Ever since we met (СИ) - "Clannes"

— На сегодняшний день, — он едва заметно улыбается уголками губ, — я тебя знаю ровно шесть лет. Кое-что успел заметить и запомнить о тебе.

— Ну-ка, — она фыркает, идея сама в голову приходит, — блиц-опрос. Мой любимый цвет?

— Серый и красный, — он попеременно тыкает пальцем в полоски на ее шали, потом в резинку на ее волосах. Забавный. — А когда речь о цветах, розовый.

— А что я сладкое люблю? — это прикольно, задавать ему вопросы, на которые не факт, что он знает ответы. Где-то внутри щекотно от пузырьков почти детского восторга и предвкушения интересной игры. Как кошка с мышкой, только без опасности. Да и кто из них кошка?

— Ну, в последний раз ты упала на мою кровать после прогулки с Викой и минут десять разглагольствовала о том, что вы в той кондитерской попробовали тирамису, с которым сравнится только мамина шарлотка, — Ваня пожимает плечами, мол, как можно вообще об этом спрашивать? — А еще тебе нравится горький шоколад, хотя я не понимаю, как его можно есть, но пока ты меня не заставляешь им питаться, все нормально.

— Скажи что-то еще обо мне, что угодно, — требует она с улыбкой. Его губы на момент изгибаются, будто он готов уже что-то выпалить, но затем уголки их дергаются вверх в улыбке.

— Ты всегда просыпаешься раньше, чем я приду тебя будить, когда я решаю это сделать, — начинает он, и по его тону понятно, что сейчас он одним фактом не ограничится. — Если ты лежишь на животе и что-то читаешь, ты чаще всего болтаешь ногами не просто так, а скрестив их в лодыжках. Когда ты задумываешься, ты прикусываешь кончики пальцев. Если тебе очень хочется ругаться, ты шипишь. В другом мире, если бы у тебя был выбор, ты бы стала фигуристкой или балериной, потому что ты восхищаешься и теми, и другими, больше всего.

У него в глазах удивительные золотые искорки, которые зачаровывают ее каждый раз, когда она их видит, и сейчас не исключение. Ей бы очень хотелось его поцеловать.

Она не хочет все портить.

— И чем я заслужила такое внимание? — притворно-печально вздыхает она. Улыбается — Ваня, кажется, сейчас начнет перечислять ее заслуги. — Спасибо, правда. Ты самый лучший.

— Надо же тебе соответствовать, — отзывается он со смешком. Саше тоже смешно, но лишь до того момента, когда он ее в макушку целует, притягивая к себе и заставляя голову наклонить. — Скажешь, когда захочешь вернуться.

С какой-то стороны, ей уже хочется. Сидеть на кухне, заварив себе травяной чай, Ване сварив кофе, есть пирожки, которые тетя Лена вчера пекла ближе к вечеру, отчего в кухню невозможно было зайти от жара… Но с другой стороны, уходить отсюда желания никакого нет. Тут можно, рядом с Ваней устроившись, бесконечно смотреть куда-нибудь и на что-нибудь — после рассвета, например, на реку, а когда надоест, на что-то еще. Нет, бесконечно нельзя. В какой-то момент придется возвращаться, как бы ни хотелось обратного. Вот только еще немного, только еще чуть-чуть, говорит она себе — убеждает себя, что вот еще пару минут, и еще пару, пока может найти себе оправдания.

Надолго их не хватает.

На кровати, когда она заходит в свою комнату, в шаль еще кутаясь, больше по инерции, чем из необходимости, маленькая коробочка. На узелке хитром остаточная магия, яблочный вкус на языке остается, стоит дотронуться кончиками пальцев, и даже спрашивать не надо, от кого подарок. Не надо спрашивать и что там — подвеска зачарованная, гвоздично-перечный аромат, и на что она заговорена, не понять, но она и не пытается. Если тетя Лена ей это подарить решила, значит, ей это нужно. Значит, это то, что ей поможет и будет полезно. Станет понятно, зачем именно — хорошо, нет — ну и ладно. В капельке из тигрового глаза линии сходятся и расходятся снова, Саша ее разглядывает, зачарованная, восхищенная, прежде чем повесить на цепочку, что у нее на шее, рядом со знаком Матери. На миг, она это чувствует, ее будто обволакивает теплом, но оно быстро уходит, как если бы впиталось куда-то под кожу. Ей нравится это ощущение.

Ей нравится ощущение, которое возникает от объятий тети Лены, которая в дверях останавливается и на шею которой она бросается без лишних слов. Пусть она и примирилась с родителями, но последние несколько лет ее семья была тут, последние несколько лет она не может представить себе другими, без них всех. Даже если бы не было этой ее детской почти, глупой совсем влюбленности в Ваню — она себя пытается убедить в том, что это глупо, с завидным упорством — она бы все равно хотела оставаться с ними.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Спасибо, — говорит она, наконец. — За все-все спасибо. Я не знаю, что делала бы без вас.

— Жила бы обычной жизнью, — тетя Лена плечами пожимает, мол, что тут такого, но тут же смеется. — Ну или как-нибудь по-другому бы жила. Обычной жизни у тебя не было бы, как ни старайся. Ты необычная.

«Ты особенная», говорила мама в детстве, задолго до того, как выяснилось, что так оно и есть. Саша улыбается, смаргивает наворачивающиеся слезы — ей если и хочется плакать, то только совсем немного, от слишком сильных чувств, которым, казалось бы, неоткуда взяться.

— Давай, — говорит тетя Лена ей, будто знает, что сейчас она реветь будет, — выползай из своей уютной норки, мышонок. К тебе девчонки пришли, поздравить. И ты вроде бы с Даней на вечер договорилась, помогу тебе навести марафет, если хочешь. Свидание в день рождения все-таки не абы что.

Ей прихорашиваться не очень-то и хочется, но почему бы и нет? Впрочем, сейчас не это главное, сейчас Соня с Настей и с Алинкой одна другую отпихивают, радостно визжа, пытаются ее обнять одновременно, перебивая, говорят о своих подарках — что-то собственноручно сделанное и зачарованное у каждой, потому что это основа любого подарка от любой ведьмы. После пары чашек чая они вместе в ее комнату возвращаются, валятся вместе на кровать, ругаясь шутливо — Соня Алине ногу придавливает, Алина Насте поперек живота падает, Настя врезается макушкой Саше в подбородок — но устраиваются все-таки нормально.

— Что дальше делать-то будешь? — спрашивает, наконец, Настя, когда они, отсмеявшись, пялятся в потолок все. Саша плечами пожимает. Посмотрим, мол. Она и сама все детали не может сообщить, только в общих чертах. Общие черты, с другой стороны, тоже хорошо. Ей ровно семнадцать полных лет, уверенность в завтрашнем дне в этом возрасте никому еще не мешала.

— Ну, я в универ уже поступила, как и хотела, так что тут уже легче. Думала в общежитие переселяться, а теть Лена сказала, что я совсем с катушек съехала, если решила, что они меня туда отпустят, — она улыбается уголками губ, тепло опять затапливает, заполняет изнутри полностью. — Так что буду по утрам ездить, и от ковена никуда не денусь. И от вас тоже.

— Да попробовала бы ты куда-нибудь от нас свалить, — Соня возмущенно ее за ухо дергает, непонятно как его на ощупь найдя без особых стараний, и удержаться и не ойкнуть не получается. — Мы с тобой навсегда, смирись и расслабься.

— Как бы вы сами куда не свалили, — Саша вздох не сдерживает. — А то с вас же станется, заразы.

— Ты от нас так легко не избавишься, — провозглашает Настя, для пущего эффекта еще и садясь на кровати и воздевая руки, мол, Мать мне в свидетельницы. — Даже не мечтай!

Им всем четырем смешно, ну да, будет она мечтать от них избавиться, как же. Ей иногда кажется, они как три родные сестры, с двоюродной Алинкой — была бы и она родная, не будь в другом ковене. У них другие ведьмы по возрасту не совсем вписываются, у Алинки зато есть и Юля, и Женька, и Полина, и Даша, а только тянет ее частенько сюда, почему — не понять. Хорошо что тянет, думает Саша — она этой дружбой дорожит, как, с другой стороны, дорожит любой другой. Ее друзья ей важны, да и как иначе?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ее подруги, поправляет она себя. Кого она может назвать друзьями, на самом деле? Ваню, которого мечтает видеть в другой роли, или Даню, который в той самой другой роли? Самой смешно.

Даня к калитке подъезжает вечером, когда девчонки уже упорхнули, разбредясь по домам — Алина на прощание шепнула, что родители, с которыми она тоже поговорила по душам, собираются приехать ее навестить и привезти ей щенка, и как тут было не радоваться за нее? Саша щенка тоже хочет, но где-то в более позднем обозримом будущем — у нее для него ни имени, ни условий, ни вообще ничего. Она могла бы сейчас завести, конечно, но что в итоге? Она же не будет вечно жить с Букиными, как бы ей того ни хотелось. Нет, пусть щенку радуется Алина, а она просто вместе с ней, за компанию, думает она, калитку за собой закрывая, кутается в ту же шаль, что на ней утром была — вечера прохладные тоже. Уже прохладные. В конце концов, уже вторая половина августа, лето заканчивается.