Аэропорт - Сергей Лойко

Вроде наша «арта» работает по сепарам, а не САУ, которых там нет. И с какой стати по ним лупят? Ошибка или случай? Опять залегли на дно.

— Слышь, Панас, — говорит Дракон, стряхивая землю с пластмассовой каши. — Так ведь и убить могут, а я голодный.

Доели лежа. Присели, смотрят друг на друга, не понимая, как они в который раз могли заставить себя скушать эту пластмассовую отраву.

— Панас, у тебя каска не по размеру, — говорит Дракон, вытирая нож влажной салфеткой. — Она должна тебе по башке стучать при беге, нет?

— Я предпочитаю пешком ходить, — отвечает Панас, — ты на себя лучше посмотри. У тебя не каска, а тюбетейка кевларовая.[141]

Действительно, если у Панаса голова чуть ли не тонет в каске, как в тазу, то у Дракона она сидит на затылке, как кипа у еврея.

Однако пришло время высунуться и посмотреть, что там слышно после обстрела, потому что со дна воронки ничего не видно. Они высунули носы над краем воронки. Сначала один, потом другой.

* * *

В метрах пятистах от друзей снайпер Сергей с позывным «Шакал» осваивался с новым прицелом с тепловизором, а то дни короткие, и скучно по ночам бывает без работы, как он любил шутить.

Их группу из трех человек направили к Краснокаменскому аэропорту совершенно неожиданно и необъяснимо. Какая такая необходимость хлопать укров в этих никому не нужных руинах «брестской крепости»? Но работа есть работа, приказ есть приказ.

Все трое снайперов утром распределились по периметру сепарских позиций напротив нового терминала и начали охоту. Сергей вдруг вспомнил и их крайнее задание в Киеве, в феврале. Непыльно, спокойно и неинтересно, как в тире. А здесь уже настоящая охота на настоящего зверя. Сергей вдруг вспомнил ту красивую брюнетку, которую он то ли подстрелил, то ли нет. Нужно было проверить тогда, на Майдане. А так получается то ли 97, то ли 98.

Сергей в жизни был аккуратен, как и в стрельбе. Он вел счет своим «охотничьим» трофеям. Афганистан, 1988–1989. Москва, осада Белого дома в 1993-м. Чечня, 1994–1996. Чечня, 1999–2002. Грузия, 2008. Киев, 2014. И вот теперь этот захолустный Красный Камень, о существовании которого он узнал из новостей только с месяц назад. Ну и, конечно, пара-тройка частных подработок «в рабочее от свободы» время.

В тепловизорном прицеле в 507 метрах от него на 9 часов 12 минут «теплели» две головы. Супер! Начали! Сергей стер рукой пот с бровей, нажал на спусковой крючок один раз, потом второй. Ну вот, 98 и 99, или 99 и 100! Блин, сработал бы ту девку, знал бы точно, что сотенка!

В кармане завибрировал телефон. «Очень вовремя», — подумал Сергей. Сообщение от жены: «Милый мой! С днем рождения тебя. Приезжай, получишь подарок. Твоя Дюймовочка».

Сергей посмотрел на часы. Там бледно-зеленым цветом светились цифры 00:05.

— Спасибо тебе, девочка, за первые подарки сегодня! — снайпер поцеловал свою винтовку СВДС и стал любовно укладывать ее в чехол.

* * *

«Недостреленная» брюнетка сидела на малюсенькой кухоньке в Киеве с бокалом портвейна, недопитого еще Степой, и плакала, роняя в него слезы.

«Я просто дура, малолетка, не понимаю, что делаю, не понимаю, что мне надо», — думала она, вертя в руке телефон и не решаясь позвонить.

Наконец, допив бокал, она решилась.

Набрала первый номер, услышала автоматический ответ: «We are sorry, the person at this number is unavailable at the moment. Please leave your message after the beep. Be‑e‑e‑e‑e- e‑e‑e‑e‑e‑e‑e‑p».

Набрала второй номер, услышала похожий ответ на украинском. Швырнула телефон на постель. И сама бросилась на нее лицом вниз...

* * *

Дракон и Панас вглядывались и вслушивались в темноту вокруг них. Голова у Дракона вдруг откинулась назад, и он захрипел. Панас резко повернулся к другу, и сам, увидев искры перед глазами, отлетел на другую сторону воронки. В голове не было ничего, кроме шума. А вокруг стояла тишина. По лицу текло что‑то липкое. Он понял — кровь. Снял каску, стал щупать голову. Он понимал, что жив, но ранен. Сергеич потом скажет, что, по всему, должно было шею сломать.

Панас судорожно искал пулевое отверстие, как неизлечимо больной заглядывает в свои рентгеновские снимки. Он его так и не нашел. Кровь продолжала течь откуда‑то со лба. Он повертел в руках каску, ощупал ее и нашел («Ни х...я себе струя!») объяснение всему — пулю. Она была практически не деформирована. Он пальцами почувствовал, что 7,62. СВД. Снайпер. Как он его вычислил в темноте? Пуля застряла в слоях кевлара. Он провел рукой по лбу. Нестерпимая боль над правой бровью. Почувствовал пальцами, что там торчат какие‑то острые зубчики. Стал выдергивать их ногтями. Это были пластиковые осколки от разбитой каски, спасшей ему жизнь.

Кровь заливала глаза. Он сел на трясущиеся колени в воронке. Стал искать Дракона. Не мог же тот убежать, улететь или испариться? Дракон не сделал ни первого, ни второго, ни третьего. Он умер на месте. Снайперская пуля вошла ему в голову прямо над правой бровью. Панас нашел его руками. Пощупал шею. Пульса не было. Пару минут назад они давились пластиковой кашей. Смеялись друг над другом, острили, не думали о смерти. Теперь Дракон лежал бездыханный у его ног.

У Панаса до 23 августа 2014 года был младший брат, Саша. Разница в два года. Он не был профессиональным военным, как Панас. Он был клоуном-аниматором в Киевском цирке. Пошел на фронт добровольцем. Был убит русскими в котле под Иловайском. Панаса не было с ним.

Он не смог спасти брата. Он остро чувствовал свою вину. Ведь брат в армию пошел из‑за него. Мать сказала: «Нет». А он ей: «А как я брату буду в глаза смотреть?». И ушел. И не вернулся. В детстве мама всегда говорила им: «Вместе ушли гулять, вместе пришли».

Сегодня Панас ушел в бой не вместе с братом, но вместе с другом.

— Вместе и вернемся, Остапчик.

Он перекинул два автомата вокруг шеи, снял с мертвого друга каску, броник, чтобы было полегче нести. Снова напялил на него разгрузку, взвалил на спину тело Дракона (мертвые гораздо тяжелее живых, и раненого легче нести, чем мертвого; раненый помогает, а мертвый нет) и, шатаясь и спотыкаясь в темноте, медленно зашагал назад, к своим. Вдруг запищал телефон. Панас упал на землю, придавленный Драконом.

— Значит, я не оглох, — сказал он сам себе, услышал свой голос, как эхо из трубы, и добавил: — Так я ж выключал телефон перед корректировкой.

Снова пикнуло. Не у него. Где‑то рядом, блин.

«Б...дь, демаскировка!» — подумал Панас и понял, что телефон пикал в разгрузке Дракона. Он перевернул Дракона на спину, пробежался рукой по разгрузке, нащупал телефон, достал его, поднес к глазам, нажал сообщения и прочитал: «Остапушка, мы...». Сообщение обрывалось.

Он открыл второе: «с папой пьем за твое здоровье. Ты как раз щас родился. Целуем. Любим. Ждем».

— Твою мать, — только и смог вымолвить Панас в темноту.

Серого цвета в мире больше не было. Только черный...

ГЛАВА XIII.

РАССТРЕЛ

— Глупые вы, глупые! — сказал он, — не головотяпами следует вам, по делам вашим, называться, а глуповцами! Не хочу я володеть глупыми! А ищите такого князя, какого нет в свете глупее, — и тот будет володеть вами.

Михаил Салтыков-Щедрин. История одного города12 АПРЕЛЯ 2014 ГОДА. Г. СОЛЕГОРСК. ДОНБАСС

— Смотри, смотри, Соня, они горотдел штурмуют. — Николай Иваныч, старший крановщик «Укрсоли», единственного все еще агонизирующего предприятия (остальные уже померли) в этом захолустном городке, вытирал усы после раннего завтрака, накрытого ему на кухне заботливой супругой. Завтрак состоял из чая с домашним клубничным вареньем и бутерброда со сливочным маслом и вареной колбасой. Николай Иваныч, не отрываясь, наблюдал из окна своего третьего этажа за происходящим перед главным входом в горотдел милиции. — А куда это все менты подевались, интересно? Прямо кино. Если начнут стрелять, считай, выходной заработал.

Крановщик пододвинул стул к окну, сел и продолжил смотреть «кино». Жена Соня стояла рядом, покачивая головой, подпертой маленьким сморщенным кулачком, и что- то причитала себе под нос, осеняя себя время от времени лаконичным, не размашистым, крестным знамением.

В нескольких метрах от них разворачивались события, которым суждено было послужить спусковым крючком того, что позже Москва официально и неофициально будет именовать не иначе как «гражданская война на востоке Украины». И что Киев неофициально назовет «войной за независимость», а официально — «Антитеррористической операцией». И затянется эта кровавая бодяга, как ее ни назови, на долгие месяцы. Тысячи, включая мирных жителей, будут убиты, десятки тысяч ранены и искалечены. Сотни тысяч беженцев окажутся в соседней России или в других областях Украины.

Все действующие предприятия и шахты в регионе встанут, многие будут разрушены. Как в 1941 году и в два последующих года Великой войны, Донбасс снова будут утюжить танки и самоходные орудия. Соня с мужем смотрели только российское телевидение (украинское у них плохо показывало), и там постоянно твердили, будто какие‑то «укрофашисты-бандеровцы» (кто такие, где они?) вторглись в Восточную Украину, где «свободолюбивый русскоговорящий народ» готовится отразить новую фашистскую агрессию («Матерь Божья! Да не дай Бог!»).