Раннее утро - Владимир Пистоленко

(Снова бросается за ней. Догоняет, хватает за руку.) Катя! Катюша!

К а т я. Оставь меня. Прошу! Я должна побыть одна. Одна! Понимаешь? (Уходит.)

Юрий садится на скамейку, сжимает голову руками.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Тот же день. Время близится к вечеру. Квартира Елены. Обстановка второй картины. На столе корзинка с продуктами. На тумбочке, перед портретом Соболева, большой букет цветов. В комнате  З о я  Г р и г о р ь е в н а  и  А н н а  А н д р е е в н а.

А н н а  А н д р е е в н а. Муж-то мой говорит, что Катя просто новую дорогу открыла Юрию. Вот как! Добилась такой удачи! Ей радоваться бы, а у нее в лице ни кровинки. Положила на стол эти самые бумажки, а сама слова сказать не может. Я и так к ней и по-другому — словно окаменел человек.

Телефонный звонок.

З о я  Г р и г о р ь е в н а (берет трубку). Алло! Да, я. Лена? Все собрала, что ты просила. Нет, Леночка, за корзиной никого не посылай, приходи сама. Нет, нет. Крайне нужно, чтоб ты пришла. И одна. Понимаешь? Ничего не случилось. Ты знаешь, если я говорю — нужно, значит, нужно. Хорошо. (Вешает трубку.)

А н н а  А н д р е е в н а. Сейчас хотите поговорить?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да. Откладывать нельзя. Зачем? Да и не тот вопрос. Знаете, Анна Андреевна, не верю, а вместе с тем не знаю, что со мной делается… Конечно, я виновата. Мне и то не нравилось и другое… Молчала. Нужно было раньше вмешаться.

А н н а  А н д р е е в н а. У нас в доме словно какая-то черная тень на всем лежит…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Все понимаю, Анна Андреевна…

Пауза.

А н н а  А н д р е е в н а. Трудно вам будет с Еленой говорить… А больше ничего не придумаешь.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Что придумаешь? Не знаю, чего добьемся, но молчать нельзя. Нет, нельзя!

А н н а  А н д р е е в н а. Мы с Сергеем Ивановичем решили так: что бы ни случилось, Катя и Вовка останутся у нас. Про Катю я уж и не говорю — парнишку жалко.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А Юрий как?

А н н а  А н д р е е в н а. Разве можно совестью своей простить отца, если он бросает родное дитя? По-моему, на земле нету страшнее греха.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да. Верно, Анна Андреевна.

Входит  Е л е н а.

Е л е н а. Здравствуйте, Анна Андреевна.

А н н а  А н д р е е в н а. Здравствуй.

Е л е н а. Вы не болеете?

А н н а  А н д р е е в н а. С чего мне болеть? Живем, слава богу, радуемся. Так я пойду, Зоя Григорьевна.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Всего доброго. (Целует ее.)

Е л е н а. Вы словно от меня убегаете…

А н н а  А н д р е е в н а. Почему? Мы с тобой не подружки, чтоб друг перед другом бегать. Будьте здоровы.

Е л е н а. Сегодня я была в больнице. Видела Нику и Федю. Скоро, видимо, выпишутся. Правда, с врачом переговорить не удалось.

А н н а  А н д р е е в н а. Мы с Сергеем Ивановичем сейчас пойдем. Проведаем.

Зоя Григорьевна провожает Анну Андреевну до дверей.

Е л е н а (стоит у стола, задумавшись). Что с ней?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Так. Всякие неприятности. Сейчас едете?

Е л е н а. Да, там уже все собрались. В машины сели.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Юрий едет?

Е л е н а. Едет.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. С Катей?

Е л е н а. Нет. Собственно, мне дела нет до того, кто с кем едет.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Неправда.

Е л е н а. Эта корзинка?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Тебе ехать не надо.

Е л е н а. Почему?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Ты же лучше меня знаешь почему. Боже мой, Лена, Лена, могла ли я думать когда-нибудь…

Е л е н а. Мамочка, пожалуйста, без трагедий…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. У него же семья, ребенок…

Е л е н а. Ты думаешь, я об этом не знаю?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Если бы не знала…

Е л е н а. Если тебе хочется об этом поговорить, давай как-нибудь потом.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Нет, мы будем говорить сейчас.

Е л е н а. Ну давай. Ты что же, хочешь в чем-то переубедить меня?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Я хочу спасти тебя, ты над пропастью.

Е л е н а. Нет, мама, того, что решено, уже не изменить. И если я и вправду лечу в пропасть, то черт с ним, жалеть ни о чем не буду.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Вы что же, решили пожениться?

Е л е н а. Ничего мы не решали. Вернее, даже не говорили.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Если бы ты знала, Лена, как мне сейчас тяжело! Жить не хочется!

Е л е н а. А мне… мне хочется жить! Я же еще не жила. Только начинаю… Понимаешь? Ты все понимаешь…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Понимаю. Но я не могла бы поверить, что ты способна обокрасть… Да, да, обокрасть! И кого?.. Ребенка!..

Е л е н а. Ну что ты, мама, носишься с этим ребенком, он и без того уже по ночам мне снится! А ведь если разобраться, то какое мне в конце концов до него дело?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А ты думаешь, такие поступки забываются или прощаются? Когда вырастет Вовка, он поймет.

Е л е н а. Довольно, мама.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Нет. Я все скажу. Я жила всю жизнь для тебя. Ты заполняла мою жизнь. И сейчас, когда ты, закрыв глаза, идешь к омуту, я не могу молчать. В свое время люди скажут Вовке о тебе всю правду.

Е л е н а (с горькой иронией). Эта женщина отняла у тебя отца…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Да, отняла отца. Осиротила! Принесла горе, слезы. Он будет вечно проклинать тебя!

Е л е н а. Ну что ж, в жизни всякое бывает. Я понимаю, что Вовке меня не за что любить. Пусть ненавидит. Но принести ему в жертву себя!.. Интересно вот что… Почему ты не думаешь обо мне? Почему? Да у меня, если ты хочешь знать, без Юрия жизнь пуста. Вот это ты можешь понять?..

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Понимаю.

Е л е н а. Ведь ты меня за эти два года не спросила, чем я жила, чем я дышала…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Леночка, ты же сама Юрия оттолкнула!

Е л е н а. И что же, всю жизнь искупать эту вину? Не много ли?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А чью вину всю жизнь будет искупать Катя с ребенком?

Е л е н а. Не знаю. Не мое это дело.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Неправда!

Е л е н а. Но ведь это же мое, личное! Личное! Понимаешь? Имею я на него право?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. А ты считаешь, что это самое твое личное никого больше не касается? Да? Если так, то тогда надо скрыться ото всех за каменной стеной, и уж там живи, как знаешь.

Е л е н а. Я совсем не об этом.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Так о чем же еще! О чем?

Е л е н а. Несколько откровенных слов хочешь? Ты любишь меня, я знаю, что никто никогда не желал мне столько добра, как ты. И сейчас тоже!.. Мама, я понимаю все это! Ты много давала мне хороших советов… Но если бы я сегодня послушала тебя и оттолкнула Юрия, то, наверное, завтра снова бы пришла к нему. Это моя правда.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Разум где?

Е л е н а. Со мной, конечно. (Берет корзинку.) Я пошла, мамочка.

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Лена! Подожди!.. (Пауза.) Ты повесила портрет своего отца, почти каждый день меняешь цветы; я вижу, знаю, как ты любишь его. Ну, а что бы ты сказала, если бы узнала, что вот этот человек бросил тебя… нас обеих бросил…

Е л е н а. Ну, знаешь, мама…

З о я  Г р и г о р ь е в н а (прерывая). Тебя покоробило? Так знай все. Я не хотела омрачать твои детские годы… (Отставляет цветы.) Не ставь больше! Он не заслужил этого…

Е л е н а. Мама!

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Ты права, он очень похож на нашего гостя, полковника Иванова, только полковник этот не Иванов, а Соболев…

Е л е н а. Соболев?

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Твой отец. Да, да, твой отец.

Е л е н а. Мой… отец? (Опускает голову на руки.) Боже мой!

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Он бросил нас с тобой и уехал с моей подругой… Ты считала его погибшим… Но он жил, благоденствовал… Вот теперь ты знаешь все. У меня, бывало, сердце кровью обливалось, когда ты, будучи еще школьницей, шарила по карте и гадала — не здесь ли он… А!.. Всего не рассказать… Мы могли бы жить вместе… И ты хочешь… как та… что с ним…

В дверь стучат.

Е л е н а. Никого не впускай.

З о я  Г р и г о р ь е в н а (взглянув в окно). Это Юрий.

Е л е н а. Пусть войдет…

З о я  Г р и г о р ь е в н а. Немного… возьми себя в руки. (Уходит.)

Е л е н а (одна). А зачем ему сейчас входить? Зачем? Нет, надо. Я должна сказать… Что сказать?.. Если бы я знала… Куда мне податься?!.. Тупик… (Взгляд ее падает на портрет отца. Она подходит ближе. Снимает со стены портрет.) Кто ты, Соболев-Иванов? А глаза ясные, чистые… И такая ложь… (Кладет портрет.) Что же мне делать? Ой, Ленка, не кисни… А как же я буду жить без Юрия? Если бы вместо сердца камень, чтоб не ныло, не болело…