Легион против Империи - Александр Мазин

Помимо главных трофеев, были и второстепенные. Тонны пехотного вооружения, боевые машины, возы стрел и прочей метательной снасти, тягловая и кормовая скотина (несколько тысяч голов), скотина двуногая (то есть пленники), общим числом почти девять тысяч…

И что характерно: не успели еще своих мертвых похоронить, а в расположении римской армии уже стало тесно от работорговцев, купцов, барышников и прочей торговой мафии, норовящей задешево скупить бесценные трофеи. Или обменять прямо тут же на вино, жратву и проституток. Взбешенный Черепанов велел выставить торговцев за пределы лагеря и пообещал выдрать всякого (от примипила до самого последнего ауксилария), кто посмеет продать или обменять хоть пряжку от сандалии раньше, чем он, главнокомандующий даст добро на торговлю и откроет городской рынок.

Торговцы протестовали и сулили бойкот (чихать!), собственные солдатики роптали, но сдержанно. Ветераны уже имели печальный опыт скинутых за десятую долю цены, а то и бесполезно пропитых трофеев — и придерживали лишенный тормозов и опыта молодняк.

Геннадий же, в средствах не особо стесненный, уже решил, что чохом всё и всех продавать не станет. Тем более — на месте. Сначала всё рассортирует, классифицирует и велит составить полную опись. Особенно же это касалось рабов. По возможности сразу определить, кого выгоднее не продать, а вернуть за выкуп. Самых упрямых — в гладиаторы. И на роскошные игры в честь великого полководца. Пусть народ узнает, кого надо славить. Раненых — подлечить. Специалистов — установить и продавать поштучно… Словом, никаких демпинговых цен и массового падения рынка, как это обычно случалось при таких военных победах. А чтоб войско не роптало: пообещать всем двойное месячное жалование и премии особо отличившимся. По представлениям командиров. Но не сразу, а по возвращению домой. А прямо сейчас: большой праздник, море винища, жратвы и толпа доступных девок. Бесплатно — для солдат. А у торгашей всё покупать за счет армейской казны и по антиохийским оптовым ценам. Кому не нравится, пусть берет своих баб (вино, жрачку — нужное подчеркнуть) и валит, откуда пришел. Старший по закупкам — Маний Митрил Скорпион.

Вой среди сбежавшихся на дармовщинку торгашей поднялся страшенный… Но что характерно, обратно никто не уехал. А куда деваться? Ждать, пока вино скиснет или овцы в дороге передохнут? А может, пока пьяные солдатики не возьмут передвижной лупанарий штурмом — на такую возможность толсто намекнул Маний Митрил особо разгорячившемуся сутенеру. Знаешь, квирит[55], как это бывает в условиях военного времени? Вот, скажем, подумает наместник: а откуда ты здесь взялся со своими шлюхами так быстро? Может, ты не нам девок вез, а ворогам нашим, персиянам? Ну-ка, палач, возьми этого подозрительного человека и поинтересуйся у него, как давно он снюхался с подданными Ардашира?

Что характерно: после этакой развернутой перспективы горластый сутенер мгновенно скис и согласился на все предложенные условия.

— А и впрямь, откуда они все узнали о нашей победе? — предположил Черепанов, когда Маний рассказал ему о сём поучительном эпизоде.

— Какая им разница, кто станет победителем? — пожал плечами предшественник Черепанова на должности наместника Сирии. — Персы — такие же солдаты, как и наши. Точно так же жрут, пьют и трахаются.

— Но захотят ли они торговать с римлянами? — усомнился Черепанов.

— А где тут римляне, наместник? — Маний Митрил усмехнулся. — Тот торговец шлюхами — ассириец. Латыни не знает вовсе. Зато превосходно болтает по-арамейски и по-персидски.

— Теперь мы сможем подготовить своих катафрактариев, — сказал Геннадий Коршунову. — Ты, Лёха, молодец, что наловил инструкторов! Я вот не догадался…

Разговор происходил после того, как Черепанов и его «штаб» вернулись из местного храма Митры. Неподалеку от Европоса, имелось подземное культовое сооружение этого почтенного воинского бога. Не воздай ему Черепанов положенные почести, друзья-митраисты его бы не поняли.

— Ты — великий военачальник! — польстил наместнику Гонорий Плавт Аптус. Остальные одобрительно загомонили. Старшие офицеры Черепанова знали толк в войне и понимали, что такую победу им мог дать лишь безупречный план главнокомандующего. Потому что качество планирования будущего сражения заключается в том, чтобы план был не просто изящен и эффективен, но имел достаточный запас прочности, чтобы противостоять тому потоку случайностей и отклонений, который и отличает реальное сражение от штабного проекта.

— В старые времена ты непременно получил бы если не триумф[56], то хотя бы овацию[57], — польстил Геннадию командир Двенадцатого легиона. — Но даже в нынешние дать тебе триумфальные почести император просто обязан!

— Я за славой не гонюсь, — буркнул Черепанов. — Римская империя — вот что мне дорого.

Алексею была понятна реакция друга. Там, в Риме, удачливых полководцев не любили. Особенно в нынешнее время, когда за таким полководцем непременно стояла армия. «Лучше убить десять выдающихся военачальников, чем допустить появление еще одного Максимина Фракийца!» Эти слова можно было бы сделать девизом нынешнего века.

Потом был пир. И гладиаторские игры в маленьком цирке Европос.

И возвращение домой, в ликующую Антиохию, где снова — Игры.

И «Да здравствует великий Геннадий Павел!»

— Я была уверена — ты победишь! — заявила мужу Корнелия.

— Как хорошо, что ты цел, — шепнула Алексею его жена Анастасия, когда они, после шумного пира, наконец-то оказались в постели…

* * *

— От него необходимо избавиться! — сказал один из советников матери императора другому три недели спустя, прочитав жалобу сенатора Септимия Одената, пришедшую практически одновременно с известием о разгроме персов у Европос.

— У него немало сторонников в Сенате, — напомнил его собеседник. — А теперь, когда он разбил персов, появятся и другие…

— Разбил персов? — гладкое жирное лицо советника выразило удивление. — Каких персов? Когда?

Его собеседник понимающе улыбнулся. Ну да, Сирия — далеко. Какое дело римлянам до мелких сирийских неурядиц? Да никакого! Лишь бы хлеб раздавали да о праздниках не забывали.

— Есть у меня одна идея, — сказал он и потер розовой ладошкой такую же розовую гладкую щеку. — Пока сенаторы будут спорить, император уже вынесет свой вердикт.

— Наш вердикт, — уточнил первый. — У моего двоюродного племянника Тита Эмилия возникли некоторые проблемы с кредиторами, и ему придется на какое-то время покинуть Рим. А ведь он когда-то целый год отслужил трибуном-латиклавием в Пятнадцатом Апполинарис. Я уже поговорил с нашей Августой, и она согласилась, что было бы расточительно не использовать военный опыт такого толкового, а главное — преданного человека. Я полагал поручить ему один из тех легионов, что стоят сейчас в Верхней Мезии, но сейчас думаю: почему бы не назначить его легатом Девятого Клавдиева?

— Девятого Клавдиева? — Советник прищурился, вспоминая… — Это не тот ли легион, где был когда-то легатом нынешний наместник Сирии?

— Он самый, — кивнул его собеседник. — Наместник самовольно забрал его с собой. Пора вернуть легион туда, где он — нужнее. В Мезию.

— Хорошее предложение! — поддержал советник советника. — Император его непременно одобрит…

Глава четырнадцатая

Лагерь Первого Германского легиона. Катафрактарии

Коршунов был доволен. Он получил, что хотел. А именно — всех уцелевших строевых лошадей персидской конницы. Тысячу восемьсот голов. И примерно столько же комплектов латного вооружения. Правда, над половиной доспехов придется как следует поработать кузнецам, выправляя дефекты и подгоняя железо под рослых германцев, но это вопрос технический. Еще Коршунов забрал себе четверых инструкторов-персов, бывших офицеров, которым предстояло обучать варваров искусству конного строя. И три десятка рядовых катафрактов, которые предпочли оказаться в личных рабах легата Алексия Виктора, вместо перспективы быть проданными на рынке. Собственно, желающих было гораздо больше, но Коршунов отобрал лучших.

Каждый перс принес торжественную клятву (в присутствии зороастрийского жреца) служить новому хозяину верой и правдой, за что каждому было обещано освобождение (в будущем) и денежное вознаграждение, если будут хорошо стараться.

На первые же занятия приехал поглазеть командир римских катафрактариев, вернее, армянских. Префект Меружан. Со своими командирами. Такими же волосатыми и чернобородыми молодцами.

Поглядев на неуклюжие попытки варваров держать строй, Меружан позволил себе легкую иронию. Прочие армяне были не столь деликатны: ржали в голос и бились об заклад, как скоро вывалится из рогатого седла[58] первый варвар.