Секрет за секрет - Елена Хантинг

покачала головой.

– Хочешь, чтобы я пела?

Дождавшись кивка, я запела заново, думая, что сейчас не помешает мыть руки и подольше, учитывая, в каком состоянии ее братишка. Закончив, мы вытерли руки бумажными полотенцами. Вернувшись в приемную, я освободила Лаванде место на моем столе и взяла из принтера пару листков, пока девочка выгружала содержимое своего рюкзачка.

Я пододвинула второй офисный стул, и Лаванда забралась с ногами, сев на колени, чтобы быть повыше. Она взяла листок и принялась складывать пополам, выравнивая уголки и высунув от усердия язык, но задача оказалась непосильной для таких маленьких ручек.

– Это будет открытка для твоего братика?

Лаванда кивнула.

– Хочешь, покажу фокус?

Девочка снова кивнула.

– Тогда подержи уголки. – Я подождала, пока маленькие пальчики нашли уголки, и прижала середину листа с двух краев, разгладив линию сгиба. А потом мы полчаса сидели рядышком и тихо рисовали. Лаванда то и дело с любопытством поглядывала на мой листок.

Цветные карандаши – не лучший материал для работы, но я набросала контуры ее лица и начала раскрашивать. Когда Лаванда закончила открытку и вывела имя Ривера, притом что ей нет и четырех лет (правда, она обошлась без гласных), она начала новый рисунок, а я все трудилась над своим.

Лаванда потянула меня за рукав.

– Что, детка?

Девочка показала на два карандаша, которыми я накладывала тени у носа, а потом на рисунок:

– Как это?

Лаванда очень робкая с посторонними, но раз мы не первый раз встречаемся, она, видимо, немного освоилась со мной.

– Как раскрашивать?

– Расквашивать, – кивнула она, показывая на свой рисунок с большущим солнцем посреди неба. – Тут.

– Ты хочешь, чтобы я показала, как раскрашивать?

Мы вместе склонились над листком, я, не нажимая, обвела желтым карандашом солнечный диск и начала заштриховывать середину. Когда я отложила желтый, Лаванда подала мне оранжевый. Не нужный более карандаш незамедлительно отправился в коробку.

Лаванде еще недоставало мелкой моторики, но по ее рисункам я видела, что у нее несомненное чувство цвета.

– Ты когда-нибудь пробовала рисовать красками? Или только карандашами?

Губы стали пухлее, пальчики поджались, а глаза часто заморгали. Лаванда вздохнула и тихо призналась:

– Только дома. Красками грязь разводить…

– Ммм, точно подмечено. Надо нам выбрать время порисовать и не бояться развести грязь. Хочешь?

Широкая улыбка осветила лицо Лаванды, и девочка захлопала в ладоши.

– Хочу, хочу!

– Я тоже хочу.

Мы вновь склонились над листком. Раскрасив солнце, мы нарисовали на нем забавную рожицу.

За этим занятием нас и застал Кинг, когда зашел уточнить планы на вечер. В его глазах мелькнуло удивление, а искренняя улыбка сделала его лицо еще красивее.

– Мисс Лаванда, какой приятный сюрприз!

Девочка потупилась и робко улыбнулась, поглядывая на Кинга из-под ресниц и смущенно ему помахав.

– Что это вы тут делаете? – Кинг сунул большие пальцы в карманы брюк и качнулся с носка на пятку.

– Шедевры создаем. – Я подняла открытку, которую Лаванда нарисовала для брата. Там красовался узнаваемый эмодзи, которого тошнит, но сидел он посреди залитого солнцем поля, и изо рта у него выходила радуга.

– Это безусловно шедевр. Надо позвонить в Лувр и сказать, что у нас тут новый Пикассо.

– Совершенно согласна.

Лаванда залилась ярким румянцем и зарылась личиком мне в локоть.

Дверь папиного кабинета распахнулась, и человек, которого я уже однажды видела, когда Кори впервые осчастливил нас своим появлением, вышел в приемную. Видимо, это агент Слейтера; надеюсь, он берет хорошие комиссионные, потому что работать ему приходится с сущим дерьмом. За ним показались Алекс и мой отец, взъерошенные и возбужденные. Мужчины пожали друг другу руки, агент Кори кивнул нам и вылетел в коридор, будто ему приспичило по нужде.

Алекс провел пятерней по лицу и начал, отдуваясь:

– Ну, мать твою за ногу … – он не договорил, заметив дочурку, которая сидела, округлив глазенки и улыбаясь самыми уголками губ. Наверняка она и раньше слышала, как ругаются взрослые, потому что Вайолет нередко забывает о сдержанности. – Лаванда? Детка, а я и не знал, что ты здесь! – Алекс поглядел на меня вопросительно и даже смущенно.

Лаванда соскочила со стула и подбежала к папе. Он подхватил ее и принялся звонко целовать. Малышка смеялась, а потом прижалась щекой к папиной шее.

Готова спорить на все свое кружевное белье, что из Кингстона выйдет точно такой же папаша. От этой мысли мои интимные места повлажнели. Вот ерунда, мне всего двадцать четыре, я не готова к детям… Мы с Кингом еще даже признаниями в любви друг друга не оглоушили.

– А что случилось, где Ви?

Я оторвалась от созерцания Кингстона и ответила Алексу:

– Ривер плохо себя чувствует, Вайолет повезла его к врачу. Она хотела оставить Лаванду с вами, но вы были на совещании, и я вызвалась посидеть с моей любимой начинающей художницей.

– С Ривером что-то серьезное?

– Вайолет считает, скорее всего, желудочный грипп, – я взяла телефон. – Погодите, у меня четыре сообщения… Да, так и есть, желудочный грипп. Она повезла Ривера домой и вызвала няньку, чтобы заехать за Лавандой.

– А когда заходила Вайолет? – спросил Алекс, поудобнее примостив Лаванду, чтобы она не очень душила папу за шею.

– Чуть больше часа назад.

Алекс потер переносицу и поцеловал дочь в щеку.

– Джейк, я, пожалуй, отвезу Лаванду. Не хочу, чтобы Ви оставляла Ривера на няньку, раз он болен.

– Или мы можем ее отвезти, – предложил Кингстон. – Мы с Куини, я хотел сказать. У меня до тренировки еще пара часов.

Алекс не знал, на что решиться.

– Лаванда, хочешь поехать домой с Куини и Кингстоном?

Девочка потерла папе переносицу и что-то прошептала ему на ухо.

– Я в порядке, детка. Это все работа, не волнуйся.

Тогда Лаванда положила ладошку на папину щеку и сказала тихо, но внятно:

– Ладно, я поеду с Кини и Кингом.

Алекс заморгал, явно изумившись, что дочка ответила не шепотом ему на ухо, как всегда.

– О’кей, вот и умница, – он поцеловал Лаванду в щечку и опустил на пол.

Мы собрали все ее рисовальные принадлежности. С моей помощью девочка управилась куда быстрее, чем в компании Ривера.

– Это тебе. Хочешь вложить в свой альбом? – я подала Лаванде ее портрет.

Алекс подался посмотреть.

– Куини, это ты так рисуешь?! Я и не знал, что ты художница.

Я отмахнулась:

– Каля-маля, да еще цветными карандашами.

– Тем более! Знаешь, если надоест работать у него, – Алекс показал на моего папу, – будешь учить Лаванду рисованию.

Я засмеялась.

– Не уверена, что так я много заработаю, но я с удовольствием общаюсь с вашей дочкой.

Собрав Лавандин рюкзачок, мы вышли на парковку. Алекс отдал ключи от своей машины, чтобы не переносить детское кресло в «Вольво».

– Вы разрешаете мне сесть за руль вашей машины? – Кингстон смотрел на связку ключей так, будто ему протягивали пропитанных кислотой пираний-зомби.

– Ты самый осторожный водитель, какого я знаю. Куда аккуратнее моей супруги… только не выдавай меня Ви. И ты тоже, – обратился Алекс к Лаванде.

Малышка хитренько улыбнулась, но сделала жест, будто застегивает ротик на молнию, и позволила папе устроить себя в детском кресле. Мы с Кингстоном уселись в машину, и Кинг завел мотор. Спустя битых две минуты регулировки кресла и зеркал мы выехали с парковки. Я включила радио – зазвучала знакомая песня. В зеркало было видно, как заерзала Лаванда.

– Ты знаешь эту песню?

Малышка кивнула.

– Хочешь, я сделаю погромче?

Кингстон не большой любитель громкой музыки – он боится не