Династия Птолемеев. История Египта в эпоху эллинизма - Эдвин Бивен

сам посетил Фаюм, возможно, в 32-й год правления, Клеону пришлось выдержать царский гнев (πικρῶς σοι ἐχρήσατο)[225]. Но он не потерял своего поста. Он по-прежнему оставался архитектоном в последний год правления Птолемея II. Однако у нас есть письмо, написанное, видимо, новым диойкетом сразу же после падения Аполлония, где он объявляет чиновникам Арсиноитского нома, что отныне архитектоном нома назначается Феодор[226].

Двор

Двор Птолемея II едва ли уступал какому-либо иному в великолепии. Он, как любой другой монархический двор, представлял собой организованную иерархию должностных лиц от занимающих самые высокие посты, таких как главный егерь (архикинег), главный сенешаль (архедеатр), главный лекарь (архиатр), главные виночерпии (архиэнохи), до конюхов, привратников и подметальщиков. Однако великолепие двора сдерживали греческие художественные традиции; дворец Птолемея наверняка был домом не султана варваров, а великого грека, похожим на дома богатых афинян, только более пышным и просторным. Даже когда его внутреннее убранство с появлением евнухов приобрело восточные черты, его внешний вид остался греческим[227]. В костюмах птолемеевского двора не было искусственной экстравагантности ни прежних восточных дворов, египетских или персидских, ни версальского двора XVIII века — никаких удушающих одеяний, скроенных по капризу моды и фантастически искажающих пропорции человеческого тела, а только простота греческого платья, либо не скрывающая формы тела в их натуральном виде, либо облекающая его покровами, которые легко облегали тело, позволяя наслаждаться красотой естественных складок ткани. Мужчины, во всяком случае, не носили никаких замысловатых головных уборов, ни тиар, ни тюрбанов, ни светских париков, но разве что повязку (диадему), которую греки — победители Игр повязывали себе на голову, или золотой венец в виде венка из листьев. Даже особые головные уборы, которые отличали царей, правивших этими эллинистическими дворами после Александра, не были коронами в современном смысле, а скорее лентой — этакой «диадемой». Только богатством ткани, цветом — первоклассным тирским пурпуром, — изысканностью вышивки платье царя или вельможи отличалось от костюма обычного греческого горожанина. Однако по торжественным случаям государственного значения царь облачался в македонский военный костюм, видоизмененную униформу, которую носили офицеры эллинистических армий: войлочную шляпу с широкими полями под названием каусия, небольшую удлиненную хламиду и высокую обувь на шнуровке — крепиды. Это была всего лишь идеализированная одежда сельского помещика родом из Македонии, и более того, это был настоящий костюм, который греки обычно надевали для сельских занятий, охоты или путешествий. Конечно, официальная хламида царя должна была отличаться особым великолепием; в источниках сказано, что хламида Деметрия Полиоркета была вышита солнцем, луной и главными звездами. Когда царь надевал каусию, диадему повязывали вокруг ее тульи, так что концы свисали сзади. Безусловно, и сами Птолемеи, и александрийские вельможи все были чисто выбриты. Таков был общий обычай греческого мира после Александра, и его переняла римская аристократия в последнем веке до нашей эры — до тех пор, пока бороды снова не вошли в моду при императоре Адриане.

Архитектуру и обстановку дворца нужно представлять себе греческими. Следует ориентироваться на настенную живопись из Помпей, идиллические барельефы эллинистической эпохи, когда мы представляем их себе, а не на развалины фараоновских зданий. Колоннады, из которых Птолемеи смотрели на александрийскую гавань с лесом мачт под сверкающим египетским солнцем, почти наверняка были составлены из классических колонн, коринфских или ионических, а не из массивных колонн с капителями в виде цветков лотосов или верхушек пальм, характерными для Древнего Египта. Разумеется, при дворе говорили на греческом языке. Когда последняя Клеопатра выучила язык своих туземных подданных[228], это считалось чем-то столь же выдающимся, как если бы королева Виктория выучила хиндустани. Такое впечатление, что в ближайшем окружении царской семьи македонский язык сохранился в некоторой степени в качестве национальной гордости — что-то вроде австрийского диалекта императоров Австрии, которые пользовались им в семейных разговорах между собой, хотя официальным языком австрийского государства был верхненемецкий. Богами, от которых, по преданию, дом Птолемеев вел происхождение, были Геракл и Дионис[229]. Египетские жрецы, описывая царя Египта в иероглифических храмовых надписях, могли, как и раньше, называть его сыном Ра, но Птолемеи не понимали египетского или, если даже и знали египетские формулировки в переводе, довольствовались тем, что позволяли египтянам отдавать им обычные для фараонов почести.

Неужели в александрийском дворце не было ничего египетского, ничего, что помогло бы нам понять, если бы мы вдруг перенеслись туда, что мы находимся в Египте, а не во дворце одного из первых цезарей Рима? Вероятно, там все-таки были вещи, которые могли бы показать нам, что мы попали в Египет. Среди толпы придворных в греческом платье, солдат в македонской форме, несомненно, часто встречалась бы фигура египетского жреца в белом льняном одеянии и с бритой головой. Они приезжали в Александрию, чтобы испросить милость Птолемея к своему храму или пожаловаться на какое-нибудь ущемление привилегий жрецов со стороны греческих чиновников. Помимо жрецов, богатые египтяне, скорее всего, наверняка одевались бы как греки — во всяком случае, те, кто занимал должность при дворе или на государственной службе — и были бы неотличимы от греков, если бы не смуглое лицо. И хотя интерьер дворца и других греческих домов Александрии был преимущественно греческим, несомненно, тут и там в него были бы включены египетские мотивы. Мы встречаем их в более позднем греческом искусстве, и они могли проникнуть туда через Александрию: сфинксы, не совсем те древние египетские, но преобразованные более реалистическим эллинским искусством; фигуры Исиды с систрами, но больше уже не подчиняющиеся строгим египетским условностям — более естественные, а порой, надо сказать, и довольно вульгарные[230].

Когда был основан птолемеевский двор — иноземное заведение в среде, с которой у него не было родовых связей, — он не мог опираться, в отличие от других монархических дворов, на наследственную аристократию. Знатность при таком дворе определялась по официальному званию, пожалованному царской милостью отдельным людям. Старая помещичья знать Македонии, из которой Александр выбрал своих военачальников, слишком перемешалась с разнообразными иными элементами в тех странах, где правили преемники Александра, чтобы по-прежнему существовать там как отдельное сословие. Возможно, при дворе первого Птолемея члены знатных македонских родов все еще пользовались особым влиянием и престижем, но он должен был в кратчайшие сроки создать бюрократическую иерархию Египта из любых подручных греческих элементов — ловких авантюристов со всех греческих городов, эллинизированных карийцев и ликийцев. Несомненно, что со временем некоторые греческие семьи, обустроившиеся в Египте, стали бы пользоваться особым влиянием, когда сановники на высоких постах обеспечили бы эти посты своим сыновьям, а