Все, что дозволено небесами - Татьяна Олеговна Воронцова

ей нелегальный аборт?

В глубокой задумчивости Герман созерцал любимый Лерин филодендрон, и лицо его постепенно вытягивалось.

– Мозги включились? – сочувственно спросила Нора. – Жаль, что только сейчас.

– Нет, – ответил он после паузы, – я на ней не женюсь.

– Есть такая штука как генетическая экспертиза с целью установления отцовства, если ты не в курсе.

– Я в курсе.

– Будешь платить алименты?

– Да, черт побери! – рявкнул Герман, переводя взгляд на ее невозмутимое, как она очень надеялась, лицо. – Если выяснится, что она беременна и собирается рожать, пусть рожает. Я не буду топить ее в озере или делать ей нелегальный аборт. В конце концов, она может успешно умереть при родах. Такое ведь тоже случается, правда?

– Еще у нее может случиться выкидыш, – кивнула Нора. – Или замершая беременность. Или внематочная… Также нельзя исключить падение метеорита на ту больницу, где она будет рожать.

– Хватит! Хватит! – Он вскинул руки жестом «сдаюсь». – Впрочем, продолжай. Я это заслужил. Почему я не подумал о том, что она может забеременеть? Интересно, подумала ли она.

– Наверняка. Это в твоей голове, дурень ты этакий, связь между половым актом и деторождением разорвана, а у здоровых женщин с этой связью все в порядке.

Вздохнув, Герман полез в карман за сигаретами, но вспомнил, что Лера просила не курить в оранжерее, и с мученическим видом засунул пачку обратно.

– Ладно. – Нора встала. – Пойду за ноутом. Надо же посмотреть, ради чего ты рисковал своими деньгами и своей репутацией.

Ехидство было защитной реакцией ее нервной системы. Отлично это сознавая, Нора позволяла себе ехидство. А Герман его терпел.

Какой же все-таки болван! То, что я сделал, было проще всего. Ну конечно! Главное не думать о последствиях. Девица тоже хороша. Сперва соглашается его соблазнить, чтобы уважить дядюшку, который не сумел с ним договориться, потом обнаруживает, что влюбилась, и переходит на темную сторону Силы, потом оказывается девственницей. Вообще непонятно, кто кому крутит мозги. Могла ли она имитировать девственность? Хм. Герман сказал, симптоматика однозначно свидетельствовала о разрыве девственной плевы. И его собственные ощущения, и реакции Дины, и кровь… Она не первая девственница, которую он распечатал, на его слова можно положиться. Но что заставило ее позволить ему сделать это вот так?

Аркадий и Лера сидели за кухонным столом и, судя по их мрачным лицам, обсуждали происходящее в оранжерее.

– Лера, можно взять твой ноут? – спросила Нора, всем видом изображая поспешность. – Ненадолго. Хочу кое-что проверить.

– Конечно, – растерялась Лера. По ее мнению, ноутбук был явно не той вещью, какая требовалась женщине в разгар выяснения отношений с неверным возлюбленным. – Там, в моей комнате…

Аркадий демонстративно отвернулся.

Шмыгнув туда и обратно, Нора раскрыла на оранжерейном столе новенький ноутбук, который Аркадий подарил Лере на Рождество, уселась рядом с Германом и через минуту после того, как он вставил флешку в гнездо, уже забыла обо всем на свете. Тихим, слегка охрипшим (промерз в каменных кишках древнего монстра?…) голосом, изредка покашливая, Герман комментировал каждый кадр.

Посреди просмотра у него закурлыкал смартфон. Взглянув на экран, он издал тихий стон и отодвинул смартфон подальше.

– Это она?

– Да. Я ведь должен был вернуть ей карту памяти сегодня утром. Но не вернул. Наверняка они с дядюшкой заподозрили неладное.

– Ты тоже заподозрил бы на их месте.

На точеном лице Германа появилась ленивая усмешка.

– Я заподозрил бы гораздо раньше.

Они листали фотографии, возвращались к особенно поразительным, увеличивали, чтобы рассмотреть то один, то другой фрагмент, двигали туда-сюда, спорили, вспоминали… За это время Дина еще дважды пыталась дозвониться до Германа, но тот был тверд в своей неправедности и на звонки не реагировал.

– Ты приехал на мотоцикле? – спросила Нора, в голову которой опять полезли вредные мысли.

– Да.

– За тобой никто не следил?

– Не знаю, не заметил. Пожалуй, я догадываюсь, что у тебя на уме. Тот, кому нужна карта памяти, может решить, что я спрятал ее где-то здесь.

– А ты собираешься спрятать ее где-то здесь?

– Угу. Прямо здесь, в оранжерее. Есть возражения?

– Мм… – Она немного подумала. – Только не закапывай ее в землю под какой-нибудь пальмой, Лера изредка их пересаживает.

– Я пробуду здесь до вечера, поболтаюсь по территории, чтобы у Литвака, если он вдруг найдет на ферме общительного аборигена, был простор для творчества: оранжерея, библиотека, бильярдная, спортзал…

Нора всплеснула руками.

– О боже, Герман, ты же не думаешь, что он станет обшаривать все эти помещения в поисках карты памяти? Кто ему разрешит?

Герман понизил голос до шепота.

– Он может пробраться туда под покровом тьмы.

И подмигнул ей левым глазом, под которым набухла ссадина.

– О боже!

Пока Нора возвращала ноутбук на его законное место, Герман обследовал тумбочку, где Лера держала растениеводческий инвентарь и всякую полезную мелочь. Взглянув на то, что он выложил на край стола – десятиметровую шайбу метализированного скотча шириной пять сантиметров, ножницы, полиэтиленовый пакет, – она догадалась, что скоро увидит нечто примечательное. Тихонько присела на лавку и стала терпеливо ждать.

Насвистывая, Герман медленно поворачивался вокруг своей оси. Взгляд его – задумчивый, отрешенный, – скользил по стеллажам с фиттониями, длинным полкам с розами, пионами, гардениями, магнолиями, настурциями, гибискусами, благоухающими как целый парфюмерный магазин, по кадкам с пальмами, разросшимися почти до самой крыши и прочим чудесам этого кусочка тропиков посреди сурового соловецкого леса.

Оранжерея представляла собой шестигранник с каркасом из оцинкованной стали, облицованным трехкамерными стеклопакетами, стоящий на бетонном ленточном фундаменте. К вертикальным стойкам каркаса было крайне трудно подобраться, потому что Лера расставила по периметру самые высокие растения, благодаря этому все происходящее в оранжерее было надежно скрыто от посторонних глаз. Внимательно осмотрев помещение, Герман взял алюминиевую стремянку, установил перед дверью, ведущей на улицу – дверное полотно остекления не имело, – забрался на нее и провел пальцами по тому месту, где вертикальная стойка каркаса между стеклопакетами, образующими стены, примыкала к наклонной стойке между стеклопакетами, образующими крышу. Потом спустился вниз и, продолжая насвистывать, занялся предметом своих забот.

Из полиэтиленового пакета он вырезал относительно ровный квадрат, аккуратно завернул в него карту памяти. Отмотал сантиметров десять метализированного скотча, разместил на нем плоский прямоугольник в полиэтилене и с этой лентой опять полез наверх. Ловкие пальцы художника и метателя ножей наложили и разгладили, наклеили без единой складочки, серебристую ленту на серебристую стойку – так, что заметить ее, не зная куда смотреть, было практически невозможно. Полюбовавшись на свою работу, Герман слез со стремянки, отнес ее на место. Хмурый взгляд его скользнул по поверхности стола – лампа, ножницы, скотч, обрезки полиэтилена… – и остановился на