Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы - Збигнев Бжезинский

Решение укрепить американо-индийское стратегическое партнерство на условиях, способствующих расширению ядерного арсенала Индии, должно было стать особенно неприемлемым для Китая, который до того времени исходил из концепции минимального стратегического средства устрашения. Значительное увеличение ядерного арсенала Индии могло только побудить Пекин отказаться от стратегического самоограничения Этот шаг США, без сомнения, также делал Пекин менее склонным откликнуться на призыв Америки в отношении позиции по Северной Корее и Ирану.

Неравный и своевольный подход Америки к ядерной проблеме, по-видимому, усиливал стремление Китая к перестройке структуры международных отношений. С ростом его авторитета Китай все больше видит себя в роли одного из главных глобальных игроков, который не желает быть связанным правилами игры, придуманными в основном в эпоху верховенства Америки. Следуя политике мира, Китай стал более открыто выражать намерение по-новому подойти к сложившемуся механизму между народного урегулирования. Как писал ведущий китайский журнал по вопросам внешней политики, Китай должен «проявить инициативу и принять активное участие в реформе и перестройке международной системы, с тем чтобы она полнее отражала интересы и требования Китая. В противном случае он будет вынужден либо выйти из такой международной системы, либо согласиться на контроль других, либо ему придется бросить вызов системе “fait accompli”»[7].

Осторожно, но настойчиво стремясь повысить свою международную роль, Пекин, выходя за пределы Восточной Азии, по всей вероятности, делает своей следующей целью Ближний Восток. Чтобы здесь обеспечить себе достойное место, Китай подчеркивает, что он может стать надежным потребителем нефти, конкурентоспособным поставщиком потребительских товаров, а также вооружений и дружественным политическим партнером. В отличие от США в последние годы Китай не третирует авторитарных правителей и не допускает высокомерного отношения к религии и культуре других народов. Арабы вряд ли могут услышать от Китая заявления в менторском тоне, ставшем торговой маркой внешнеполитических деклараций администрации Буша. Если политика США в отношении этого региона, которая проводится после 11 сентября, не будет пересмотрена, нетрудно представить себе, что Китай приобретет здесь доминирующее влияние.

Долговременным интересам Америки также вредит то, что и американском лидерстве недостает внимания к проблемам общественного блага в их глобальном масштабе. В период с 2001 но 2006 год, когда развертывалась гуманитарная трагедия в Дарфуре, отношение США к этим событиям было в основном безразличным. США не только отвернулись от Международного уголовною суда, видя в нем угрозу своему суверенитету, но и использовали свои политические рычаги, чтобы добиться от дружественных стран специального статуса для американского военного персонала, исключающего возможность применения в отношении него санкций. Киотский протокол стал козлом отпущения для скептиков из Белого дома, не верящих в глобальное потепление, хотя большая часть американской общественности разделяет отвращение администрации к этому вопросу. Как показали результаты международного опроса, проведенного среди тех, кто слышал о глобальном потеплении, только 19 процентов американцев заявили, что серьезно обеспокоены проблемой, но сравнению с 46 процентами во Франции, 66 процентами в Японии, 65 процентами в Индии и 34 процентами в России. При столь безразличном отношении, поощряемом официальным скептицизмом, неудивительно, что серьезное сравнительное исследование Йельского и Колумбийского университетов, подготовленное в начале 2006 года Всемирным экономическим форумом, поместило Соединенные Штаты позади большинства передовых стран по степени внимания, уделяемого проблемам защиты окружающей среды.

В период президентства Буша переговоры о ВТО, проводившиеся в продолжение «раунда Дохи», оказались в тупике из-за столкновения американской и европейской точек зрения по вопросу сельскохозяйственных субсидий, ставшему препятствием для более широкого глобального урегулирования вопросов торговли, безотлагательное решение которых крайне необходимо для наиболее бедных и зависимых от сельского хозяйства стран. Еще в 2001 году наиболее богатые страны мира обещали, что «раунд Дохи» будет «раундом развития», непосредственно нацеленным на исправление неравенств, возникших в прошлом, и создание новых возможностей для более бедных стран. При явной недостаточности американского лидерства и из-за перебранок между США и Европейским Союзом о либерализации в аграрном секторе это обещание стало походить на линию горизонта, которая отодвигается по мере продвижения к ней. (Между тем, и Соединенные Штаты, и Европейский Союз, так же как и Япония, выделяют огромные субсидии своим фермерам: в 2005 году США предоставили им 43 миллиарда долларов, Япония — 47 миллиардов, а Европейский Союз 134 миллиарда.) Более того, узкие эгоистические интересы сделали американцев и европейцев безразличными к проблеме незащищенности нарождающейся промышленности более бедных стран от конкуренции передовых.

И последнее по порядку, но не по значению: Соединенные Штаты просто не выполнили свои обязательства, взятые ими в 2002-м в Монтеррее, «предпринять конкретные усилия, чтобы существенно повысить уровень помощи, оказываемой развитию». В то же время Соединенные Штаты держат под крепким контролем Всемирный банк на том основании, что являются его крупнейшим донором, и весьма сдержанно отнеслись к программе ООН «Тысячелетне развития», ставящей целью снижение глобальной нищеты, голода и болезней. Несмотря на официальную риторику о «сострадании». Соединенные Штаты, исходя из определения размера экономической помощи по уровню дохода на душу населения, остаются одним из наименее щедрых доноров для беднейших стран мира. (Мало утешает и то, что богатая нефтью Россия в этом отношении выглядит еще хуже. С другой стороны, активность Китая, наоборот, возрастает.)

Учитывая все это, неудивительно, что глобальное отчуждение Америки и распространившиеся в мире сомнения в лидерстве Буша постоянно растут. Одно весьма знаменательное явление происходит совсем близко от нас: в Латинской Америке усиливается связь между развитием демократии и ростом антиамериканских настроений. В прошлом наиболее интенсивные проявления массового антиамериканизма в основном ограничивались странами с коммунистическим режимом кастровского типа или националистическим режимом церонистского типа В последнее время, однако, массовая политическая активность и Латинской Америке приняла формы популистской демократии, а Соединенные Штаты стали мишенью для социального, экономического и политического недовольства. Две страны Латинской Америки с самым многочисленным населением уже открыто выражают свое возмущение американской политикой. Это Бразилия, недовольная тупиком «раунда Дохи», и Мексика, выступающая против иммиграционной политики США и обоюдоострых последствий заключения Североамериканского соглашения о свободной торговле, особенно для сельского хозяйства Мексики. Скоро популистская инфекция может распространиться на Центральную Америку и все карибские государства.

Эти негативные международные тенденции еще более усиливаются из-за алармистского тона внутренних заявлений администрации Буша по поводу новых глобальных вызовов терроризма. Она решила нагнетать атмосферу всеобщего страха перед лицом неясной и непредсказуемой угрозы. В прошлом президенты Соединенных Штатов во времена национальной опасности стремились проявить твердую решимость и создать атмосферу уверенности. Так было после Перл-Харбора и в худшие моменты холодной войны, когда ядерное столкновение (сознательно начатое или возникшее вследствие технологического сбоя) могло в течение нескольких часов привести к гибели более 150 миллионов человек.

Современная угроза терроризма даже не приближается к такому уровню. И все же, столкнувшись с возможностью опасных, но единичных актов терроризма, Буш счел нужным объявить себя президентом «военного времени». Этот официальный шаг разжег в обществе тревогу и произвел на свет великое множество «экспертов» по терроризму, занимающихся апокалипсическими предсказаниями. Средства массовой информации состязались чуть ли не в ежедневном изобретении различных ужасных сценариев. В результате стойкость национального духа превратилась в одержимость страхом. С распространением настроений, свойственных осажденному гарнизону, Америка рискует превратиться в общество людей, боящихся выйти из дома, изолированных от всего мира. Национальная традиция гражданских прав и способность стать примером воодушевляющей уверенности в достоинствах демократии пошли на спад.