Записки следователя - Геннадий Скубилин

Тихон снова прокрался на кухню и опять стал наблюдать в дверную щель за пестрым сборищем в большой светлице. Он держал наготове семизарядный револьвер. Усилием воли старался погасить в душе и тревогу и нервную дрожь. Ненависть к нелюдям, засевшим в последнем своем логове, заполнила все его существо, но он опасался, что может снова упустить убийц. Ему очень нужны были сейчас хладнокровие, расчетливость, осмотрительность.

И тут откуда-то раздался знакомый властный и визгливый голос атамана:

— Демьян, передай этой стерве Райке, чтоб к утру щей покислей наварила, где ее черти носят? А ты, дед Митяй, подлец, перестань антимонию разводить! Зачерпни, паршивец, воды холодной, а то я тебя прикончу напоследок… Сенька, подай кочан капусты и стакан водки!

— Сказился бы ты, лиходей прокаженный, кровопиец, — в ответ пробурчал смело дед. — Напрасно дерешь нос. Живой труп ты, батька Михайло…

— Да заткни ты свое поганое горло, — угрожающе фальцетом закричал главарь, — или я, ей-богу, тебе кишки выпущу.

Старик не унимался, зудил, проклинал «квартирантов». Вот он проковылял в темноте мимо Тихона, немощный, худой, кряхтя, зачерпнул оловянной миской из кадки воды и, чуть не уронив с плеч фуфайку, со словами «конченные вы циклопы», понес ее в горницу. Теперь Столицын заметил, что в большой комнате в лежку, на полу, спало еще человек шесть бьяковцев.

Тихон продолжал наблюдать за людьми в комнате и выжидать удобного момента. Главарь, судя по скрипу кровати и топанью в спальне, встал с постели. Принял воду от деда и, фыркая по-лошадиному, громко стал ее пить. Потом вполголоса огрызнулся, похоже, на новую реплику отца Раисы.

— Рано хоронишь, Митяй, еще есть порох…

— Дай-то боже нашему телку волка задрать… — невозмутимо констатировал дед, который, видать, угрозам главаря не придавал значения.

И тут произошло неожиданное. Атаман вдруг истошно, гортанно, как раненый медведь, заорал, загрохотал ногами, яростно треснул кулаками какого-то сообщника. Лишь через минуту к нему вернулся дар речи:

— Идиоты с куриными мозгами! За окнами милиция! Мерзавцы, пьяницы. Нас окружили, а вы водку жрете. Подлецы! Шакалы!

По всему видно, бдительный Бьяковский посмотрел по привычке в окно и на улице увидел скользнувшие среди снежной белизны тени людей. Атаман беспорядочно стал стрелять, не разбираясь куда. Раздался звон стекла, посыпалась штукатурка со стен и щепа с потолка.

Атаман показался в исподнем белье в горнице, на ходу натягивая хромовые, лакированные сапоги. Второпях зацепился за дверную ручку, рубаха затрещала, раздалась нецензурная брань Бьяковского. С голым животом и маузером в руках атаман пробежал в столовую, затем в кухню, проскочил мимо Тихона, направляясь во двор.

Столицын резко крикнул:

— Сдавайся, Прокопович — дом окружен! Бросай оружие. Сопротивление бесполезно.

Не оборачиваясь, главарь то с левого, то с правого плеча выстрелил несколько раз на голос Столицына, но Тихон укрылся в безопасном месте. Пули лишь впивались в стену и дверь.

— Бьяковский, сдавайся! — повторил Тихон и произвел два предупредительных выстрела над головой Мишки Бьяка. Атаман был уже на крыльце сеней. Сотрудник МУРа еще раз выстрелил теперь по ногам главаря, но, похоже, промахнулся.

Бьяковский выбежал во двор, но и там увидал людей Столицына, готовых его поймать. Глаза атамана метались в поиске выхода из ловушки, он поскользнулся, упал, встал, подскочил к высокому забору и в горячке, с неимоверной быстротой вскарабкался на его вершину и уже забросил ногу… Вот-вот он мог спрыгнуть на ту сторону, а там рядом кустарник, чуть дальше — лес. И хотя Тихон везде расставил посты, почувствовал вдруг опаску, что атаман улизнет.

Из сарая на звуки выстрелов вышла лошадь. Серая кобыла мотала головой, хвостом, била копытом по мерзлой земле, шла к саням.

Атаману, возможно, пришла шальная мысль с разгону прыгнуть на кобылу и рвануться через ворота, если бы они были открыты.

Очень хотелось Столицыну взять «батьку» живым, но не видел он сейчас другого выхода, как только уничтожить беспощадного главаря шайки разбойников и убийц, иначе могли быть ненужные жертвы в отряде бойцов правопорядка — шакал озверело палил из маузера по всем во дворе.

— А, дип-пломат, — предводитель особо знал, кому мстить. Он вскинул свой отличный автоматический пистолет, чтобы выстрелить в «господина Беккера», но его опередил Тихон. Столицын на секунду раньше прицелился и послал пулю в мерзавца, уже закинувшего вторую ногу на верхушку забора.

Мишка Бьяк, он же Прокопович, вскрикнул, дернулся плечами, нагнулся, маузер выпал из рук, ударился о забор, полетел вниз. Участь «Серого волка» решилась. Он, покорчившись наверху, кулем рухнул обратно во двор, на им же утоптанный и окровавленный снег.

Тихон, Сидоров, Ванюшин и проворная, краснощекая Райка Кликина подбежала к атаману. Спина рубахи главаря набрякла кровью. Бойцы перевернули отяжелелого атамана навзничь. Сидоров ощупал тело злодея и, довольный результатами осмотра, сообщил:

— Готов, кровопиец. Туда ему дорога. Давно могила по волку тосковала.

— Все так. Да следовало бы судить подлеца публично, — ответил Тихон. На лице его и в движениях четко означилась усталость от многих тяжелых бессонных ночей.

Затихла стрельба и в доме. Двенадцать бандитов, последних сподвижников Бьяковского, связанными по рукам, выводили из хаты. Сама Кликина, рослая, видная баба, кандидатка в атаманши, тут же стояла, прижав руки к груди, и ждала своей участи. Но она не падала духом, на губах даже играла улыбка. Весь ее гордый вид говорил о том, что сделанное милицией дело было ей по нраву и с ее помощью.

— Иди, Раиса, домой. Следствие решит, как велика твоя вина. Из деревни никуда не отлучайся, об этом дашь подписку, — предупредил укрывательницу Бьяковского Тихон.

А молодая баба игриво задергала круглыми плечами под пуховым дорогим платком и слащавым голоском предупредила командира:

— Уж вы запомните, гражданин начальник, что я вам открыла двери. Иначе атаман бы вас укокошил. Так что, снисхождение поимейте, и защитой будьте. На вас моя надежда.

— Все зачтется, — ответил Тихон, — суд разберется, кто в чем виноватый и у кого какие заслуги.

Отряд бойцов начал выезжать из деревни. Столицын остановил своего буйного вороного коня на взгорье.

Пропали последние ночные тени. Яснее забрезжил рассвет. Растаял месяц. Над светлеющим горизонтом догорела последняя звезда.

Проявлялось после ночной завирухи морозное прозрачно-голубое небо. А потом в звонкой тишине, нарушаемой ржанием лошадей и похрустыванием снега под их копытами, из-за дальнего леса лениво показало бок оранжевое солнце.

Его холодные, яркие лучи спокойно как бы «погладили» макушки сосен, под которыми совсем недавно, зарывшись в засаде глубоко в снегу, лежал Тихон.

Затем лучи пробежали по верхушкам стогов сена на лугу, белым крышам крестьянских изб. И вот уже они золотыми брызгами заиграли на снежном покрывале взгорья. Вступал в свои права новый зимний день.

После метели, в затишье, хрустально-чистый воздух как будто дрожал, и виделось далеко-далеко.

Щурясь от искристых лучей утреннего зимнего солнца, командир отряда бойцов и милиции сотрудник Московского уголовного розыска Тихон Алексеевич Столицын последний раз окинул взором место, где пришел конец остаткам банды. Сверху, с взгорья, оно лежало как на ладони. Село просыпалось.

Хлопали двери деревенских изб, громко переговаривались крестьяне. Вот пошла молодая баба с младенцем на руках к запряженным саням. Кому-то крикнула по улице: «Захвати щепотку соли, возьми кожух да вертайся проворней, поедем крестить Прошку».

По заовражью с диким ржанием носились беспризорные кони, принадлежавшие плененным бандитам. Сами бьяковцы, мрачные, обросшие, все как один надежно связанные, были размещены на нескольких подводах.

Для Окска и всей губернии наступал ясный январский день молодого 1918 года без «серых волков» атамана Бьяковского-Прокоповича. Непривычно и смутно было на душе у Столицына: ну вот и закончилась операция «Дипломат». И он словно бы остался не у дел.

Но Тихон Алексеевич напрасно затосковал по работе. За сорок два года последующей службы в уголовном розыске на долю генерал-майора Столицына выпадет еще много испытаний. Все радости и невзгоды с ним будет делить его спутница жизни Зося Аркадьевна Столицына, сын и две дочери. Со своей супругой они часто будут вспоминать то романтическое знакомство в ресторане купца Слезкина.

Что же касается операции «Дипломат», то ее можно по праву отнести к одной из первых в истории рабоче-крестьянской милиции.

* * *

Увы, молодость — достоинство не абсолютное, а относительное. Но когда автор этого романа принес в квартиру Столицыным букет гвоздик, лица супругов, конечно же усталые и болезненные, разгладились от морщинок на некоторое время, засветились удальством.