Рыбья кровь - Евгений Таганов

Покоренный таким непривычным отношением, Дарник и сам с давно забытым удовольствием вызвался показать себя. От борьбы на поясах с местными крепышами он, как обычно, уклонился, зато охотно принял участие в метании сулиц и поединках на палках, выиграв двух жирных баранов. Но главным у бурнасов считалось следущее состязание: сперва один с коня накидывал на пешего аркан и тут же связывал его так, чтобы тот не мог пошевелиться, затем они менялись местами, и песок в песочных часах должен был показать, у кого получалось быстрее. Посмотрев, как делают другие, Рыбья Кровь тоже решил попробовать. По жребию первым начинал он, и хотя смог и петлю набросить, и связать своего напарника, но провозился гораздо дольше других молодцов. Зато когда настал его черед убегать и пытаться увернуться от аркана, он сумел, уже лежа на земле, ловко сбить противника с ног и после короткой борьбы сам связал его предназначенным для себя арканом, вызвав всеобщий смех и восторженные крики. После чего показал еще свой старый трюк с перехватыванием боевых сулиц в вершке от собственной груди, покорив зрителей и заслужив похвалы даже у придирчивых бурнасских стариков.

– Я тебя еще таким веселым никогда не видел, – удивленно признался Дарнику Кривонос. – Смотри, как бы эти степняки нас после своего кумыса не обчистили и в рабов не превратили.

– Если превратят в рабов, будем просить, чтобы они нас ромеям продали, – задорно отвечал ему бежецкий вожак. – Хоть Царьград с тобой посмотрим.

Бывший охотник за рабами только сокрушенно покачал головой, не понимая такого шутовства.

На прощание бурнасский князь сделал понравившемуся ему гостю дорогой подарок: рослую и поджарую степную кобылицу, вполне под стать дарникскому аргамаку. Чутко прислушиваясь к настроениям, исходящим от чужих обозников, Дарник почему-то совсем не ощущал их зависти, даже Лопата, и тот был вполне доволен приятным привалом. Одно из двух, решил Маланкин сын, или они устали от своей враждебности, или перевели меня в разряд людей, которым завидовать бессмысленно. Так уже было когда-то в Каменке на Сизом Лугу и теперь вот повторялось здесь.

На купленных в Ургане детей он всю дорогу старался обращать как можно меньше внимания, и это оказалось лучшим способом приручить их. Глядя, как все вокруг уважают и слушаются их нового хозяина, они и сами привыкли смотреть на него точно так же. А их отношение, в свою очередь, действовало и на Дарника, несколько раз ему приходила в голову мысль сразу по возвращении отправиться в Бежеть за Маланкой и привезти ее в Корояк, где у него теперь есть и собственное дворище, и наложницы, и челядь, и даже дети. Вот уж она за него, да и за саму себя обрадуется. С улыбкой он представлял, как появится со своей ватагой в Бежети и Каменке. То-то спохватится Клыч, то-то позеленеет от злости и страха Смуга Лысый, то-то половина парней запросится отправиться с ним в Землю Русов.

За день до окончания пути к нему за неожиданным советом обратились Меченый и Борть. Две недели тарначские наложницы услаждали их на зависть другим обозникам, а тут вдруг тростенцы задумали их продать, мол, в Корояке все над ними будут только смеяться из-за этих уродливых старух (а старухам было по двадцать пять лет). Конечно, насильно мил не будешь, но избавление от наложниц наносило пусть малый, но все же ущерб его владениям, чего допустить Рыбья Кровь никак не мог. У Смуги Везучего, по рассказам Маланки, было две любимые поговорки: «Деревья до неба не растут» и «Разве красивое полено горит в очаге лучше некрасивого?». И сейчас Дарник с удовольствием применил одну из них.

– Да, – согласились тростенцы, – тарначские поленья греют их очень хорошо, но все же…

– Вы далеко не уедете, если будете обращать внимание на каждый чих. Это ваши наложницы, добытые в славном бою, и добрый удар по зубам заставит любого признать их первыми красавицами. Или они просто лучше вас стреляют из лука?

– Ты ведь сам тоже избавился от Веты, – напомнили они ему.

– Ладно, тогда я куплю их у вас, но всем буду рассказывать, что они хороши для меня и слишком нехороши для вас, – разозлился вожак.

Его слова возымели действие, и больше о продаже тарначек его старшие не заговаривали. Каким-то образом ответ Дарника стал известен самим тарначкам, и долго потом он ловил на себе их благодарные взгляды.

7

Чем ближе подходил караван к Корояку, тем тревожней становилось у Дарника на душе. Встречные путники сообщили, что князь Роган уже в городе, вернулся из похода с большими потерями и пребывает в крайнем раздражении. За событиями двух последних месяцев как-то совсем забылось, что княжеский суд над ним так и не состоялся. Что делать, если при въезде в город его попытаются схватить княжеские гриди? Все дорожные «подвиги», представлявшиеся ему важными и замечательными, разом померкли перед такой простой и грозной вероятностью. С трудом приходило понимание, что он может быть бессилен перед чужой властью и могуществом. Хотел даже под каким-либо предлогом отстать от обоза, чтобы сначала прояснить ситуацию, а уж потом как-то действовать. Беспокоило и собственное оставленное дворище: как там, ничего ли не случилось.

Как назло, на последнем переходе то и дело ломались то колеса, то колесные оси, поэтому в Корояк прибыли глубоким вечером. Купец Заграй приветствовал их на въезде в посад, уже извещенный гонцом, которого заранее послал Лопата, что поездка вышла весьма успешной. Сказав Дарнику, чтобы приходил за окончательным расчетом на следующий день, Заграй вместе с караваном отправился на свое дворище.

Рыбья Кровь так и не спросил его про свою подсудную участь, но по молчанию Заграя посчитал, что все не так уж плохо, и уже более уверенно с колесницей и тарначскими возами направился к своему дворищу. В наступивших сумерках его маленький обоз едва не проехал мимо, и лишь возглас глазастого Селезня вовремя остановил их. На дворище точно так же не сразу признали отряд Дарника и, только разглядев знакомую колесницу Меченого, бросились с приветственными криками открывать ворота. Последовала общая ликующая сумятица, где все стремились обнять и потрогать друг друга и рассказать взахлеб сразу обо всем. Перехватив вопросительный взгляд вожака, Быстрян тут же его успокоил: все здесь живы и здоровы. Выскочившие за ворота Черна с Зорькой самым неподобающим образом стащили Дарника с его великолепного аргамака. Остальные домашние с не меньшим пылом тискали других походников.

С большим трудом загнали и разместили на дворище колесницу, повозки и верховых лошадей, да и то сказать: уезжали с одной колесницей и четырьмя лошадками, а теперь одних лошадей полтора десятка. Рыбья Кровь отдал распоряжение, и из возов извлекли свечи и подсвечники, которые по сравнению с тусклыми лучинами ярко осветили общую горницу вожацкого дома – теперь можно было свободно показывать все привезенное по порядку.

Первым делом раздали подарки: бойники получили по медной фляге, Быстрян – отдельный серебряный кубок, а Черна с Зорькой, к своему полному восторгу, украшения и зеркальца. С удивлением смотрели домочадцы на привезенных детей, но вопросов не задавали, мол, раз они есть, значит, так оно и нужно. Дарник потихоньку поинтересовался у Быстряна, что слышно о княжеском суде. Рус сокрушенно покачал головой, признавшись, что слухи весьма неутешительные – князь настроен крайне сурово. Более подробно им поговорить не дали.

После обильного ужина с привезенным заморским вином пошли с подсвечниками и факелами осматривать повозки, лошадей и тарначское оружие. Всем хотелось полюбоваться и на выигранного в затрикий аргамака, слухи о котором, оказывается, еще месяц назад достигли Корояка. Дарника же больше интересовали произведенные работы.

Быстрян постарался на славу, украсив новые дубовые ворота двумя смотровыми башенками по краям. Внутри перемены были еще разительнее. Вдоль лицевого частокола вырос второй, более низкий, а пространство между ними заполнено камнями и песком, чтобы по нему, как по настоящей крепостной стене, легко было перемещаться и вести прицельную стрельбу с любой точки.

– Ну вот, правильно говорят, что у нас здесь не дворище, а своя крепость, – одобрил Рыбья Кровь.

Неожиданно со стороны северных ворот посада послышался гул сотен голосов, и сквозь темноту оттуда стало проступать заметное зарево.

– Что это? – спросил вожак у Быстряна.

Тот сам был в недоумении. Насторожились и остальные бойники. Гул нарастал, различались уже конский топот, крики о помощи, характерный лязг оружия. Хорошо, что на дворище никто не спал и быстро вооружиться и надеть защитные безрукавки труда не составило. Все ватажники живо поднялись на переднюю стену дворища и оттуда увидели, как с северных ворот пламя одно за другим охватывает деревянные дома и ограды и в их свете мечутся фигуры конных и пеших людей.