Лисица и Цербер (СИ) - "Soul_Elis"

— Если все получится, то боги вернутся на Олимп. Что же еще? Но… — покосившись на студентку, выделил каждое слово для убедительности. — Еще ни разу не получалось. Что бы там не нёс Ньюман.

Девушка кивнула самой себе, не проронив ни слова. Изучала кончики пальцев и тянула за несуществующие ниточки наволочек и простыней. Сара из его головы задумчиво бродила по краю пьедестала, крутила светлый локон и раздраженно пинала ногой несуществующие камушки, но звук от них разлетался по черепной коробке, отсчитывая секунды — пять, четыре, три…

— Эй, принцесса, — не выдержав, лёг поближе и накрыл ее своей рукой. — Это же хорошая новость, разве нет?

Девушка поморщилась, словно он предлагал ей вступить в группу поддержки, а не убеждал в том самом спокойном будущем, что скрывалось за одной большой неудачей. Аккуратно высвободившись из объятий, свесила ноги с кровати и, собрав волосы в пучок, встала. Два, один, ноль.

— Мир людей — для людей, Мёрфи, — замерев в дверном проеме, обернулась она. Голубые глаза были полны горького холода. Взрыв.

В ванной зашумела вода, но он осознавал, что сегодня традиция совместного душа будет нарушена. Потому что рушилось всё. Медленно окинув взглядом комнату, парень, наконец, догадался, почему Сара так упорно тянула с разбором вещей: отличница чувствовала, что вряд ли задержится здесь надолго — жить в их доме без него она не собиралась, а другого будущего не видела.

Вторя ей, Мёрфи встал с постели, чертыхнулся, увидев на экране телефона шесть пропущенных и десяток сообщений от Ньюмана, и потер пальцами виски. Медленно подойдя к двери в ванную, долго дышал в выбеленное дерево, представляя ее, стоящую под теплыми струями. Больше всего хотелось войти и обнять так крепко, чтобы у нее не было шанса даже вдохнуть, не то что говорить. Но холодный взгляд, что она бросила напоследок, был куда красноречивее любых слов. Парень сжал кулаки и, быстро одевшись, выскользнул из спальни.

По пути к выходу не удержался и, подражая Саре из головы, пнул один из так и не распакованных коробов. Отлетев к стене, тот перевернулся и явил потрепанные учебники и тетрадки, судя по датам на обложках, относящиеся к балтиморской эпохе. Парень присел на корточки и пробежался глазами по корешкам: «Справочник высшей математики», «Структура реальности», «Фейнмановские лекции по физике»: названия, совершенно не подходившие студентке исторического факультета. Но десятки пометок на полях, открывшихся под удивленный вздох, не оставляли сомнений — в каждой сноске ее легкая рука. Проведя пятерней по затылку, он поднялся и медленно покинул квартиру. Даже после того, что он узнал в Сентфоре, О’Нил продолжала оставаться закрытой книгой, и это уже не интриговало.

На языке вновь вертелся десяток вопросов, но чутье подсказывало, что сейчас для них время неподходящее. Потому что подходящее уже вышло. Развеялось в вишневом дыму, которым они наполняли легкие и мир вокруг, будто хотели спрятаться в густом тумане от неумолимой реальности с неизменными «когда» и «что дальше».

Там, на легких светлых простынях в россыпи мягких подушек, он слышал каждую ее мысль, ощущал каждый вдох, как свой. Здесь, в окружении безымянных коробок, которые скрывали еще бог знает какие секреты, осознавал, что пары недель совместных завтраков и ванн явно недостаточно для того, чтобы хотя бы начать понимать ход неумолимых шестеренок в вечно непокрытой голове. И это чертовски пугало.

Наконец, замок входной двери щелкнул, и через пару мгновений под окнами зарычал двигатель. Обдав тихую 163-ю улицу раздраженным выхлопом, черный байк рванул в сторону красного сигнала. Если бы он верил в молитвы, непременно бы вознес руки, прося лишь об одном — чтобы все это оказалось неудачной первоапрельской шуткой. Но первое апреля уже прошло, а небеса были пусты.

Сара вышла из ванной, отжимая волосы полотенцем, и рассеянно оглядела комнату: Мёрфи уехал, забрав с собой остатки хорошего настроения. Щелкнув зажигалкой, задумчиво посмотрела в окно: мир медленно просыпался, даря уставшим за серую зиму горожанам долгожданное тепло. Голые деревья постепенно обрастали бедными зелеными перышками, а легкий свежий ветер беззаботно кружил обрывки старых газет. Нью-Йорк оживал и ускорял время, подгоняя весну. Наблюдая за мегаполисом, девушка понимала, что начинает ненавидеть этот месяц. Потому для нее он станет последним.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Так она решила, стоя под холодным потоком, то ли надеясь, то ли опасаясь, что расписная рука сдвинет тонкую створку и привычным движением по-хозяйски обхватит ее сзади. Тогда она бы не выдержала: развернулась и уткнулась носом в собачий череп на широкой груди, и отбросила бы ко всем чертям каждое из твердых убеждений, включая те, что диктуют, где чье место; прижалась бы так близко, как только могла, и больше никогда не отпустила, жертвуя всеми принципами, ведь он стоил куда больше. Но ничего из этого на случилось, и, поняв, что околела окончательно, девушка выключила воду и включила голову. И впервые за недолгую жизнь возненавидела спорый ход шестеренок — единственное решение пришло слишком быстро, не давая ни шанса на продолжение танцев.

Наскоро собравшись, покосилась на неубранную постель. Казалось, стоит закрыть глаза, как комната вновь наполнится глубокими вздохами и утробным рыком, что сводит с ума и лишает остатков контроля. За дни, проведенные в их доме, они почти не выбирались из кровати, словно чувствовали, что время на исходе, и пытались заполнить каждую минуту друг другом.

Осознание накрыло быстро: захлестнуло удушливой волной, лишило воздуха и вернуло в реальность. Ту, в которой совершенно точно настал ненавистный апрель. Подхватив ключи от байка, тяжелый рюкзак и шлем, Сара бросила печальный взгляд на их дом и громко хлопнула дверью. Портить ни в чем не повинную дубовую створку было стыдно, но иначе не вышло.

«Конкордия», словно подстраиваясь под настроение первокурсницы, встречала неприветливо и холодно — ни шумных атлетов на лужайке, не хихикающих девчонок на лавочках: колледж будто и не заметил, что пришла весна. И студентка была ему за это благодарна.

— Просрочено на двенадцать дней. Чем оправдаетесь, мисс? — библиотекарь сурово посмотрела поверх толстых очков, но, признав в девушке хорошо знакомую отличницу, о февральском несчастье которой все еще судачил кампус, смягчилась. — Как ваше здоровье, Сара?

— Спасибо, все в порядке, — виновато потупилась О’Нил, протягивая карточку. — За книги простите, во время переезда все коробки спутались, не смогла найти сразу. Такого больше не повторится. — Говорила чистую правду, потому что брать отсюда литературу больше не собиралась. Никогда.

— Переехала? — внимательно занося в базу данные, отозвалась пожилая дама. — Неужто наши общежития стали настолько плохи?

— Они замечательные, и мне было жаль съезжать, но таковы обстоятельства, — пробормотала студентка, забирая документы. — Спасибо, миссис Ди, всего доброго!

— До встречи, Сара, — улыбнулась библиотекарь, не догадываясь, что возвращаться О’Нил не планирует.

Стоя на парковке, первокурсница глубоко затягивалась и крутила в пальцах сигарету, оглядывая территорию колледжа: вот край того самого парка, где она встретила незнакомца в вишневом дыму; вот тот самый газон, на котором получила мячом по затылку и приглашение в «Подземный мир», а в придачу роковой дневник и бессонную ночь в участке; прямо под ногами — место 13С, негласно застолбленное за черным «Вулканом».

— Нужно было поступать на Аляску, О’Нил, — усмехнулась себе под нос студентка, втаптывая окурок в асфальт.

Горькие мысли так бы и кружили в голове беспокойным роем, но отвлек звонок.

— Лазанья отменяется, — коротко и сухо бросил Мёрфи и уже было хотел отключиться, но не выдержал. Никогда не выдерживал. — А когда я вернусь, мы поговорим о таких вещах, как доверие и честность. Я не знаток, но ходят слухи, что в отношениях так принято.

Услышав короткие обвиняющие гудки, Сара вздохнула и подняла усталые глаза к небу.