Сталь, пар и магия - Ник Перумов

Надписи над боковыми тоннелями сделались почти неразличимыми, видно, что их не обновляли давным-давно. Билли крепко держал старшую сестру за руку, пугливо оборачиваясь, — в отводах и глубоких нишах мелькали хвостатые тени; здесь было царство крыс.

— М-молли? Долго ещё? — наконец рискнул братик.

— Скоро, — посулила Молли. Посулить посулила, но внутри у неё крепло ожидание чего-то нехорошего. И дело было не в тёмных тоннелях — она полазала по ним предостаточно — и не в крысах, которых она не любила, но совершенно не боялась. Отсутствие погони смущало Молли, да, но, в конце концов, должно же было им хоть чуть-чуть повезти!

И даже странный пожилой джентльмен, едва не заставивший её собственные ноги отказать, сейчас не пугал.

Она что-то чувствовала впереди. Так бывает, когда смотришь сквозь тени, смутно различая лишь неясные очертания предметов. Или когда глядишь сверху на силуэты рыб, застывшие над самым дном в глубоком затенённом ручье.

Молли вглядывалась во мрак впереди и слышала сквозь журчание грязной воды шорох крыс, невесть чем здесь кормившихся, — слышала мерное движение поршней, поскрипывание туго закручиваемых пружин, гудение пламени в топке.

Словно к тебе в гости наведался старый дядюшка, которого ты знаешь настолько хорошо, что по мельчайшим звукам способна угадать, чем он сейчас занят и что с ним творится.

Скрипит его любимое кресло, позвякивает чашка с чаем, щёлкает машинка, срезающая конец его любимой сигары, обязательно строго определённого сорта, кликает зажигалка, ползёт по комнатам ароматный дымок, шелестит разворачиваемая газета…

И ты словно наяву видишь всё это.

Точно так же Молли видела сейчас — только не старого доброго дядюшку, любимца семьи, а изгибы гнутых броневых плит, маслянистый блеск стволов, круглые буркалы ацетиленовых фонарей. Красные отсветы пылающего в топке огня — и в бликах их ещё какие-то приспособления, злые и хищные, которые она отсюда не могла различить.

Билли тоже, видать, что-то ощутил. Он вдруг упёрся и заявил, что пойдёт куда угодно, только не вперёд.

Молли была с ним совершенно согласна.

Невольно она вновь вспомнила легенду о заблудившейся дрезине. Нет, нет, ерунда, конечно, не хватает сейчас ещё себя запугивать!.. Но и вперёд идти нельзя.

И Молли решила повернуть.

Все наклонные тоннели здесь вели к руслу реки, куда до сих пор безо всяких церемоний сбрасывались стоки Норд-Йорка. Там большие жерла, которыми заканчиваются коллекторы, там они с Билли выберутся на поверхность…

Свернуть влево, в сторону берега Мьёр, им удалось легко. Нужный тоннель нашёлся почти сразу, и Молли даже удалось прочитать над аркой: «Топочный проезд».

— Ура, Билли! Совсем уже скоро вылезем!

Топочный проезд вёл от набережной Мьёр к Карго-драйв, длинной, протянувшейся через весь старый промышленный район улице, где было аж три рельсовые ветки: колея обычных городских паровиков, что привозили рабочих из недальних «плохих» кварталов; поднятая на эстакаду трасса паровика скоростного, доставлявшего на заводы мастеров, инженеров и техников из кварталов «хороших», и, наконец, грузовая колея, по которой к цехам от главного хода станции «Норд-Йорк-Сортировочный» добирались сырьё и материалы.

Молли точно знала, где они. В самом сердце квартала остановленных фабрик — их тут было три. Корпуса уже частично снесли, да отчего-то работы приостановились, и они с Сэмми за несколько месяцев до его исчезновения планировали настоящий поход сюда.

Да только так и не собрались…

В принципе, Карго-драйв тоже годилась. Вдоль неё по-прежнему тянулось немало работающих заводов и мастерских — там ходят паровики и можно просто сесть с Билли в вагон и доехать до окраины…

Молли подумала, подумала и решительно повернула в другую сторону. Нет, на Карго-драйв им сейчас никак нельзя. Если Особый Департамент поднял тревогу, там начнётся главная охота. Паровиками ускользнуть из Норд-Йорка быстрее и легче всего.

Нет, они, как и рассчитывала Молли, выберутся на набережную. И двинутся вверх по течению реки, петляя узкими улочками трущоб, — как только старое заводское сердце города останется позади.

— Молли…

Луч фонаря упёрся в кирпичную стену. Внизу для стока воды оставлен был лишь небольшой проём, забранный частой решёткой.

Это было странно и глупо. Сток просто не справится, если воды станет много, грязь и отходы начнут подниматься, грозя выплеснуться на поверхность…

— Молли, куда теперь?

— Обратно, — сквозь зубы процедила старшая сестра.

Они вернулись в главный тоннель, высокий и узкий. Молли повела лучом фонаря по грязным цементным стенам — ага, то, что надо! Скобы и круг люка над головой.

— Полезли. Я первая.

— Мне стра-ашно!

— Тогда лезь за мной, только смотри, чтобы я тебе сапогом по голове не дала!

Железная крышка не дрогнула и не поддалась, как ни упиралась в неё Молли обеими руками. Лежала, словно приклёпанная.

— Ладно, слезаем, — хмуро бросила она, оставив бесплодные попытки. — Поищем другой.

Они спустились, и тут у них за спинами по тоннелям пронёсся шипящий змеиный свист.

Братик вцепился Молли в руку и замер.

Пол под ногами вздрогнул.

Что-то надвигалось оттуда, откуда они только что пришли. Надвигалось и гнало их вперёд, куда ни Билли, ни его сестра идти никак не желали.

Молли невольно сощурилась. Особому Департаменту мало случившегося подле её дома? Они хотят продолжения? Они его получат.

Локоть-ладонь-пальцы.

Силы у Молли сейчас — камин разжечь, наверно, и то не хватило бы. Восхитительное чувство собственного почти всемогущества, что было прежде, до Мстиславля, когда магия точно вторая кровь текла внутри, ушло, да так пока и не вернулось. Теперь способности мерцали, подобно вечерним зарницам, и Молли, потратив уйму сил на ломившихся в дом департаментских, вынуждена была экономить каждую их каплю.

Она решительно втолкнула Билли в ближайшую нишу, сама нырнула следом.

— Сиди тихо!

Шипение, механический лязг, тяжёлое шлёпанье — что-то приближалось по тоннелю, словно норовя гнать Молли вперёд.

Но именно это она и не собиралась делать.

Ближе. Пусть подойдут ближе. Один удар, один-единственный, больше не выжать.

Ну! Свет, сейчас!

Она не ошиблась. Серые цементные стены внезапно проступили из тьмы — три сильных прожектора, приближаясь, бросали вперёд узкие, точно шпаги, пучки света.

Ну, и чего ты дёргаешься, Молли Блэкуотер? Обычная дрезинка, приспособленная для езды по узким стокам и коллекторам, на ней — трое-четверо департаментских…

Она не могла всё это разглядеть, но ощущала сейчас прекрасно.

— Зажмурься, Билли!

Локоть-ладонь-пальцы! Тепло, теплее, горячее, огонь готов сорваться в свободный полёт!..

Нахлынула привычная уже лёгкость, упоение, восторг. Молли творила огонь с особым тщанием, терпя жгущееся всё нестерпимее пламя, сворачивая его в узкое, острое, разящее остриё, зная, что второй попытки у неё не будет.

Способ госпожи Средней, с допотопной формулой «локоть-ладонь», над которым посмеивалась госпожа Старшая, помогал Молли справляться с магией лучше всего.

Лети!

Ладонь уже дымилась, Молли прежняя наверняка получила бы ожог от пальцев до запястья, но Молли нынешняя выдержала ровно столько, сколько нужно, и режуще-белый свет приближающихся прожекторов смешался с весёлым, ярко-рыжим отблеском магии.

С рук Молли словно и впрямь сорвалось огненное копьё.

Росчерк беспощадного пламени, разящего, прожигающего. На краткий миг, пока полыхающая черта соединяла её руки с чёрным железом механизма, она словно увидела его изнутри: крошечной частичкой рождённого сгорающим углём жара скользнула по узким трубкам котла, ринулась вместе с потоком пара в перегреватель, сквозь толстую сталь ощутила присутствие живых, густо облепивших бока парового ползуна, — но тут, не выдержав напора, броня поддалась, и пленник машины, пар, обрёл наконец свободу.

Грохот ударил такой, что Молли на миг оглохла. Тоннели осветила яростная вспышка, со свистом разлетелись в стороны какие-то обломки, да в панике порскнули кто куда здоровенные чёрные крысы.

И вновь — сосущая болезненная пустота в груди.

По стенам узкого тоннеля плясали огненные сполохи. Там, куда пришёлся главный удар, что-то лениво догорало, негромко потрескивая. Больше — ни звука. Человеческих голосов не слыхать, а это значит…

Это значит, что там, скорее всего, не осталось ничего живого.

— Оставайся здесь, — прошипела она братцу.

И медленно, очень медленно и осторожно высунулась из ниши.

В двух дюжинах шагов чадила искорёженная груда покрытых гарью и копотью обломков. Колёса впечатало в стены тоннеля, где они и застыли уродливыми изломанными блинами.