Студент - Всеволод Советский

общаге расскажешь!

— Ладно, — я улыбнулся тоже.

Итак, восемнадцать двадцать! Я соразмерял свой ход с тем, чтобы точно в эту минуту стукнуть в дверь отдела кадров. Все шло по плану, в 18.15 взбежал на портал главного корпуса, вошел, узрел просвещенную бабулю…

И что вы думаете? Она опять читала! На сей раз газету. Похоже, это была «Комсомольская правда». На меня старушка цепко глянула поверх очков.

— В отдел кадров! — веско заявил я. — В обед был, помните?

— Помню, помню, — покивала она. — Первокурсник. Проходи…

Я поднялся, глянул на часы. 18.19. Молодец!

И открыл дверь.

Лена тотчас же выглянула из своего закутка:

— Привет, заходи! Я сейчас.

Она чем-то погремела в невидимой комнате, выскочила оттуда, откинула крышку барьера. Я прошел, пошутил:

— Вот и удостоился попасть в святая святых…

— Это еще не то, — загадочно произнесла она. — Это лишь первое приближение!

Тут я заметил, что в правой руке у нее связка ключей, среди которых есть прямо-таки амбарные экземпляры.

— Идем, — она сперва закрыла входную дверь, затем пошла к дальней двери, грубо обитой листовым железом и не менее грубо выкрашенной в так называемый «шаровый», то есть серый цвет. Я шел следом, с удовольствием глядя на ее ножки в чулках телесного цвета.

— Вот теперь приближаемся… — торжественно произнесла Лена.

Замок дважды звучно щелкнул, она с усилием потянула тяжелую дверь, я поспешил помочь. И мы вошли в полутемную и тесную комнату, со всех сторон стиснутую шкафами и стеллажами.

— Ага! Значит, это и есть ваш архив?

— Он самый, — Лена оглядела его, словно помещица собственную кладовую. — Личные дела сотрудников чуть ли не со времен войны! Самое старое, что я своими глазами видела — сорок девятый год. Может, и старше есть, не знаю.

— Интересно, да, — признал я, тоже озираясь. — Слушай, а почему ты так изумилась, когда я про Беззубцева спросил?

— Почему?.. — переспросила она, идя взглядом по ярлычкам на ящикам шкафов. — Потому, что в самом деле наслышана! От папы и не только.

— Так. А можно поподробнее?

— Можно.

Я узнал, что папа Лены — ученый. Доктор наук. И здесь, в Политехе, когда-то работал. Сейчас, правда, увлеченно трудится в НИИ…

— Тоже химик?

— Близко к этому, но не совсем. Физическая химия.

— Очень почтенно, — поддакнул я к явному удовольствию собеседницы. — И он Беззубцева знал?

— Собственно… — Лена раскрыла один из шкафов, полезла туда. — Собственно, и сейчас знает. Но не общается, конечно.

Она вытащила объемистую сильно потертую картонную папку.

— Ну вот, — объявила не без гордости. — Профессор Беззубцев Илья Аркадьевич в концентрированном виде!

— Превосходно. Так я понял, что мнение твоего папы о нем более, чем критическое… Кстати, как его зовут? Папу, разумеется.

— Папа мой — Игорь Сергеевич. А тебе это важно?

— Ну должен ведь я знать твое отчество.

Девушка хмыкнула со сложным душевным оттенком.

— Пойдем в большую комнату? Здесь неудобно.

Мы вернулись в зал, сели за стол. Лена вернулась к теме:

— Так вот, мнение у папы такое: талантливый, но беспринципный. Абсолютно.

Игорю Сергеевичу Никонову довелось поработать под руководством Беззубцева, тогда еще доцента. Вот и сложилось у него твердое, бесповоротное мнение: блестящий ум, несомненная научная одаренность. И… беспредельный эгоизм. Полнейшее отсутствие эмпатии. Черствость души.

— … ты знаешь, — Лена сдвинула брови, не ведая, должно быть, какое наивное очарование приобрело ее лицо от этого. — Я и сама убедилась в этом. Вот тут, просто пока сидела за столом, сплетни слушала. Да, женскую болтовню надо надвое делить, это я знаю. Но и дыма без огня не бывает!

Вовсе того не желая, Лена узнала, что профессор женат в третий раз на женщине, моложе его на четверть века. Что двух предыдущих жен с детьми он бросал, как изношенные перчатки. Были они в его жизни — и нет. С глаз долой, из сердца вон.

— И эту, третью, бросит, даже не поморщится, — убежденно сказала Лена.

— Почему так думаешь?

— Думаю? Я не думаю, я знаю. Вот вспомни, как ты первый раз сюда зашел?

— А что тут вспоминать? Не сто лет назад было.

— Ну, вспоминай, вспоминай!..

Я пожал плечами:

— Ну, зашел… Спросил тебя. У такой… — я сделал волнообразное движение ладонью. — Мадам такая, с апломбом.

— Вот именно. А это не кто иная, как его любовница! Уловил?

Глава 16

— Нич-чего себе… –пробормотал я. — Как причудливо тасуется колода!

— То есть? — удивилась Лена, из чего я понял, что классический текст «Мастера и Маргариты» до провинциальной молодежи тех лет еще не дошел. Даже до продвинутой. А Лена, несомненно, относилась к таковой.

— То есть совпадения и случайности, — назидательно произнес я, — они, знаешь… не совпадения. И не случайности. И можно тему раскрыть поподробнее?

Я говорил тоном матерого чекиста, при этом раскрывая объемистое личное дело — ни дать, ни взять солидный сотрудник спецслужбы, аналитик, вдумчиво проведший полжизни под тихий шелест страниц. Для пущей убедительности я еще и карандаш взял, чтобы удобнее водить по строчкам.

Лена, мне кажется, прониклась.

— Подробнее? — послушно сказала она. — Ну, попробую.

Девушка неглупая и наблюдательная, Лена на работе вела себя очень прилично. Лишнего слова не позволяла сболтнуть. Могла умело прикинуться наивной дурочкой. Со всеми ладила. А сама, естественно, все увиденное и услышанное просеивала сквозь сито логики.

Так вот, ее коллега по работе, бездетная разведенка Лариса Юрьевна находилась в греховной связи с профессором Беззубцевым — это Лена уловила даже без прямой речи, по язвительным проговоркам и недомолвкам. Ну, а поскольку об этом персонаже она дома наслушалась нелицеприятного, то и здесь ушки навострила незаметно для других.

В коллективе отдела кадров мужчина был всего один: начальник. Пенсионного возраста, болезненный, страдавший застарелой язвой желудка. Была у него невесть как уцелевшая от прежней жизни плоская аптекарская бутылочка, с выдавленными на ней буквами: «Товарищество В. К. Феррейнъ», из нее он, бывало, прихлебывал какую-то белесую эмульсию, при этом кряхтел и морщился: должно быть, гадость. Тем не менее, на пенсию его всяческими уговорами, посулами, премиальными не отпускали: опытный кадровик, он умел организовать работу так, что она уверенно катилась по колее, почти без его вмешательства. Сам он