Я умер вчера - Александра Маринина

Настя еще долго сидела на кухне, не в силах двинуться с места, встать, пойти в комнату, постелить постель и лечь. В голове стучала только одна мысль: она обидела Алексея, и он ушел. Она во всем виновата, ей не нужно было вообще выходить замуж, ни за Лешу, ни за кого бы то ни было другого, она не приспособлена к совместному существованию с другим человеком. Она – одиночка, ей никто не нужен. Совсем никто. Наверное, это какой-то психический дефект. Она – моральный урод. Она обидела Лешу, и он ушел.

Около половины третьего ночи она наконец доползла до дивана и упала на него, не раздеваясь и не доставая постельное белье. Натянула на себя теплый клетчатый плед, уткнулась лицом в подушку и снова заплакала.

* * *

В половине шестого утра она с трудом продрала глаза и вяло полезла под душ. Идти на встречу с Заточным не хотелось смертельно, но придется. Отказать ему Настя не могла. Она выпила подряд две чашки кофе, но вкуса почти не почувствовала. Налила из стоящего в холодильнике пакета апельсиновый сок и выпила залпом полстакана, но сок показался ей пресным и тепловатым, хотя этого никак не могло быть: пакет стоял в холодильнике как минимум три дня.

Ровно в семь Настя вышла из поезда на станции «Измайловская», с недоумением пытаясь ответить на вопрос, что она здесь делает и почему не сказала вчера Максиму, что не может встретиться с Заточным. Спала бы себе и спала еще. Генерала она увидела издалека, он был, как обычно, в легком спортивном костюме, стройный, сухощавый, и двигался ей навстречу легко и пружинисто.

– Доброе утро, – весело поздоровался он. – Прошу извинить за то, что потревожил в неурочное время, но в воскресенье меня в Москве не будет, я сегодня вечером снова улетаю.

– Ничего, – мрачно ответила Настя, – гулять полезно. Так, во всяком случае, считает мой муж.

– А почему такой траур в голосе? Неприятности?

Неприятности. «Как будто он не знает, – с досадой подумала Настя. – Сам же подставил меня, а теперь удивляется. Господи, я должна ненавидеть его, а я послушно бегу в парк по первому его свистку. Он же все знал, он не мог не понимать, каково мне, но молчал, предоставив мне самостоятельно барахтаться в этом кошмаре. А потом еще пришел ко мне и заявил, что молчал специально, ибо в делах такого масштаба можно руководствоваться только целесообразностью, а уж никак не человечностью. Целесообразность требовала, чтобы я была доведена до ручки, до полного отчаяния. А теперь я в гордом одиночестве пожинаю плоды этой операции. Но напоминать ему я не буду и жаловаться не буду. Однажды я уже попыталась пожаловаться ему и попросить помощи и получила хороший урок. Майор не должен жаловаться генералу. Это неприлично. Но весь ужас в том, что я почему-то не могу на него сердиться».

И вслух сказала:

– Не выспалась. Не обращайте внимания.

– Хорошо, тогда перейду к делу. Вы, вероятно, знаете о том, что наше министерство наконец-то создает собственную информационно-аналитическую службу. Это не то, чем всегда занимался штаб.

– Слышала, – кивнула Настя. – Что-то вроде стратегической разведки.

– Вот-вот. И в этой информационно-аналитической службе предусмотрены даже такие специалисты, как психологи и психоаналитики.

– И об этом я слышала. Но, честно говоря, думала, что это шутка.

– Почему же? – вздернул брови генерал. – Вы не разделяете идеи использования в нашей работе этой отрасли знаний?

– Разделяю. Но мне почему-то казалось, что разделяю я их сама с собой. Что-то мне единомышленники среди наших коллег не встречались. Правда, должности психологов у нас введены, и я этому искренне рада, но я точно знаю, что используют их вовсе не для анализа информации. В основном они работают «переговорщиками» при захвате заложников, помогают составлять психологический портрет преступника, консультируют оперативников при разработке легенд для внедрения. А в стратегическом плане… Даже удивительно, что вы на это пошли.

– Пошли, как видите. И сейчас у нас идет отбор психологов и психоаналитиков для работы в информационно-аналитическом подразделении. Я слышал, вы имеете отношение к расследованию убийства депутата Готовчиц?

– Да, – удивленно протянула Настя. – Не очень близкое, но имею. А какая связь?

– Видите ли, Борис Михайлович Готовчиц – один из кандидатов.

– Серьезно?! Ну надо же!

– Представьте себе. Конечно, предварительно мы всех кандидатов проверили, но вы сами понимаете, решение это очень ответственное. Человек, принятый на работу в аналитическую службу, получает доступ к информации такой важности, что ошибок с кадрами у нас быть не должно. Мы просто не имеем на это права. И кроме того, очень важен вопрос квалификации психолога, потому что, основываясь на его рекомендациях, будут планироваться и проводиться весьма серьезные и крупномасштабные операции, и если психолог недостаточно грамотен, все окажется под угрозой. Одним словом, я хотел обратиться к вам с просьбой. Присмотритесь к Готовчицу повнимательнее и, если представится возможность, оцените его профессионализм.

– А законопослушность? – пошутила Настя. – Законопослушность и уровень правосознания оценивать не надо?

– Анастасия, Готовчица проверяли в течение трех месяцев. Он не замешан ни в каком криминале, это установлено абсолютно точно. Знаете, у него была совершенно удивительная жена, Юлия Николаевна. Вы слышали о том, что она вела все финансовые дела семьи?

– Нет. А это важно?

– Для понимания характера – да, важно. Юлия Николаевна была дочерью крупного расхитителя. Ее отец покончил с собой буквально накануне ареста. И с тех пор она решила жить так, чтобы ничего никогда не бояться. Я имею в виду карающий меч правосудия, разумеется. Потому что во всем остальном она была женщиной отважной и не боялась наживать врагов. Но с властью всегда жила в мире и согласии. Она просто не допустила бы, чтобы ее муж впутался в какой-нибудь криминал. Конечно, если вы что-то такое узнаете, вы нам немедленно сообщите, но я главным образом хочу понять сейчас, что это за человек и хороший ли он специалист.

– Но ведь в кандидаты на работу в министерство он, наверное, попал именно как хороший специалист. Откуда же у вас сомнения?

– Ох, Анастасия, порой вы меня приводите в восторг своей наивностью, – рассмеялся генерал. – Как появляются кандидаты на должность? Кто-то кого-то рекомендует, кто-то кого-то знает лично или понаслышке от друзей. В данном случае фамилию Готовчица назвал один из начальников главков, поскольку его племянница прошла у Бориса Михайловича курс реабилитации после крайне тяжелого бракоразводного процесса. Племянница осталась весьма удовлетворена результатами лечения и сказала об этом дядюшке, дядюшка соответственно передал информацию дальше. Вот и все. Так я могу рассчитывать на вашу помощь?

– Не знаю, – она пожала плечами. – Я не уверена, что смогу быть вам полезной. Я же не специалист, чтобы оценить уровень его квалификации.

Заточный остановился, повернувшись лицом к Насте. Его желтые тигриные глаза были совсем близко, они излучали тепло и ласку, и от этого взгляда ей стало как-то не по себе.

– Не кривите душой, – сказал он негромко. – Вы до сих пор не можете меня простить, да? Вы сердитесь на меня, и должен заметить, сердитесь справедливо. Ну и что мы со всем этим будем делать? Сейчас вы отказываетесь мне помочь в такой завуалированной форме, завтра вы откажете мне более прямо, послезавтра начнете грубить, и мы погубим нашу дружбу или как вам удобнее называть наши отношения. Вы мне глубоко симпатичны, я дорожу вашим добрым отношением ко мне, и мне будет больно, если мы не достигнем взаимопонимания. Да, я был груб с вами, даже безжалостен, но это было вызвано интересами дела. Впрочем, я вам все уже объяснял, повторяться нет смысла. Проявите великодушие, поднимитесь над ситуацией и подумайте о том, что у нас с вами не так уж много близких людей, которым мы можем доверять полностью и безоговорочно. Так нужно ли терять их, идя на поводу у амбиций?

«Он вертит мной, как куклой, – подумала Настя как-то отстраненно, будто наблюдая за собой со стороны. – У него потрясающий дар убеждать. Я ведь умом понимаю, что он был не прав, подставив меня тогда, зимой, и ничем, ни единым словом, ни жестом не облегчив мои мучения. И все равно не могу на него сердиться. Мне хочется его простить. Более того, я начинаю чувствовать себя виноватой перед ним, словно моя обида – это пустой бабский каприз. А может быть, так оно и есть, и все мои страдания выеденного яйца не стоят?»

– Вы сегодня уезжаете? – спросила она вместо ответа.

– Да, вечером.

– Надолго?

– На пять дней.

– Когда вы вернетесь, я нарисую вам Готовчица маслом на холсте.

Заточный улыбнулся тепло и солнечно, сверкнув двумя рядами безупречных ослепительно белых зубов. Его желтые глаза вмиг превратились в два расплавленных золотых слитка. Никто не мог устоять перед этой знаменитой улыбкой.