Союз нерушимый - Влад Савин

Целых четыре дня были нашими. Тоже занятые делами — тут и подробный доклад в Москву, и обследование корабля целой командой с Арсенала, и дядя Саша, ой, товарищ Кириллов, меня взял в оборот — нашел что в той истории с «мистером Доу» я действовала грамотно. Кстати, мистер этот уехал, больше не совершая ничего предосудительного, не был замечен абсолютно ни в чем. Что настораживало еще больше — значит, есть тут у англичан кто-то еще, ну а «мистер Доу» сделав свое дело, просто отвалил. Проанализировать все движение информации, кто что знал, кому мог сообщить — без компьютера и наглядной графической модели, тут же выдающей все эти связи, я бы не справилась! И самое поганое, что ничего так и не нашли!

— Если это СИС а не УСО, то у них манера другая — сказал дядя Саша — они не торопятся, и на форсированный вариант идут лишь в совсем крайнем случае. Зато они ничего не забывают и не упускают, анализируют на косвенных, ищут подтверждения, и могут составить правдивую картинку, даже близко и не подходя! И на диверсии обычно не отвлекаются, очень редко прибегают к активным действиям — лишь сидят тихо, себя не выдавая, и собирают сведения по крупице. Выводы, товарищ старший лейтенант ГБ?

— Слабое место, связь — отвечаю — ведь должны они добытое куда-то передавать, или между собой делиться, чтобы собрать картину из осколков? И если они так въедливо цепляются к любой мелочи, то… Лишнее подбросить, ну как в этом рассказе из будущего про «маузер Папанина». Если они не могут знать, что именно надлежит отбросить, все стараются учесть?

— Хвалю! — сказал дядя Саша — вот так и работай. Но впредь, как ты сказала, «рассказ из», не допускай — мало ли кто случайно может услышать? Даже не обязательно враг — как тогда, с «африканскими алмазами». Кодовое слово ты знаешь, его и употребляй, даже между своими. Потому что чувствую, ничего еще не закончено с Победой. Что-то происходит… непонятное. И боюсь, что мы, избегнув капканов того пути, свернули на дорогу совершенно нехоженую, где вилы свои, не менее опасные. В общем, делай, что должно, и не расслабляйся — а я прослежу, и сверху тебя прикрою.

Загадки полные. Но все же хорошо, что при всем том, каждый день мы с Михаилом Петровичем видели друг друга часто, и не только с вечера до утра, а и выгадывали время, хоть час, полтора, на прогулки вместе, как прошлым летом. Погода такая — что в четырех стенах сидеть не хочется, да и вероятность, что кто-то разыскивать будет, по делу, которое вполне может всего один час подождать! Благо, и поблизости, сразу за проходной, между заводом и Первомайской стало уже что-то на парк похожее, аллеи и дорожки появились, даже скамейки поставили. Свежий воздух, простор, так легко на душе — идем, разговариваем, или просто за руки держимся, хорошо так, когда даже слова не нужны. И ничего, что там ветрено всегда, от моря, а я, когда с Михаилом Петровичем, никогда косынок и беретиков не ношу, а лишь в шляпке как ему нравится — мы идем, и налетит вдруг озорной ветер, сорвет с меня шляпу, и катит колесом! А мы лишь улыбнемся друг другу, и вместе следом спешим, рук не разнимая — ну не все же время чинно идти, в жизни и непогода бывает тоже!

А мой Адмирал говорит, я на актрису похожа, что Тимиреву играла, а когда в этой шляпе, то и вовсе не отличить. Я даже, когда тот фильм смотрела на компьютере, кадр останавливала, и на себя в зеркало глядела, сравнить, в шляпке и без нее. Но тот из фильма все же враг был, сколько он людей в Сибири замучил и расстрелял! — однако же как Тимирева, тоже Анна, его любила, это уважения заслуживает, и ведь в отличие от «морских» сцен, которые у Михаила Петровича вызывают лишь усмешку, про любовь их там показано, как в жизни было! Хотя если она врага любила, значит сама… Нет, ведь ее наша Советская власть ни в чем не обвинила, а значит, врагом не считала! И вообще, это лишь внешний образ, и смотрится красиво, мне идет, и моему Адмиралу нравится. А про шипение таких как наша «попадья», за моей спиной — что вырядилась, как фифа ходит! — да кто она такая, чтобы мне указывать? Ой, разозлюсь, и вылетит она отсюда завтра же, есть у меня такое право! Но если и впрямь горе у нее, да и говорят, она расчетчица хорошая, тоже бывшая студентка ленинградского универа, только с мехмата, а не инъяза, сама из Пскова, что под немцами был? Ладно, пусть шипит, если ей так легче, с меня не убудет!

А шестнадцатого прилетел сам товарищ Пономаренко. И был у меня с ним очень серьезный разговор.

Сначала Пантелеймон Кондратьевич с дядей Сашей о чем-то говорили, в кабинете закрывшись. Затем меня вызывают. И сразу вопрос — намерена ли я на службе остаться? Поскольку война кончилась — и, как замужняя, да еще и «в положении», имею полное право быть демобилизованной, и совет вам да любовь.

А что я умею, в мирной жизни? Сплошная недоучка в свои двадцать два года — незаконченный инъяз Ленинградского универа, здесь по верхам нахваталась, по кораблестроению и атомной физике — но явно не имею таланта к чистой науке! Могла бы без проблем на третий курс восстановиться, с сентября — но куда мне, если в ноябре у меня срок подойдет? И я в Ленинграде буду, а мой Адмирал на севере… и хватит уже с меня практики с «носителями языка» на всю оставшуюся жизнь! Но и стать лишь женой и матерью, после того, что узнала — да я же не вынесу просто, думая постоянно, а вдруг через сорок, пятьдесят лет, и тут «перестройка» с капитализмом?

В солнце, в жару ли — в любую погодуЛучшие — с нами. Лучшие вместе,Чтоб ваши дети не выбрали водку,Чтоб ваши внуки не выбрали пепси

Нет, не хочу! Чтобы тот, кто через пять месяцев родится, и в бандитском капитализме жил, а его дети, мои и моего Адмирала внуки — как там в этой песне, что мне в душу врезалась, жаль что сейчас ее петь нельзя, не поймут — и как там дальше, чтобы твой сын не родился «кяфиром», чтоб твою дочь в гарем не продали. Чтобы твой сын не сидел в каталажке, чтобы твою дочь не снимали с панели. Это моих детей — да я же убивать, глотки рвать буду, чтобы такого не случилось! И уж тут я кое-чему обучена, умею! Если знаешь, что твой мир рухнет, все равно через сколько лет, двадцать, пятьдесят, сто — как с этим жить?

— Хотела бы остаться — говорю — еще месяца два в нормальной форме буду, после придется отпуск взять, но лишь на время! А там видно будет — какой фронт окажется главным.

Вижу, переглянулись Пантелеймон Кондратьевич с дядей Сашей. А вот интересно, что за интерес тут, на Севмаше, у товарища Пономаренко? Он ведь теперь член Политбюро, курирует идеологию и пропаганду, а кроме того, остается главой советских партизан — которых сейчас переименовали в войска осназ НКВД (не путать с армейским осназом), вычищают лесную мразь в Прибалтике, Украине, Польше, Югославии. И война эта едва ли не столь же трудна, как совсем недавно, против немецких оккупантов — но куда менее почетна и известна.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});