Сила меча - Дмитрий Тедеев

Мы всё время крутились неподалеку от Светланы Васильевны, рядом с ней было хорошо и интересно, она часто хвалила кого‑нибудь за ловкость или за что‑нибудь ещё, а кому не хочется в одиннадцать лет лишний раз услышать похвалу от любимой учительницы?

Я тоже почти не отходила от неё. Только раз, всего один раз отбежала в сторону, надо было отлучаться “в кустики”.

И столкнулась с маньяком.

Этот мужик давно уже, видно, наблюдал за нами, специально караулил в кустах, ждал, когда кто‑нибудь ему попадётся. Попалась я.

Он сграбастал меня за воротник и каким‑то жутким шёпотом приказал: “Тихо! Тихо, а то придушу. Пошли”. И повёл меня дальше в заросли, уводя от наших ребят, от Светланы Васильевны. И я пошла. Покорно переставляя ставшие слабыми и чужими ноги.

И в этот момент откуда‑то сбоку на нас вылетел Максим. И с ходу радостно заорал:

— Любка! А мы тебя ищем! Мы там ёжика нашли, почти такого же, как твой!

А потом громче:

— Сашка! Сюда! Я нашёл Озерцову!

И тут же появился Сашка и тоже радостно и громко заорал Светлане Васильевне, что “Озерцова нашлась”. Мужик как‑то незаметно, боком отступил в кусты и исчез. Мальчишки так ничего и не поняли, что происходило, сразу забыли про того мужика, и мы вместе побежали смотреть на найденного ёжика. Да я и сама тогда толком ничего не поняла, даже перепугаться как следует не успела. Только потом до меня стало доходить, от какой беды, сам того не заметив, спас меня Максим.

И я влюбилась в Максима.

Мне он ужасно нравился. Незаметный, скромный, очень добрый. Настоящий, не на показ, рыцарь. Другие наши мальчишки тоже в основном были хорошими, не злыми, но с нами, девчонками, не очень церемонились, могли запросто оттолкнуть, когда куда‑нибудь торопились, шутки ради дёрнуть за косичку, засунуть за воротник снежок. Максим никогда этого не делал. Ни со мной, ни с остальными девчонками. Да и не только с девчонками, он вообще никого никогда не обижал. Никогда не дрался, даже когда его задирали, хотя не был ни слабаком, ни трусом. Просто он, хоть и занимался уже тогда Айкидо, не любил драться, не любил бить людей.

Меня Максим совершенно не замечал. Ни меня, ни моей влюблённости. Я обижалась на него, даже плакала иногда потихоньку. Иногда мне очень хотелось признаться ему, написать записку, но я так ни разу на это и не решилась. В нашем классе не считалось зазорным написать мальчику записку с предложением “дружить”, девчонки часто писали такие записки и обсуждали друг с дружкой, кто из них кого из мальчишек “любит”. Но это больше было игрой, а у меня уже тогда всё было очень серьёзно, поэтому я никому своей тайной влюблённости в Максима не выдавала. Не решилась и ему признаться, хотя знала, что он бы ни за что не обидел меня, никому бы об этом не рассказал.

А сам он меня не замечал. В упор. Ни моих взглядов, ни попыток заговорить с ним о чём‑нибудь. Нет, он отвечал, по–хорошему отвечал, не отмахивался, но он ответил бы точно так же любой другой девочке. И мальчику. Я для него ничем не отличалась от всех остальных наших ребят.

Утешало меня тогда только то, что, по моим пристальным наблюдениям, не замечал Максим не только меня, никто вообще из девчонок пока не запал ему в душу. Пока.

И я страшно переживала, боялась, что когда‑нибудь у Максима проснутся чувства к кому‑нибудь, и этим, вернее этой “кем‑то” окажусь не я, а какая‑нибудь другая девчонка. Может быть – просто более смелая, написавшая, например, Максиму записку.

Так я и мучилась до самого восьмого класса. А в восьмом классе, когда после лета мы, загорелые, подросшие и сильно повзрослевшие, встретились в школе, Максим первый раз на меня посмотрел. Я давно, очень давно ждала и мечтала о таком его взгляде на меня, поэтому сразу его заметила. И с обмиранием тоже взглянула на него. А он…

А он, встретившись со мной взглядом, ужасно смутился и торопливо отвёл глаза. Какой же он ещё ребёнок, с нежностью и теплотой думала я о нём. Моя душа ликовала, мне хотелось летать от счастья! Максим меня наконец заметил! Самый лучший, добрый и чистый мальчишка на свете тоже влюбился в меня! Ну, может, пока ещё не совсем влюбился, но влюбится, обязательно влюбится! Такие взгляды просто так не кидают!

Максим действительно влюбился. В меня. “По уши”. Этого нельзя, по–моему, было не заметить. Но он, дурачок, думал, что этого никто не видит, и изо всех сил пытался скрывать свою влюблённость. И что самое интересное, этого действительно никто не замечал, а может, просто не обращали внимания. Кроме меня, конечно, и его друга Сашки.

Со мной Максим вовсе не стал больше общаться, скорее наоборот, меньше. Если раньше он не замечал меня и разговаривал столько же, сколько и со всеми другими, то теперь, наоборот, очень даже стал замечать и старался избегать общения. А когда ему это не удавалось, ужасно смущался, краснел и начинал говорить невпопад. О том, чтобы он пригласил меня в кино или на танец на школьной дискотеке, об этом я и не мечтала. Когда‑нибудь пригласит, обязательно пригласит, а пока мне было и так хорошо. Я знала, как он ко мне относится, и мне этого было пока достаточно.

Жаль только, что о том, что я его тоже люблю, он не догадывался. Вообще‑то он очень чуткий и внимательный, но тут как будто ослеп, а сама я так и не могла решиться рассказать ему о своей любви.

Теперь я уже не очень боялась, что Максима “отобьют” у меня. Он, как и я, явно был однолюбом. Если привязывался к кому‑нибудь, то раз и навсегда. Как к тому же Сашке. Или к своему тренеру по Айкидо. Теперь вот – ко мне… К тому же девчонки Максима не особенно замечали, был он тихим и скромным, а их больше интересовали “яркие личности”, “раскованные” мальчишки, такие, как Сашка. И то, что Максим был не слишком популярен у нас в классе, меня совершенно не огорчало. Он – мой. Он будет моим, только моим, и кого‑то лучше его мне не надо. Вернее, лучше и не бывает, не может быть.

Так и текло время. В сладких, согревающих душу мечтах, в ожидании, когда же Максим повзрослеет настолько, что станет смелее со мной, начнёт со мной разговаривать, признается в своей любви, и мне можно будет признаться в моей. Это было томительно, но очень хорошо – жить в ожидании будущего счастья и быть уверенной, что счастье обязательно наступит…

И всё моментально изменилось, когда в конце 9–го класса Максим совершенно неожиданно для всех подрался с этим отвратительным Бурым. И не просто подрался и побил его, а, как говорили, чуть ли не головой в унитаз засунул.

И некоторые считали, что это – из‑за нашей Лидки…

А эта стерва Лидка вовсе и не возражала против такой версии, многозначительно поднимала глаза к потолку и загадочно ухмылялась. Ей явно доставляло удовольствие, что “из‑за неё” произошла драка, о которой говорит вся школа. И что у этой драки обязательно будет продолжение, потому что Бурый — “шестёрка” самого Тайсона. Бурый был именно “шестёркой”, добровольным рабом, а вовсе не другом Тайсона. Но унизить раба означает унизить и господина. А позволить безнаказанно унизить себя Тайсон не мог.

Лидка прямо млела от всего этого кошмара, ей нисколько не было жалко ни Максима, ни Бурого. Бурого она вообще не очень‑то высоко ставила, только и думала, как бы “наставить ему рога”. Но ей это не очень удавалось. Ревнивый Бурый не спускал с неё глаз, а связываться с ним боялись. Поэтому все ребята как от огня шарахались от стервозной Лидки, старались её не замечать. Неужели Максимка, дурачок, связался с этой гадиной?

Я совершенно не верила в то, что Максим испытывал к Лидке какие‑то нежные чувства. Не потому, что считала, что в эту гадину Лидку невозможно влюбиться. Влюбился же этот Бурый, по–своему, конечно, гнусно как‑то, но всё‑таки влюбился. Просто даже и после драки с Бурым я видела, как Максим украдкой смотрит на меня. А на Лидку вообще не смотрит, она для него – пустое место, в этом я была абсолютно уверена, скрыть такое невозможно, тем более – Максиму, у которого все его переживания буквально на лице написаны.

Но все говорили, что Бурый затеял драку с Максимом из‑за того, что тот ходил с Лидкой в кино. А это вполне могло быть. Лидка могла запросто сама навязаться, а он ведь совершенно не умеет отказывать, тем более девчонке!

Лидка появилась в нашем классе года полтора назад, её перевели из “А” класса. Её мать заявила нашей директрисе, что из‑за постоянных истерик Мымры у её дочки всё время болит голова. Это заявление тоже вызвало истерику, на этот раз директрисы. Но Лидкину мамашу истериками не проймёшь (Лидку, кстати, – тоже, никакая голова у неё не болела, просто её мамаша не хотела, чтобы Лидка училась в одном классе с Бурым). Мамаша пригрозила директрисе, что будет жаловаться в “районо” и выше. А боязнь начальства у нашей директрисы – единственное слабое место, поэтому Лидку тут же перевели к нам.