Ход Роджера Мургатройда - Гилберт Адэр

Столь мужественно коснувшись крапивы собственных прошлых грехов, Эвадна Маунт была готова вновь ринуться в сечу.

– Однако имелись и такие, кому (хотя слушать, как публично роются в твоем грязном, прежде потаенном белье, было, надо думать, невыносимо) «Тромбон» тем не менее не угрожал. Например, вам, викарий.

К несчастью, вы правда подтасовали факты, касавшиеся вашего участия в войне, и, бесспорно, вы попытаетесь забыть это Рождество и хотите, чтобы и мы все его забыли. Однако вы сами, насколько мне помнится, прямо признали, что какое бы извращенное удовольствие Реймонд Джентри ни извлекал, источая свой яд, «желтая» пресса гроша ломаного не даст за невинную – или почти невинную – ложь священника предельно скромного прихода в Дартмуре.

Затем мы переходим к нашим друзьям Ролфам. Вас обоих не могло радовать, как пропали втуне годы и годы притворного пренебрежения к шепоткам касательно того, что конкретно произошло между Мэдж и жиголо в Монте-Карло или как Генри напортачил с обычной операцией, оборвав не только жизнь младенца, но заодно и собственную карьеру. Вас, я повторяю, не могло радовать, что все ваши старания сохранить лицо были сведены на нет за один чертов присест мерзким размазыванием грязи – любимым занятием Джентри. Но опять-таки – с полным уважением – и вы недостаточно известны, чтобы заинтересовать тех двуногих, которые брезгуют брать в руки обрывки туалетной бумаги вроде «Тромбона».

Если до сих пор все присутствующие слушали более или менее непротестующе, как Эвадна Маунт излагает свои построения, это вовсе не означало, будто они теперь безмятежно освоились с мыслью о том, что самые некрасивые факты их жизни стали достоянием гласности. Всякий раз, когда она упоминала кого-нибудь из них, слышался судорожный вздох, а миссис Уоттис даже роняла слезу. Но аргументы эти были представлены с такой логической ясностью, что они превращали необходимость их слушать почти в удовольствие. Более того, напряжение, которое за последние сутки с половиной достигло предела, искало выхода, и именно такой выход писательница медленно, но верно предоставляла остальным гостям.

– Итак, возможно, вы предположили, – продолжала она, – как вначале я сама, что единственными законно подозреваемыми являются Кора и сама я. Ну, кто, в конце-то концов, пошел бы на убийство только потому, что какие-то замусоленные старые сплетни выплывут на поверхность в деревне с сотней жителей?

Хотя мой ответ на это был бы – да кто угодно! О, я замечала ужас на ваших лицах, когда Джентри принялся метать свои смертоносные дротики, и не просто ужас, но и человекоубийственное омерзение! И я осознала, как я ошибалась, полагая, будто жажда мщения обязательно должна быть прямо пропорциональна сути разоблачения.

Откровенно говоря, кто-кто, но я не должна была бы допустить такой ошибки. Если я поместила действие нескольких моих книг в деревушки Центральных графств, то потому лишь, что они предлагают авторам «Ищи убийцу!» более плодородную почву для убийств, чем самые неблагоуханные закоулки лондонских трущоб! Вы знаете, как в действительности выглядят клоаки греха? Я вам скажу. Это живописные, крытые соломой коттеджи, и старомодные кафе-кондитерские, и женские организации в помощь тому или сему, и ассоциации консерваторов, и распродажи «Принеси и Купи!», и народные пляски на выгонах, благотворительные чаепития в саду при доме священника, и…

– Ну, послушайте, Эвадна, – мятежно усомнился викарий, – вы преувеличиваете…

– Еще раз прошу прошения, старина, но боюсь, что нисколько. Вам, конечно, трудно поверить, но и на мою долю выпали две-три ругательные рецензии. Одну в «Дейли кларион» я забуду не скоро! – рявкнула она, оскаливая свои искусственные клыки. – Однако ни разу борзописцы не критиковали хотя бы один мой роман за слишком мрачную и злую обрисовку сельской жизни.

Ну и моя читательская почта. Подавляющее число писем приходит не от платежеспособных клиентов, которые, очевидно, считают, будто, раскошелившись на семь шиллингов шесть пенсов за книгу, больше никаких обязательств они перед автором не несут, но от деревенских читателей, берущих мои «Ищи убийцу!» в местных библиотеках. Мне следует дать вам почитать эти письма. Помню одно. От маленькой старушки из идиллического селеньица где-то среди Котсуол-Хиллс, сообщившей мне, что она подозревает медицинскую сестру в медленном отравлении ее мужа-инвалида. И единственным основанием для обвинения явился тот факт, что она случайно увидела, как несчастная женщина выбрала в библиотеке «Загадку пудинга», которая строится именно на этом. И другое письмо от поклонницы, которая, прочитав «Умереть со смеху», пришла к выводу, что начальник их станции тоже читал этот роман, поскольку его жена исчезла, предположительно сбежав с поставщиком угля, однако она, моя поклонница, на эту удочку не попалась, ибо знала, что он закопал их обоих в клумбе перед станцией. В «Дедуктивном клубе» мы как-то придумали названьице для такой вот зловещей деревушки – Тихая Бойня. Ну так я серьезно сомневаюсь, что среди зеленых прелестных английских сельских просторов отыщется хотя бы одна деревушка, которая не была бы потенциальной Тихой Бойней!

Так что, викарий, я не преувеличиваю. Вашего случая я касаюсь только в обобщенном смысле, вы понимаете, но, по моему убеждению, носитель сана, кроткий и добрый, каким я вас знаю, столь же способен совершить убийство на банкете Британского Легиона с танцами, лишь бы не дать запачкать свое доброе имя, как и кинозвезда, чтобы помешать его или ее доброму имени быть препарированному на первой полосе скандального журнальчика, выходящего огромными тиражами.

А в результате я тут же оказалась точно там, откуда начала. И была вынуждена рассматривать почти всех здесь как подозреваемых.

Начнем с исключений. Селина, естественно, единственная из нас, кто оплакивал Реймонда. Пусть теперь она узрела свет – и я не забыла про их громогласную ссору на чердаке, – только не думаю, что кто-либо из нас поставит под вопрос ее прежние чувства к нему. Я сразу ее вычеркнула. Она, казалось мне, ни в коем случае не могла его убить.

Как, утверждаю я, не опасаясь возражений, и ее мать. Говорю я это не только потому, что она одна из старейших, любимейших и надежнейших моих подруг, но потому что знаю – она и муху не способна обидеть. И уж тем более не способна обидеть муху, поймав ее в ловушку запертой комнаты, прихлопнув, после чего выбраться из указанной запертой комнаты, не открыв ни двери, ни окна.

Она оглядела своих слушателей оловянным взглядом.

– Безусловно, учитывая почти мистическое сходство убийства Реймонда с теми убийствами, которые клишированно совершаются во всяческих «Ищи убийцу!», самый факт, что Селина и Мэри Ффолкс – наименее подозреваемые, мог побудить вас тайно взвесить, а не убийца ли все-таки одна из них. Ко мне это не относится. Что до меня, они действительно наименее вероятные подозреваемые. А такие как-никак существуют.

Теперь Дональд. Иной случай – Дональд. Правда, насколько нам известно, в шкафу его юной жизни не рыскают никакие скелеты. Однако тут дает о себе знать более традиционный мотив. Ревность. Дон был влюблен в Селину, то есть он в нее влюблен и открыто ревновал ее к своему сопернику. Мы все помним, как между ними чуть было не вспыхнула драка.

Не будем также забывать, что Дон прямо угрожал убить Джентри. «Я тебя убью, свинья. Клянусь, я тебя убью!» Мы все слышали, как он выкрикнул эти слова. Даже если мы сочувствовали ему и заверили себя, что это не более чем слова, факт остается фактом, как напомнил старший инспектор: он поклялся оборвать жизнь кого-то, кто затем получил пулю в голову.

После чего бедного Роджера самого подстрелили, и все мои великолепные теории потерпели разгром. Так как создалось впечатление, что мотива убить его вообще не существовало.

Она расположилась в своем кресле поудобнее.

– В «Ищи убийцу!», само собой разумеется, имелся бы по меньшей мере один напрашивающийся мотив – что Роджер обнаружил неопровержимое доказательство, кто убил Реймонда, и его потребовалось убить до того, как он поделился бы своим открытием с силами порядка. Однако обстоятельства этого дела слишком уж неординарны. Так как Генри предложил, чтобы мы все присутствовали при расследовании старшего инспектора, все сказанное об обстоятельствах, окружающих смерть Джентри, излагалось в нашем общем присутствии. Я не помню, чтобы хотя бы раз до того, как он отправился на прогулку по пустошам, полковник оставался наедине с кем-либо из нас и мог бы случайно проговориться, чем насторожил убийцу.

Да, конечно, были те двадцать минут или около того, которые он провел с Мэри, когда мы разошлись по своим комнатам одеться и привести себя в порядок. Но, право же, не думаю, что имеет смысл хотя бы секунду взвешивать, будто он упомянул своей собственной жене про какую-то неопровержимую улику, и будто позже его собственная жена пришла к выводу, что его необходимо прикончить.