Понятно же, что Федотов меня одну в гостиницу не отправит. Так что, приходилось улыбаться и играть роль родственницы.

А вот потом приехал Илья. Мы не виделись с ним почти год, в последнее время даже по телефону наше с ним общение заглохло. Мне нечего стало отвечать на его вопросы, а врать противно, а он… я надеялась, что он настолько увлекся отношениями со своей девушкой, что на меня у него совершенно не осталось времени и настроения. После нового года, Рома, как бы между делом, предложил брату повышение, но не в Москве, а в Санкт-Петербурге. Предложение показалось всем широким братским жестом, должность, пусть и в семейной компании, было достаточно престижной, и Илья не отказался. Мы с ним даже не попрощались, мне постфактум сообщили о его отъезде. И ещё добавили, что переехать он решил вместе со своей девушкой. Значит, у них всё серьёзно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})