Камикадзе. Эскадрильи летчиков-смертников - Гордон Оллред

Теперь Тацуно один. Его еще не подбили. Он идет в красивую атаку. Так нас не учили даже в летной школе. Тацуно! Тацуно! Пламя вырывается из хвостовой части его машины, но он продолжает лететь. Оранжевые пальцы зенитного огня достают Тацуно. Самолет движется в полосе сплошного огня, но американцы не могут остановить его. Тацуно! Танкер впереди рассекает свинцовые волны. Они сближаются! Удар! Страшный взрыв сотрясает воздух. Одно странное мгновение огоньки кружатся и танцуют. Теперь стаккато серии более тихих ударов и один могучий взрыв, от которого море морщится, словно одеяло. Танкер идет ко дну. Утонул. Ни следа, только расплывающееся масляное пятно.

Это был мой друг.

Насколько я вижу, все камикадзе погибли. Мы потопили эсминец и танкер, подбили крейсер и (хотя я узнал об этом только потом) повредили линкор. Но у меня не было времени взвешивать наш успех. Самолет впереди меня предупреждающе помахивает крыльями. Звено «грумманов» было готово броситься на нас.

Я видел, как они взлетели с авианосца – шершни, разозленные тем, что потревожили их гнезда. Затем в схватке я потерял их из виду. Сейчас два «хеллкэта» оказались у меня на хвосте всего в трехстах ярдах. Они яростно стреляли в меня. Еще два быстро поднимались, заходя на удобную для обстрела позицию. Свинец начал крошить мой стабилизатор. Снаряд пятидесятого калибра прошил колпак кабины всего в нескольких дюймах над моей головой.

Мы вчетвером инстинктивно стали разворачиваться. Уно порхал, словно сухой лист на ветру. В следующее мгновение мы уже были у них на хвосте. Уно выпустил очередь, и один из вражеских истребителей задымился и полетел в сторону. Слева от меня сверкнули стволы пушек самолета Накамуры. Я увидел это краем глаза.

Напрасно я старался поймать в прицел машину одного из неприятелей. Мы находились в противоположных концах качающейся центровочной шкалы прицела. Вот! Я поймал его и выпустил снаряд из пушки, но промахнулся. Сжав от злости зубы, я нажал гашетку пулемета, практически не целясь.

Теперь три вражеских истребителя противостояли нам четверым. Американцы разлетелись в разные стороны, отчаянно маневрируя. Снова краем глаза я увидел, как Накамура открыл огонь и попал в одного из них. Пламя вспыхнуло вдоль всего фюзеляжа, и вражеская машина рассыпалась. Обломки полетели в воду. Два – два! Мы с Накамурой сравнялись. Я погрозил ему кулаком, но он меня не заметил.

Какой же я был дурак! Ведь мой противник мог улететь! Он стал набирать высоту. Я помчался вслед за ним снизу, и передо мной оказалось его незащищенное брюхо. Я был свободен в выборе.

Поняв, в какое сложное положение попал, американец стал делать петлю, резко задраввверх хвост – неразумный маневр, не будь я так близко от него. Но поскольку я летел совсем рядом, мои пули проходили мимо его хвоста. Я тоже стал делать петлю, стреляя вслед истребителю из неудобной позиции носом вниз, и с удивлением увидел облака дыма. Меня охватило чувство гордости, но неприятель не сдавался, стремясь скрыться в облаках.

Я выполнил полупетлю и в самой ее высшей точке увидел, как «хеллкэт» взорвался и разлетелся в пыль. Уно сбил его, вынырнув из-за края облака. Он вонзил в него двадцатипятимиллиметровые снаряды. Шестая победа на счет Уно. Я почувствовал себя обманутым.

– Летим назад! – послышался голос сержанта. – Сегодня больше никаких игр!

По меньшей мере дюжина, а может, и две дюжины вражеских самолетов злобно кружили вокруг нас. Они заметили меня. Куда бы я ни взглянул, повсюду виднелись голубые крылья, белые звезды и тупые носы американских самолетов. Мои друзья исчезли, и я дал максимум оборотов, устремляясь к облакам.

Но это оказался плохой маневр. Четыре или пять вражеских машин ринулись на меня, и мое сердце дрогнуло. Вступить в бой означало неизбежно погибнуть. Я инстинктивно рванул штурвал влево. Все вражеские пули пролетели мимо. Американцы потеряли меня. Но одинокий «хеллкэт» по вертикальной спирали вдруг упал передо мной всего в нескольких сотнях ярдов. Раздался треск. Меня подбили! И все-таки повреждение пока незаметное. Я снова сделал двойной переворот через крыло и стал падать, продолжая вращаться… увидел море и корабли, вращавшиеся, словно на гигантском диске, затем помчался прямо к воде. Я летел вниз, как камень, инстинктивно понимая, что несколько вражеских машин по-прежнему висели у меня на хвосте.

Этой был мой единственный шанс на спасение. Долгие часы тренировок смертельной атаки должны были дать мне преимущество. Большинство американцев не последуют за мной до конца на своих более мощных, но не таких маневренных самолетах. Но теперь, намереваясь освободиться от преследования, я стал отличной целью для зениток внизу. Каким-то чудом я проскочил сквозь стену их огня и снизился почти до самой воды. Мощный «грумман» оказался не таким счастливым! Его сбили свои же, и он рухнул в море. Высокий фонтан морской воды взвился в небо в том месте, где упал американец.

Выжимая все возможное из своей машины, я полетел над водой. Воздух вокруг меня был наполнен смертью. Затем я поднялся, глядя в ту сторону, где находилась моя родная земля. Мне удалось оторваться от большинства американцев. Только бы добраться до облаков… Корабли продолжали выпускать залпы. Облака находились впереди, устроившись на черных горах.

В этот момент меня сильно тряхнуло. Раздался громкий лязг. Мой самолет задрожал. Один «хеллкэт» сократил дистанцию и стрелял как бешеный ярдов с шестисот. Меня все-таки подбили! На мгновение меня парализовало.

Когда мотор закашлял и заскрежетал, я стал ждать появления дыма, взрыва. Но нет, двигатель снова заработал ровно. Неприятель, как разъяренная акула, приближался, разрывая воздух снарядами пятидесятого калибра. Быстрее, Кувахара, быстрее! Облака… еще несколько секунд… И наконец, я скрылся в туманном покрывале. Я сделал это! Враг использовал все, чтобыло в его силах, – все, что он имел в океане, все, что мог послать в небо. И он проиграл.

В сгущающихся сумерках я мрачно усмехнулся. Впереди молния осветила часть неба, и воздушные стены снова сошлись со знаменательным грохотом. Это была гораздо более мощная сила, чем все корабельные орудия. По крайней мере, сказал я себе, она была беспристрастной.

Кабина постепенно наполнялась запахом дыма, и я подумал, насколько серьезными были повреждения моей машины, но вскоре забыл об этом. Появилась еще одна проблема – возможно, более серьезная. Дождь отчаянно захлестал по крыльям самолета. Внезапный ливень на мгновение совершенно нарушил видимость. Затем резкая неоновая вспышка. За каждым ударом грома следовала оглушительная какофония, словно по моей хрупкой машине прокатывался грузовик с бревнами.

Я и раньше летал в дождь и сильный ветер, но никогда на меня не обрушивалась такая гроза. Впереди тучи сгустились в сплошном водовороте. Ливень хлестал все сильнее. Вода уже брызгала сквозь пулевые отверстия в колпаке кабины, порывы ветра становились все резче. Мотор снова закашлял, и я затаил дыхание, пока он снова не выровнялся. Запах дыма ослаб. Наверное, благодаря ливню.

Кровь стучала в моих висках. Я вглядывался в темноту. Вдалеке виднелась светлая полоска, но в эпицентре грозы было темно, как ночью. Каждая вспышка сопровождалась грохотом, разрывавшим небо. Вскоре я засомневался, правильно ли держу курс. Да, я сильно засомневался. Стрелка моего компаса беспорядочно металась. Я с ужасом увидел, что мой авиагоризонт и указатель поворота и крена тоже вышли из строя. Не важно, что ждало меня днем, но сейчас я должен был как можно быстрее вырваться из этого ада!

Но как? Слева было немного светлее. Я вцепился в штурвал и повернул туда, к этому пятну света. Через некоторое время оно начало расти, но в этот момент самолет вдруг стал падать вниз. В одно мгновение я потерял сотню футов. Винты двигателя беспомощно вгрызались в воздух. Это был удар ниже пояса. Мотор заскрежетал, словно готовясь заглохнуть.

Затем давление воздуха вновь повысилось, и меня подбросило вверх. Я быстро пришел в себя после этого удара. Голова кружилась. Самолет практически уже не подчинялся мне. Ему было все равно, куда лететь – налево или направо. Если бы я стал набирать высоту, то рисковал упасть прямо в море.

Приборы вышли из строя. Мотор задыхался. На меня навалилась страшная усталость. Всего несколько мгновений назад я смеялся в лицо грозе, а теперь мои руки и ноги онемели. Я летел уже слишком долго. И напряжение было слишком большим. Весь мой самолет охватила сильная дрожь. Перед моими глазами все плыло. Я не мог понять, продолжался ли дождь или уже закончился.

Ощущение времени исчезло. Когда ветер ослаб, я обнаружил себя летящим неизвестно куда, моргавшим при каждой вспышке молнии и прислушивавшимся к неровному гулу своей машины. Словно автомат, я летел лишь с одной целью – продолжать двигаться вперед до тех пор, пока опять не засияет свет.