Одиссея Грина - Филип Фармер

К тому же им было бы и не безопасно присутствовать здесь. Несколькими столетиями ранее (а сейчас шел 2860 год по старому календарю), когда такие торжества проводились впервые, детям разрешили бывать на них, но было много случаев, когда толпа, безумствуя, разрывала их на части.

Сегодняшний вечер таил немало опасностей и для взрослых. Бывало, что калечили и убивали женщин. Мужчины тоже становились жертвами длинных женских ногтей и острых зубов. Одержимые с корнем вырывали то, что делало мужчин мужчинами, и, исступленно крича, носились по улицам, высоко подняв свои трофеи или держа их в зубах, а после возлагали их на алтарь Великой Седой Матери в Храме Матери-Земли.

На следующей неделе, в пятницу, во время молений, одетые во все белое Глашатаи Матери, жрецы и жрицы, упрекнут оставшихся в живых, что они, де, слишком далеко зашли в своем рвении. Однако суровыми словами все и ограничится. Разве можно всерьез наказывать тех, кто столь искренне одержим Богиней? Разве сами жрецы не ожидали этого? Разве не бывает так каждую ночь, когда рождается Герой-Солнце, Король-Олень? Глашатаи прекрасно понимали, что им нужно просто успокоить народ и вернуть его к повседневным делам. Народ должен слушать, молиться и забывать. И дожидаться следующего праздника.

Да и жертвам не на что жаловаться. Их торжественно похоронят в святилище, над ними произнесут молитвы и принесут в жертву оленя. Души убитых напьются крови и, трижды прославленные, будут пребывать в вечном блаженстве.

Багровое солнце скользнуло за горизонт, пришла ночь, шелестя черными холодными крыльями. Толпа немного притихла, когда вдоль Пенсильвания-авеню начали выстраиваться представители великих братств. Между главами братств Лося и Изюбря разгорелся ожесточенный спор, кому возглавить процессию. Ведь оба гордо носят рога, как и сам Герой-Солнце!

Раскрасневшийся Джон Ячменное Зерно, затянутый в традиционное зеленое облачение, попытался уладить спор. Как обычно, он так хватил за ночь, что ему было все равно, что и как говорить. Несколько бессвязных фраз еще больше распалили спорщиков. Они тоже были изрядно пьяны и дошли до того, что схватились за ножи, не заботясь о последствиях.

Один из отрядов Почетной Стражи оставил свой пост, чтобы унять ссору. С крыльца Белого Дома сошли несколько девушек, сверкая остроконечными шлемами в свете факелов. У них были блестящие светлые одежды и длинные, до пояса волосы. У каждой в одной руке был лук, в другой стрела. В отличие от других девственниц Вашингтона у них была обнажена только одна грудь, левая. Одежда скрывала другую, вернее, ее отсутствие. По традиции лучницы Белого Дома добровольно разрешали удалить себе одну грудь, для удобства при стрельбе. Отсутствие одной груди ничуть не препятствовало удачному замужеству по окончании службы. Они сделают свой выбор после того, как сегодня ночью Герой-Солнце оплодотворит их божественным семенем. И мужья-избранники будут гордиться тем, что их жены — бывшие Почетные Стражницы с одной грудью.

Начальница девушек осведомилась о причине спора. Выслушав спорщиков, она заметила:

— Впервые все так скверно подготовлено. Видимо, нам нужен новый Джон Ячменное Зерно.

Острием стрелы она указала на главу братства Лося:

— Ты возглавишь процессию. Твои братья удостоены чести нести Героя-Солнце.

Старейшина братства Изюбря запротестовал — то ли из упрямства, то ли просто по глупости:

— Я всю прошлую ночь пропьянствовал с Ячменным Зерном, и он клятвенно обещал мне, что чести удостоятся Изюбры. Я требую объяснения, почему вместо нас избраны Лоси?

Командир бесстрастно взглянула на него и наложила стрелу на тетиву. Однако она была достаточно искушена в политике, чтобы стрелять в кого-либо из могучего братства Изюбря.

— В эту ночь Джона Ячменное Зерно, очевидно, воодушевлял не дух Великой Богини, а что-то другое. То, что Лоси будут сопровождать Героя-Солнце по пути в Капитолий, было решено недавно. Как зовут Героя-Солнце? Стегг. А как с незапамятных времен называют самца лося? Тоже стегг. И при том только лося. Самца изюбря всегда звали просто быком.

— Да, все так, — согласился глава Изюбрей, побледнев при виде стрелы. — Мне не нужно было слушать Джона. Но по традиции очередь была наша. В прошлом году была очередь Львов, в позапрошлом Баранов. Следующими должны бы быть мы.

— Так бы и случилось, если бы не это.

И она указала в направлении Пенсильвания-авеню.

В шести кварталах от Белого Дома проспект упирался в гигантское здание бейсбольного стадиона. Но еще выше подымалась в небо сверкающая игла корабля, который Земля не видела семьсот шестьдесят лет. Всего лишь месяц назад, в самом конце ноября, он с грохотом и пламенем опустился с неба прямо в центр игрового поля.

— Ты права, — кивнул глава Изюбрей. — Никогда прежде Герой-Солнце не спускался к нам с небес, как посланник самой Великой Седой Матери. Дав ему имя Стегг, она определила, какое из братств удостоится самой высокой чести.

Как только Изюбрь со своими людьми отошел от ступеней Белого Дома, из Капитолия донесся крик, хорошо слышный за шесть кварталов, разделяющих два священных места. Толпа притихла, будто парализованная, мужчины побледнели, глаза женщин загорелись нетерпеливым предвкушением. Некоторые упали на землю, корчась и издавая стоны. Вновь раздался вопль, и всем стало ясно, что кричат молодые девушки, сбегая вниз по ступеням лестницы Конгресса.

Это были жрицы, недавние выпускницы семинарии в Вассаре. На них колыхались высокие конические шляпы с узкими полями, распущенные волосы свисали до бедер, груди были обнажены, как и у других девственниц. И лишь через пять лет служения смогут они прикрыть груди, как подобает матронам. Не им этой ночью предназначалось семя Героя-Солнце, их участие сводилось к прологу торжества. Белые переливающиеся юбки в виде колоколов чуть приоткрывали множество нижних юбок. Некоторые из них опоясались живыми светящимися гремучими змеями, у остальных гремучие змеи обвивали шеи и плечи. В руках они держали трехметровые кнуты из змеиной кожи.

Зазвучала барабанная дробь, пропели фанфары, зазвенели тимпаны, пронзительно взвизгнули флейты.

Дико крича и безумно вращая глазами, молодые жрицы добежали по Пенсильвания-авеню, расчищая путь кнутами. Вот они уже у решетки, окружающей двор Белого дома. Последовала короткая притворная схватка. Почетная Стража только делала вид, что противится вторжению. Однако схватка эта была далеко не безобидной, так как и лучницы, и молодые жрицы имели заслуженную репутацию норовистых сучек. Они таскали друг друга за волосы, царапали и выкручивали обнаженные груди. Жрицы постарше время от времени остужали пыл не в меру разошедшихся ударами своих плеток по голым спинам. Девушки с визгом отскакивали в разные стороны и продолжали схватку уже с меньшим рвением, уразумев ее символический смысл.

Многие жрицы вытаскивали из-за пояса маленькие золотые серпы и угрожающе размахивали ими, что также было частью ритуала. И тут с хорошо отрепетированной торжественностью в дверях Белого Дома показался Джон Ячменное Зерно. В руке он держал полупустую бутылку виски. Не было сомнения, куда девалось остальное. Пошатываясь, Джон наощупь нашел свисток, висевший у него на шее, вложил его в рот и пронзительно свистнул.

Сейчас же ему ответил вопль собравшихся на улице Лосей. Многие из них прорвали стражу и стали взбираться на крыльцо. Вся одежда Лосей — миниатюрные рога, торчащие в разные стороны, накидки, пояса, с которых свешивались оленьи хвосты, штаны в виде двух вздувшихся фаллосов — была изготовлена из оленьих шкур. Даже походка их, вприпрыжку на кончиках пальцев, напоминала бег оленей. Они угрожающе размахивали руками в сторону жриц, а те, как бы испугавшись, отпрянули в сторону, открыв перед Лосями проход в Белый Дом.

Здесь, внутри огромного вестибюля, Джон Ячменное Зерно еще раз свистнул и начал выстраивать их в соответствии с положением в братстве, а затем нетвердой походкой стал подниматься по широкой лестнице на второй этаж.

Однако он опростоволосился, потеряв равновесие, и упал прямо на руки следовавшего за ним главы братства Лосей. Тот отпихнул его в сторону. При обычных обстоятельствах он бы не отважился так бесцеремонно обращаться со Спикером Дома, но то, что Джон совсем потерял форму, придало ему смелости.

Шатаясь, Джон Ячменное Зерно привалился к перилам, затем перегнулся через них и упал головой вниз на мраморный пол приемной. Шея его была под необычным углом к туловищу, он не шевелился. К нему быстро подскочила молоденькая жрица, заглянула в остекленевшие глаза, пощупала пульс, а затем вытащила золотой серп.

Тотчас же по ее голым плечам и груди хлестнула плеть, оставляя сочащийся кровью след.

— Что ты задумала? — закричала пожилая жрица.