Легион против Империи - Александр Мазин

Сатрап всё понял, сделал поворот на девяносто градусов и поскакал прочь. А чтобы погоне было чем заняться, помимо его благородной особы, прикрывать бегство командующего осталась большая часть его вооруженной свиты.

Нумидийцы в драку не полезли. Они попросту обогнули заслон, а затем с гиканьем и кошачьими воплями припустили за вожделенным призом.

Перебили храбрых персидских гвардейцев уже парни Коршунова. Не сказать, чтобы быстро и легко, но и без серьезных потерь. Всё же германцев было в десять раз больше. Задержало их только распоряжение рикса — постараться взять кого можно — живьем и не покоцанным.

Не вышло. Персы стояли насмерть. И свое дело они сделали: дистанция между персами и нумидийцами изрядно выросла, и вскоре стало понятно: нумидийцам сатрапа не достать. Пусть они намного легче доспешных персов, но у тех действительно великолепные кони… Оторвались.

Наблюдавший за маневрами персидского главнокомандующего Черепанов, выругался по-русски и повернулся к командиру дромедариев-верблюжатников.

— Догонишь?

Верблюжатник латыни не знал. Ему перевел на сирийский один из адьютантов Коршунова.

— Живьем? — уточнил верблюжатник.

— Без разницы, — ответил сирийский наместник, не знавший по-сирийски и десятка слов, но понявший вопрос без перевода. — Голову только мне принеси. Целую. И всё, что на нем — тоже. Сделаешь — приз. Тысяча денариев!

— Будет тебе голова! — уверенно произнес дромедарий. — В нашей пустыне я самого Гермеса догоню!

Дромедарий был сирийцем, но поклонялся греческим богам. Нормальная ситуация в римской провинции.

* * *

— Легат! — К Коршунову подъехал забрызганный кровью бенефициарий. — Там легионеры Скулди взяли командира.

— Целый? — оживился Коршунов.

— В порядке. Как ты приказал. Лошадью придавило.

— Ко мне его!

Минут через десять перса приволокли. Судя по доспехам, действительно, не простой катафракт. Правда, сказать, что он — «в порядке», было бы преувеличением. Нос, похоже, сломан, рука висит, крашеная, колечками, борода, в грязи и запекшейся крови.

— Поднимите его!

Перса подняли. Тот закричал. Точно, сломана рука.

— Поаккуратнее, — недовольно проворчал Алексей. Еще не хватало, чтоб «добыча» загнулась от болевого шока.

— Ты понимаешь меня, перс? — поинтересовался Коршунов по-латыни.

Пленник не понимал.

Алексей повторил вопрос по-гречески.

— Я не перс, я мидянин! — с неуместным в его положении высокомерием поправил пленник. Ладно, пусть хорохорится. Главное — контакт налажен.

Коршунов наклонился, ухватил пленника за грязную бороду и задрал его голову кверху.

Тот дернулся, сглотнул (решил, видно, сейчас горло перехватят), но не пикнул.

— Жить хочешь, мидянин? — поинтересовался Алексей.

— Ахурамазда…

— Заткнись! — перебил его Коршунов. — Я задал тебе простой вопрос и хочу получить простой ответ. Ну!

— Кто из живущих не хочет жить? — философски произнес пленник.

— Поверь, очень многие! — усмехнулся Коршунов. — Я знавал людей, которые были бы счастливы умереть. Только им не спешили оказывать это благодеяние.

Даже сквозь природную смуглость и слой пыли было заметно, как пленник побледнел.

Но ничего не сказал. Благородный, надо полагать.

— Я могу подарить тебе жизнь, — небрежно произнес Коршунов.

— Сколько? — немедленно поинтересовался мидянин. — Моя семья богата, но много золота за меня не дадут. Я всего лишь третий сын у своего отца.

— Мне не нужно твое золото, — качнул головой Коршунов, отпустил бороду пленника и выпрямился. — Мне нужны твои знания. Я хочу, чтобы ты выучил моих людей биться в конном строю.

— Легче козу научить гарцевать на лошади, чем римлянина — биться длинным копьем! — Пленник почувствовал, что его не станут резать прямо сейчас, и обнаглел.

— Если я велю тебе обучать коз, ты будешь их обучать! — жестко произнес Коршунов. — Ты будешь делать то, что я скажу. И тогда ты останешься в живых. Более того, если ты обучишь моих людей как следует, я тебя отпущу домой. И даже, возможно, дам немного золота, чтобы у тебя было, чем откупиться, когда попадешь в плен в следующий раз. Ты понял меня, перс?

— Я понял тебя, римлянин! Я согласен!

Слишком быстро согласился, подумал Коршунов. И что-то такое мелькнуло в глазах…

«Ишь ты! Надуть меня вздумал!»

— И ты готов поклясться перед своими богами, что будешь верно мне служить?

— Готов! — не раздумывая ответил перс.

Точно! Перехитрить решил. Дай ему волю — тут же смоется. Это что же, как у мусульман в родном мире Коршунова? Клятва, данная неверному, не стоит и медной монетки?

— Хорошо, — кивнул Коршунов. — Мои люди отведут тебя к вашему жрецу, как его… мобеду. И ты принесешь мне клятву. Перед лицом бога.

Пленник заметно опечалился. Точно, надуть хотел.

— Можно я подумаю?

— Можно, — разрешил Коршунов. — Пока я досчитаю до десяти. Потом я отдам тебя вот ему, — Алексей кивнул на скалившегося Фульмината.

Вряд ли африканец годился в палачи. Самый молоденький из Коршуновских готов дал бы ему сто очков форы. Но пленник-то об этом не знал. Глянул на улыбающегося негра, включил воображение… И сдался.

— Да, — пробормотал он, поникнув буйной головенкой. — Я согласен…

— Громче! — потребовал Коршунов.

— Да, архонт, я согласен!

— Рад за тебя. Парни, тащите его к лекарю, да скажите, что он нужен мне больше, чем любой из вас! А ты, — обратился он к бенефициарию, — отыщи персидского жреца и проследи, чтобы клятва была произнесена как надо. Всё. Выполняйте!

Глава тринадцатая

Слава победителям или vae victis[54]

Черепанов был доволен. Всё вышло именно так, как он планировал. Безукоризненно. Враг разбит. Осада снята. Собственные потери — умеренные. Добыча — изрядная. В первые же часы после битвы — шесть тысяч пленников: персы сдавались сотнями и тысячами. Многие, впрочем, разбежалось — их потом собирали по окрестностям. Собрали еще тысячи три — часть выживших всё-таки ухитрилась удрать, вплавь преодолев Евфрат или затерявшись в пустыне. Последним, впрочем, можно было только посочувствовать. Выжить в песках, когда вокруг только враги, маловероятно. Долгая и очень неприятная смерть. Лучше уж сразу, от меча.

Жаль, не удалось пленить сатрапа. Персидский военачальник и его охрана сдаться не пожелали и дромедарии, не вступая в рукопашную, издали побили их стрелами. Верблюжатников тоже можно понять: не с их квалификацией рубиться с персидской элитой.

Ну да ладно. Главное, не ушел, гад! Отправился к своему Арихману или как там его… Правда, без головы. Насчет нее у Черепанова были планы.

Что приятно: похороны персов никаких затруднений не вызвали. Они ж зороастрийцы. По их верованиям трупы надлежит утилизировать в желудках стервятников. Ну и славненько. Вывезли покойничков в пустыню — подальше от обитаемых мест и оставили наедине с их богом и природными санитарами.

Своих, конечно, похоронили честь по чести. Кого — в землю, кого — в огонь. Согласно верованиям.

В совокупности римляне потеряли около восьмисот человек. Включая тех, кто оборонял крепость. Могло быть и хуже. Намного хуже.

Пока готовились к похоронам, Черепанову докладывали о взятых трофеях.

В первую очередь — казна. Полный сундук золотых и серебряных монет. В основном, жалование солдат и офицеров месяцев на шесть вперед. Личное имущество пленных, драгоценные побрякушки высших офицеров и их наложниц. Ну да, персидское руководство путешествовало с комфортом. У того же сатрапа подружек оказалось аж три штуки. Черепанов подарил их особо отличившимся командирам: Аптусу, Меружану и Скулди. Вернее, Коршунову, но тот сразу переадресовал «награду» герулу.

Прочими наложницами Черепанов велел распорядиться «штабу» и элитных персиянок быстренько поделили старшие офицеры. А «неэлитных» использовали в качестве премий для проявивших доблесть легионеров. Самую красивую девку (решали коллегиально), наложницу геройски павшего от удара ядром по голове тысячника катафрактов, вместе с личным имуществом (драгоценностями, нарядами и двумя служанками) торжественно преподнесли Черепанову. Тот принял, дабы не обидеть.

Однако главными трофеями, с точки зрения Геннадия, были не деньги, не девки и даже не восемнадцать штук шелковых шатров вместе со всем их интерьером, а три тысячи полных всаднических доспехов, многие из которых, конечно, нуждались в ремонте, но, по крайней мере половину, можно было использовать хоть сейчас. И еще — почти две тысячи обученных боевому строю лошадей. Это вообще бесценный подарок, потому что вырастить и обучить кавалерийскую лошадь труднее, чем починить защищающий ее кольчужный вальтрап.