Наследники легенд - Ирина Шевченко

– Сущий звереныш, – шептали за его спиной.

Мальчик, встретивший четырнадцатый день рождения при каэрском дворе, часами просиживал у зеркала, пытаясь что-то сделать с этими глазами. Учился смотреть так же, как дядя, чтобы взгляд располагал к себе, а не отталкивал – так писали в книгах, посвященных искусству переговоров и поведению в обществе. Он много уже прочел книг к тому времени: и по истории, и по географии, даже по алхимии и травоведению – все, что попадало ему в руки, штудировал от корки до корки. Однажды нашел в комнате матери интимный женский роман. Многие сцены в нем вызывали гадливость, но и будили любопытство: кое-чего он не понял, и следующей книгой стал толстый иллюстрированный справочник по анатомии.

Но любимым чтением была, как и прежде, она – «Сила мира». Страницы поистрепались, потерлась обложка, но Истман не желал расставаться с книгой, изменившей его жизнь. Особенно после того, как узнал, что подобных сохранилось всего четыре, а Блюмас Риэй был не только собирателем народных сказаний, но и магистром седьмой, наивысшей, степени, посвятившим последние годы жизни поискам усыпальницы легендарной волшебницы. «Кто кость мою возьмет, тому и силой моей владеть. А вместе с тем и всем миром» – эти слова чародейки не шли из головы, пробуждая фантазии… Глупые фантазии, как сказал личный чародей и любовник его матери.

– Считается, что силу Велерины может получить только маг, – говорил он с пренебрежением, так как не верил ни в одну из этих легенд.

– А простой человек может стать магом?

– При всем моем почтении, ваше высочество, – теперь он при каждом удобном случае выказывал почтение, – дар дается нам от рождения, и никак иначе.

Целитель, чье имя потом Истман забудет, раз и навсегда вычеркнув его из памяти, вновь притворялся лучшим другом, вновь отвечал на вопросы, рассказывал истории и занимался с ним, не оставляя работы прочим учителям. Он хотел стать его единственным товарищам и советником. Но поздно – мальчик повзрослел, и в его планах не было места для этого изворотливого типа.

Тем более не так уж он был и умен, не так много знал. Дар давался не только от рождения, об этом вскользь упоминалось в «Силе мира». Там же приводилось и имя некроманта, создавшего уникальный нож, чем-то похожий на тиз’зар мастера Смерти, но обладавший несколько иными свойствами. И о ноже, и о его свойствах Истман узнал, проведя немало часов в дворцовом книгохранилище, отыскав всеми забытые записки мастера Илоя, того самого некроманта, придумавшего, как отобрать у Велерины то, чем она не желала делиться по доброй воле. Но Илой не смог отыскать чародейку на Саатаре и вернулся в Восточные земли лишь с этими записками. А глупые люди бросили бесценные знания в пыльный подвал, в тот раздел, где хранились мифы и сказки.

Но эти люди, невзирая на глупость, смогли сохранить изготовленный магом нож. Он лежал в императорской сокровищнице как образец «дремучести» волшебников прошлого, снабженный заключением авторитетных ученых: «В ходе опытов, произведенных над плененными при подавлении Уэбского мятежа и приговоренными к смерти магами, было установлено, что данное оружие не обладает ни одним из предписываемых ему свойств. Кроме того, предмет не является даже магическим, проводимые специальной комиссией измерения в различных условиях, в том числе и при искусственно обогащенном поле, не позволили зафиксировать какого-либо излучения…» Почтенные магистры невнимательно читали заметки создателя ножа – он и не должен был излучать магию, иначе Велерина почувствовала бы угрозу. А что до свойств: как же вы, тэры экспериментаторы, хотели получить чужую силу без кольца?

Старый костяной нож Истман купил в лавке старьевщика, когда удалось избавиться от охраны и улизнуть в город. Той же ночью он подменил нож из сокровищницы. Кольцо он тоже купил – простенькое, серебряное. Оставалось провести ритуал. Нужна была жертва…

Ручей, о котором говорила Ольгери, оказался не так уж и близко. В путь они двинулись на рассвете, а когда Истман открыл глаза, солнце стояло уже высоко. Колдунья сидела неподалеку, опустив в воду руки.

– Тяжелый ты, – заглянул в лицо Сайли. – Бабуля совсем умаялась. И я тоже.

– Пустое, – махнула на внука женщина. – Ты молодой, часок отдохнуть хватит. Особенно если вон туда по бережку пройдешь.

– А что там, ба?

– Лещина. Орех силу дает. Набери, сколько сможешь – не все ж нам сухари грызть.

Дождавшись, пока мальчишка скроется за кустами, травница подошла и, приподняв за плечи, подтащила раненого к ручью.

– Пусть погуляет пока. А мы тут с тобой управимся.

Истман отвернулся и зажмурился – он делал так всякий раз, когда колдунья стягивала с него штаны. Но в этот раз она взялась и за рубаху, попросту срезала с него грязную, пропитавшуюся потом и кровью ткань вместе с повязками.

– Стесняешься? Глупости все это. А я для глупостей уже старая. Ты на лицо-то не гляди, побольше мне лет, чем сразу видится. Может, кровь отцовская годы сбавляет, может, дар молодит. А ты давай, ежели дела какие… Ну, отойду я, отойду, раз смущаю.

В этот раз удалось повернуться на бок и приподняться на локте, но это стоило ему всех сил – после опять упал на спину, кожей чувствуя каждую веточку или камушек под собой. Снова закрыл глаза, когда вернулась Ольгери, и зябко поежился, чувствуя, как скользит по телу намоченная в ручье тряпка.

– Я за свою жизнь, знаешь, сколько детей перемыла? Что своих, что чужих. Чужие-то, дали боги, живы еще. А мои… Сайли один остался – дочкин младшенький. Второй год уж со мной. А время-то смутное. Нам бы за Чертой пересидеть – так не сидится. И дети мои такими были – всех как одного в большой мир потянуло… А тут война эта. Вот и осталось двое нас. Ходим туда-сюда, хоть и боязно. Так надо ведь. Трав насобираем, кореньев каких. Оно-то и на той стороне растет, да только пустое, как и само место – нет в тамошних травах ни силы, ни пользы, а отсюда принесешь, еще на полгода сгодятся. А в этот раз тебя вот подобрали, дело доброе сделали – в другой раз зачтется.

Она еще что-то говорила, но утомленный мозг отказывался воспринимать неиссякаемый поток слов. Только в самом конце, когда колдунья уже натягивала на него чистые вещи, донеслось, и то не с первого раза:

– Звать тебя как, спрашиваю. И не притворяйся, будто все еще говорить не можешь, отпустить уже должно было. Ну?

– Аиссс… – вырвалось с шипением. А потом уже хрипло, но четко: – Лим.

Отчего на ум пришло именно это имя, сам не знал.

Лимом звали щенка, которого подарил ему дядя. Даже не подарил – отдал за ненадобностью.

Император держал псарню, разводил легавых. За породой усиленно следили, были даже специально приставленные к этому маги. Но иногда случался брак. Вот как с Лимом. Все щенки из помета как на подбор в мать, а у этого и лапы коротки, и хвост не так как-то в бублик закручивается, и уши что те лопухи. Да и мастью не вышел – все крапчато-серые, а этот с непонятно откуда взявшейся желтизной, словно пух цыплячий к морде прилип.

– Топить его сразу, ваше величество, – предложил брезгливо державший щенка псарь.

Растан кивнул, но тут заметил, как побледнел племянник, которого он взял в тот день с собой.

– Жалко?

– Жалко, – признался Истман. – Маленький такой. Хорошенький.

– Маленькие, они все хорошенькие, а после не знаешь, кто тебе в глотку вцепится, – произнес император, думая явно не о собаках. – Но этого, если хочешь, оставим. Только себе возьмешь, тут он мне ни к чему.

Щенок не заставил забыть о планах, но давал от них отвлечься. Малыш требовал заботы и внимания, в течение нескольких следующих месяцев не оставляя лишних минут для чтения или изучения старых карт. С ним нужно было подолгу гулять в заброшенной части дворцового парка, там, куда не совались прохаживавшиеся по аллеям придворные, чтобы, не приведите боги, никто из знатных тэров и тэсс не вступил в оставленную псом кучу. Нужно было купать его, чтобы после таких прогулок он не пачкал ковров и простыней, когда по обыкновению вскарабкивался на постель к хозяину и укладывался в ногах.

Благодаря Лиму удалось найти место для проведения ритуала – там, где они гуляли каждый день, была небольшая лужайка, скрытая кустарником и заросшая высокой травой. Траву Истман вырвал с корнем, расчищенную землю тщательно утоптал, приготовив будущий жертвенник. Не без помощи щенка отыскалась и жертва. Была в свите матери одна фрейлина: толстая, уродливая, с противным, визгливым голосом. Принца она безмерно нервировала. А Лиму не нравилась ее кошка, которой было позволено разгуливать по коридорам отведенных принцессе Исиль апартаментов. Кошка была такая же жирная, как и хозяйка, и так же покачивалась из стороны в сторону при ходьбе. И ее было не жалко.

Время ритуала он рассчитал идеально. Пришлось повозиться с астрономическими картами, но удалось вычислить благоприятное расположение светил с точностью до пяти минут.