Книга о Ласаро де Тормес - Автор Неизвестен

хвост, причем ото всей души, и я сделал то же, хотя безо всякого желания, так как для человека это всё равно что поцеловать задницу. И король сказал ему:

— Капитан, я осведомлен о вашей верности и о ничтожности вашей вины. Посему с этого часа вы прощены, как и все ваши люди и друзья-товарищи, которые оказывали вам поддержку и покровительство. И чтобы вы отныне и впредь находились при дворе, я дарю вам дома и имущество тех, кто волею Божией их вместе с жизнью потерял, а также отдаю вам должность того, кто был моим главнокомандующим, и отныне и впредь исполняйте ее и пользуйтесь ею так, как вы это умеете делать.

Мы все низко склонились перед ним, и Лиций вновь поцеловал ему хвост, всячески превознося его за эти милости, говоря, что верит в то, что Господь поможет ему исполнять свои обязанности и верно служить своему королю так, как того его величество желает.

В тот день наш сеньор король узнал и о бедном Ласаро-тунце, хотя в тот миг последний, видя вокруг себя столько друзей, чувствовал себя таким богатым и счастливым, каким никогда до того в жизни, как мне кажется, не был. Король расспрашивал меня о многом и особенно о нашем вооружении, о том, где я его раздобыл, и на все его вопросы я ответил вполне убедительно. Наконец, всем удовлетворенный, он спросил, с каким числом рыб могли бы сразиться мы, имея такое вооружение. Я ответил:

— Сеньор, с мечом во рту я дерзнул бы вызвать на бой всё море с уверенностью в победе.

Он задрожал от страха и сказал, что ему доставило бы удовольствие, если бы мы провели смотр войск, чтобы он мог видеть, как мы сражаемся. Мы договорились, что осуществим это завтра же, а он выедет за пределы города, чтобы всё увидеть. И вот Лиций, наш генерал, я и все прочие появились на смотровом поле в полном вооружении, а я порешил в тот день показать нечто необычное (хотя там, на земле, солдаты давно этими приемами владеют): я повелел всем выстроиться, и мы проплыли перед его величеством, словно всадники на турнире, выписывая круги, то ускоряя, то замедляя ход. И пускай коронель Вильяльба[144] и его современники сделали бы это лучше и согласованнее, по меньшей мере на море, однако никто из тунцов никогда до того не видел эскадроны в строю, так что они восприняли увиденное как великое чудо. А затем я выстроил в каре всё войско, поместив самых опытных и вооруженных ратников в первые ряды, и приказал, чтобы Мело со своими безоружными тунцами — числом тридцать тысяч — затеяли с нами конные стычки; и они окружили нас со всех сторон, а мы, сохраняя строй, сомкнув ряды, начали защищаться и разить и уничтожать противника так, что целого моря недостало бы, чтобы проникнуть в наш порядок.

Король увидел, что я говорил правду и что нас никак невозможно сокрушить. Он позвал Лиция и сказал:

— Этот ваш друг творит чудеса на поле боя. Кажется мне, что, сражаясь таким способом, мы могли бы властвовать надо всем морем.

— Да будет вашему величеству известно, что это — истинная правда, — сказал главнокомандующий, — а что до удивительной методы сражаться иноземного тунца, моего друга, то я уверен в том, что он — Божий посланник и явился в наши края для вящей славы вашего величества и приумножения ваших земель и владений. Пусть ваше величество удостоверится в том, что этот его дар — наименьший из тех, которыми он обладает, ибо не хватит слов, чтобы перечислить другие его блестящие достоинства: это — самый разумный и мудрый тунец во всём море, доблестный и благородный, самый честный и верный, остроумный и благовоспитанный из всех, о ком мне довелось слышать. В общем, в нем нет ничего, к чему можно было бы придраться, и пусть ваше величество поверит, что говорю я это не из расположения, которое к нему питаю, а потому, что хочу, чтобы вы знали истинное положение дел.

— Конечно, — сказал король, — тунца с такими достоинствами нам послал Господь Бог, и поелику вы так его аттестуете, было бы справедливым, чтобы мы оказали ему честь и пригласили ко двору. Спросите у него, не хочет ли он состоять при нашей особе, и пригласите его от своего и от моего имени почтить наше общество своим присутствием.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ, КАК ЛАСАРО НАХОДИЛСЯ ПРИ КОРОЛЕ И КАК СТАЛ ЕГО ГЛАВНЫМ ПРИБЛИЖЕННЫМ

После этого генерал направился ко мне, чтобы всё мне передать, а король, очень довольный, вернулся в город, а мы вместе с ним. Затем капитан рассказал мне о том, что произошло у него с королем и что король хочет, чтобы я находился при нем, и обо всём прочем. Наконец я получил предложение и, к моей великой чести, стал придворным.

Теперь посмотрите на вашего глашатая, одного из тех, что рекламируют вино в Толедо, ставшего управляющим королевского дома — именно эту обязанность возложил на меня король! — и нечего тут насмешничать! Я возблагодарил Господа за то, что мои дела шли всё лучше и лучше: я со всем усердием служил моему королю и вскорости стал во всём его заменять, ибо ни одного решения, ни важного, ни малозначительного, не принималось без моего участия и согласия. При этом я не оставил безнаказанными тех, кто заслуживал наказания; я исхитрился узнать, как и кем был вынесен несправедливый приговор Лицию, хотя король и помалкивал об этом, так как капитан теперь занимал важный пост и имел большие связи. Используя свое положение, я решил предать дело огласке и сказал королю, что случившееся — полное безобразие, и нечего тут утаивать, ибо это означало бы идти против закона, так что ему следовало бы наказать виновных.

Его величество перепоручил мне это, как и все прочие, дело, и я начал с того, что повелел схватить мошенников, которые вели себя крайне беспечно; и, будучи подвергнуты допросу с пристрастием, все признались, что давали на суде, объявившем славного Лиция преступником, ложные показания. Когда их спросили, почему они это делали и что обещал им главнокомандующий взамен, все они твердили, что ничего за это не получали и ничего он им не обещал, что они-де не были ни его подданными, ни друзьями. О,